Спасск-Дальний, как и любой провинциальный городок был тихим, сонным и зеленым. Мы в него ворвались с криками: «Ура»,- и распевая: «По долинам и по взгорьям». По разбитым дорогам  особо не полихачишь, и Саня ехал медленно, мотор не орал на высокой ноте, и не заглушал наше пение, и, собирая удивленные взгляды туземцев, мы радостно тащились через городишко.
- Чтобы с боем взять Приморье, - Саня срывался на фальцет, почти как у Дио. Это неформатное воспроизведение песни было больше похоже на баллады в исполнении Оззика, или Тейлора. Каждая рулада вызывала очередной ржач, от этого мотоцикл вилял и кренился. Чтобы хоть как-то разнообразить передвижение на убойном транспорте я развернулся, и, болтая ногами подпевал на повторах последних строк песни, - штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни.
- Лех, а вот скажи причем Спасск и Волочаевка? Между ними километров восемьсот будет.
-Сань, вот ты дебил, или где? У нас что говорят? Сто километров - не расстояние, сто рублей - не деньги.
-Ага, курица – не птица, и шмаль - наркотик, небо ебаный грибочек, рок-н-ролл – мертв. Все штампы собрали? А, нет еще: все бабы бляди, солнце фонарь, хлеба не надо - работу давай.
- Ну, тогда давай посремся на почве штампов и кича?
- Нет, давай петь революционные песни. По долинам и по взгорьям,- снова затянул Сашка, немного синкопируя и грассируя голосом. Мотоцикл лихо вилял промеж колдобин и трещин на асфальте. Каждая ямка отдавалась болью промеж ног и в позвоночнике. Саня уже как настоящий кавалерист привстал на подножках и притопил по бездорожью. Я сидел и орал благим матом на весь белый свет, проклиная дорожников, колдоебины, бугорки и ямки. На встречу часто стали попадаться грузовые машины, в основном тяжелые самосвалы. Участок дороги был избит и сломан. На деревьях растущих вдоль дороги и на траве, и на обочине появился странный налет, а дорога из асфальтной превратилось в сплошную колею избитую, избуровленую и  вытоптанную.

Мы уже ехали возле промзоны, на огромных красного цвета тряпках были написаны коммунистические лозунги, желтой, совершенно безумного цвета краской. А на главном здании было написано заводоуправление, чего-то там по производству цемента.
  -Нет, ну только погляди, везде трубы торчат, заводы, фабрики, цемент производят, а дорог нормальных нет, - завозмущался Сашка. На дороге, на обочине, на деревьях лежал толстый слой серой пыли. Встречные машины поднимали такую серую бурю, что дышать не хотелось. Да и за мотоциклом неспешно пылилось плотное облако. Вроде дорога улучшилась, и Сашка прибавил скорости. Мотоцикл радостно зазвенел на трассе, улетая от печального серого города.

Уже темнело и, в сиреневых сумерках, на  небе, разгорелась нереальная битва между ночью и уходящим днем. Багрово-красные реки текли с неба на землю, темные, почти черные прожилки внезапно переливались и сверкали огненными всполохами. Розовые облака стремились вырваться в стремительно темнеющее небо, и, прогорев ярким огненным танцем, исчезали в сиреневых сумерках. Мы заворожено смотрели на небо, задрав голову и, казалось, не дышали, боясь спугнуть невиданную красоту.
-Эх, фотик бы сейчас, - взволнованным голосом почти просипел Сашка, у него обветрились губы, и совсем замучил сушняк.
- Далбаеб, лучший фотик – твоя память, ты ж художник, так что можешь нарисовать.
-Сань, давай папиру-то, не стой истуканом.
- Не нарисовать, а написать, - поправил он меня.
- Написа-а-ать, - протянул я с легкой иронией, - Да вы как моряки, те тоже не плавают, а ходят. Только ты запоминай, потом напишешь, Айвазовский.
- А то, - не обидевшись, ответил Санька, - и напишу.

Не отрывая взгляда от чарующего неба, Саня молча протянул мне беломорину. А в небе все еще плясали краски, солнце и небо старались изо всех сил. Стало больше сиреневатых оттенков, но все так же борясь с наступающей темнотой, полыхал алым закат, и розово-белые облака плясали над горизонтом. И легкими, почти невидимыми мазками закат вписал в темнеющий горизонт нежный, почти персиковый последний луч. И он, отразившись от мерцающих облаков, затих, как уснувший ребенок. Приближалась ночь.

Возле Уссурийска, нас попытался остановить мент, но мы, как и посоветовал водила с дальнобоя, дали деру. Тем более, что кроме нас, на трассе никого не было. Но мент настырный попался, он завел свою «жигу», и попытался нас догнать. «ПСу» трудно было тащить двоих, но Саня не сдавался. Пригнувшись, как  легендарный «гонщик  серебряной мечты» Сашка, вывернув правую руку до упора, погнал мотоцикл в ночь. Мент не сдавался, он присел нам на хвост и даже мигалку включил. Потихоньку к нашей веселой,  компашки стали присоединяться ментовские машины. Из-за угла выскочил «УАЗик», раскрашенный в радостный желтый цвет, с миленькой синенькой полоской по бокам. Он резанул нам по глазам блок-фарой, немного ослепив, и почти перекрыл дорогу, но Сашка увернулся, и почти положив мотоцикл на землю, ушел в крутой правый поворот. Вцепившись в него как в спасательный круг, я висел бесполезным испуганным мешком, тихонько матерясь и подвывая. Я едва успевал ловить свое тело в виражах, вензелях и коленцах которые выписывал Сашка, пытаясь свалить от ментов. В один момент, оглянувшись, я увидел четыре машины, они ехали за нами, мигая огнями и подвывая сиренами. Всполохи от красно-синих ламп разбегались по стенам домов и отражались в темнеющих окнах и витринах магазинов. Сашка заскочил во двор, и, выключив свет, по наитию, тихим ходом покатился через огромный двор. Во дворе темнели какие-то постройки, и мы, проскользнув через них, выехали на другую улицу. Но и на ней нас ждала ментовская машина. И снова взревев, мотоцикл проскочил милицейский «жигуль». Я оглянулся, ментам пришлось разворачиваться, чтобы погнаться за нами. Саня влетел в следующий двор и запетлял по тропинке между пятиэтажками и едва втиснулся в проем между домами. За домом был огромный пустырь.  Прокатив накатом несколько метров, и потом еще метров двадцать волоча на себе заглохший мотоцикл, рухнули в бурьян. В небе совершенно спокойно блестели звезды, огромная и бесполезная полная луна тускло заливала светом окрестности. В окнах пятиэтажек горел свет, и мельтешили люди.
- Лех, дай закурить, а то нервяк шибает, я ебу.
-Сань вставай, погнали во двор, посмотрим что там, за одно и покурим.
- А коня?
- А конь пусть здесь попасется.
- Офигел что ли? Нет, я его не брошу.
- Да и не надо бросать, я ж говорю: «Пойдем, посмотрим». Успокоится все – вернемся. Ну-ну, давай, как местный партизан, закопай его еще, ветками закидай, полынью какой.
- Лех, я год работал на него. Он мне не на халяву достался. Вагоны растаскивал и на «Виншампани» грузчиком подрабатывал, а ты - брось.
-Да не пизди, пошли уже, - я встал протянул ему руку, -вставай, проклятьем заклейменный.
- Ладно, рванули.
- Рванули. А на «Виншампани» говоришь? Я там тоже подрабатывал. Знаю. Весь день сахар таскали, вагонов пять, наверное. Заманался, как цуцик. К проходной ползли с Мариком.
- А вы в цехах были?
-Нет, только на складах, куда сахар привозят.
- О, в  цехах там круто, особенно где готовая продукция.
- Нет, не был. Так вот ползем такие, как сейчас помню, руки дрожат, ноги дрожат. Курить, и то сил нет, - мы вышли во двор, сели на лавочке, возле крайнего подъезда. Закурили, огоньки сигарет замелькали в темноте, дым, испугав комаров, заклубился вокруг нас.
- Да, там когда наломаешься  на вагонах, жить не хочется.
- Не перебивай, история короткая, но поучительная, засмеялся я. – Короче мы уже выходить собрались, деньги получили в кассе и к проходной шли, а у проходной там, закуток такой есть, из него выскакивает мужичек, невысокий такой, но крепенький.

Во двор въехала ментовская машина и медленно поехала по периметру. Сашка занервничал. Заелозил на скамейке.
- Лех, по нашу душу.
- Да не бойся. Они мотоциклиста ищут с пассажиром, а мы как на них сейчас похожи? Главной приметы – мотоцикла нет. Короче, мужик вываливается, а в руках у него ведро, большое такое, эмалированное. И видно что тяжело ему – ужас, и ноша драгоценная.

Машина подъехала к нам, из переднего окна,  нам в лица посветили фонариком. Я зажмурившись, прикрыл рукой глаза, и, прищурившись посмотрел на ментов. Сашка вообще отвернулся, всем видом показывая, как они его за сегодня достали.
-Парни, вы здесь мотоциклиста не видали? – строгим голосом спросил кто-то из машины.
- Видали, вон туда покатились, - я махнул рукой в сторону соседнего двора.
- Да, Серега, - из машины раздался раздраженный голос, - давай, валим отсюда, искать их беспонтово. Ночь они уже на хате залегли, и сиськи телкам мнут. А у нас святое – водка греется. – и этот кто-то заржал, совсем  по идиотски, громко и фальшиво.

Затянувшись сигаретой, я продолжил, - а у него в ведре – не вино, а виноматериал. И он такой радостный,  кричит: «Парни вторым и третьим будете?»
Менты, еще раз осветив нас фонариком, тронулись с места, не спеша, тихо шурша шинами по асфальту. Габаритные огни их машины еще пару минут мелькали в темноте. Затем машина выехала на дорогу, двигатель фыркнул, и она исчезла.
-Так вот нажрались мы тогда с Мариком в говня, в зеленые сопли, под самый материк, как говорят археологи. А виноматериал - он коварный. Его пока пьешь, кажется что сок, ну, или компот. Ни градуса тебе, и не торкает вроде. Мы ведро вылакали на троих, сидим, улыбаемся слегка по-идиотски, но, как говорится:  все сказано, анекдоты рассказаны, бухло кончилось, пора и  меру знать. Вставать пытаемся, а земля штормит, и что примечательно, штормит сука, не меньше шести балов. Короче мы с Мариком по-моряцки обнялись и, заплетая ноги, пошли. Проходную - я еще помню, и как этого гаврика в тачку грузили. Очнулся утром, под боком какая-то телка, кровать не моя, да и комната не наша, На соседней кровати Марик похрапывает, ноги развалил.

В это время, снова во двор въехала ментовская машина. Она медленно подъехала к нам, и осветив нас с ног до головы с переднего окна раздался голос, - Вы мотоциклиста не видали?
- Ваши уже спрашивали, вон туда поехал, - я снова махнул рукой в темноту соседнего двора.
-Серега, ты мертвого заебешь, - раздался знакомый раздраженный голос, - Не они это! Все, хорош мозг ебать, ладно поехали. А то Михалыч уже всю голову мне по рации выебал. Вон в кабаке драка с поножовщиной, а мы, как долбоебы мальчишек ловим.
Машина снова фыркнула двигателем и исчезла в ночи. Саня, немного обалдев, посмотрел на меня.
-Да я и сам офигиваю, что им надо? – заржал я.
- Ты доржешься.попалят, -зашипел Сашка.
-Теперь нет, ну разве что еще раз круг сделают из-за настырности, во дворе никого нет, кроме нас.

Мы посидели еще минут пятнадцать,  больше никто не приезжал. Только одинокие мужики выходили на балконы покурить и огонек их сигарет мелькал в темноте. А потом по дуге летел к земле, чтобы взорватся мелкими красными брызгами. Мы вышли на пустырь и, подняв мотоцикл, покатили его к дороге. Возле одного из перекрестков я стрельнул сигарет, заодно узнав, как ехать во Владик. Мы снова поехали, уже в ночь. Удачно и без проблем миновав пост на выезде из Уссурийска через пару часов въезжали во Владик, где в общаге меда нас ждала братва, те еще приколисты и рок-н-рольщики.