Колюня Куницын разлепил глаза и зажмурился. В виске постреливало мутной болью. Ободранная скамейка покрылась капельками росы, и Куницына изрядно познабливало. Под головой обнаружилась бутылка с гордым джигитом на этикетке и надписью  «Хванчкара». Ручной совок, решил Куницын, терзая пустую тару. Зря, что ли, пойло объявлено контрабандным.
.
Не узрев логического абсурда, Куницын заметил всё же, что в бутылке что-то осталось. Он взболтал содержимое, отщёлкнул ногтем полиэтиленовый набалдашник и, прижав бутылочное горлышко к губам, запрокинул голову. Однако из бутылки ничего не вытекло, а напротив, вылетело едкое облачко зеленоватого цвета. Облачко вмиг обернулось взлохмаченным, тщедушным мужичком с трёхдневной щетиной,  одетым в телогрейку второго срока и нестиранные, мятые техасы; на ногах – башмаки типа "казак" с напрочь сбитыми каблуками.
.
– Та-ак… Ну, и кто будешь по жизни? – спросил Куницын без особого любопытства.
– Дух… Точнее, эманация твоего духа, – так же безразлично ответил мужичок.
От «эманации» Колюню явственно передёрнуло. Термин строился в один тощий ряд с Констанцией, поллюцией и облигацией... затем перед внутренним взором возник почему-то грязный ком постельного белья.
.
Куницын тряхнул головой, отгоняя накипь, и хрипло вопросил:
– Ты это, Сивка-Бурка. По щучьему веленью, ступайте, сани, в лес или нах...  короче, пивком не угостишь, гнида залётная? Слы ты, конь педальный!
– Сам ты каззёл! Я чё тебе, Хаттабыч? – беззлобно откликнулся незнакомец. 
Точным движением ногтя гнида залётная, она же конь педальный, сорвала металлический колпачок и опорожнила пол-литра неведомо откуда явившегося гиннеса.
Хуясе… яичко испечёт, да сам и облупит, невольно подумал Куницын и вздохнул: утро явно не складывалось. Эгоист, бля.
– А то! Порядок такой, – кивнул мужичок. 
Ему, похоже, было без разницы, откроет Колюня рот или нет.
Ещё и мысли читает. Вот гандон.
– От гандона и… кррыухх,– мужичок незатейливо рыгнул.
.
– Ну что ж… пойду-ка я снова спать, – Куницын встал неторопливо, по разделениям, отряхнул с себя остатки ночного праха и поплёлся в родные пенаты.
Мужичок столь же неторопливо тронулся следом.
Дома Куницын торопливо всосал из чайника мутные остатки заварки  и рухнул в койку. Что-то, однако, не давало уснуть... вовсе не то, что он улёгся в рубашке и в одной неснятой штанине – эка важность.
.
Он замер, прислушиваясь. С дивана, стоявшего напротив, доносились какие-то посторонние звуки: протяжные вздохи, за ними – мягкие шлепки... Куницын повернулся на другой бок и ошалело выяснил, что пришлый мужичонка пялит раком саму Мэрилин Монро, в её знаменитом чёрном платье в обтяжку.
Обтяжка, правда, с бёдер перекочевала в район подмышек. 
Во даёт Эманация!.. Блин, как обозвать-то его? Пришлец… пришелец? Ушелец…
Доннерветтер… в смысле, Мефистофель? Меффи – тьху, ахтунг какой-то...
Толян, Вован... Дух? Во, пусть будет Духан!
.
Мужичок, не прерываясь, кивнул: принято. Громко выдохнув – оухх, Духан отпустил роскошные бёдра Мэрилин, хлопнул актрису по пышному заду и промолвил:
– Как при жизни была в постели гавно-гавном, так и...
Мэрилин съёжилась, горестно всхлипнула и исчезла.
.
– От меня-то чего надо? – похоже, сон у Куницына совсем улетучился.
– Бездуховен ты, Колюня. Поступило указание восстановить твою триединую сущность.
Ты же у нас, придурок, богоподобен. А нам расхлёбывать…
Мужичок прерывисто вздохнул. Запахнув так и не снятую телогрейку, прошёлся по карманам, размял тремя перстами сигарету без фильтра и с наслаждением закурил.
– И какие будут предложения? – вяло поинтересовался Куницын.
– Да вот у меня... – мужичок выхватил из воздуха чёрный кейс, щёлкнул замками – кейс обернулся ноутбуком с уже включённым инетом и заманчиво блестящей заставкой. Переливчатый блеск заиграл и в припухших глазах Куницына.
.
– Ух ты... Стрелялки есть?
–  Есть кое-что получше. Я отведу тебя в литресурс…
–  Хуух, я-то думал... лучше в сортир отведи, или снеси вон хуй поссать, если руки помыл.
– Я ж говорю, бездуховность, – мужичок брезгливо передёрнул плечами. – Так, садись и набирай: тройное даблъю…
– И чё теперь? 
– Теперь залогинься. Псевдоним себе придумай.
– Ээээ...
–  «Ээээ» нельзя – беспредметно.
– Ну, типо, Рваный там...Чичара. Ёбарь-Блудун? Пересвет Залубеич? Папик Нивашев?
– Ты не на сходняк пришёл, и не в блудняк. Думай ещё, гавнюк…
– Тяжело с тобой, Духан. Во, а пусть будет Духан!
– Нет, Духан – это я. А ты, мм… Кабздыхан. Нет, тоже не годится.
– Заманал, Эманация! Ладно… я тогда буду Юрский Ящур!
– Гы-ы, замётано!
.
Они по-братски склонились над монитором. Через два часа мужичок нехотя отвернулся от светящегося экрана, расстелил на журнальном столике последний выпуск медицинской многотиражки "Здоровье не впрок", разложил на нём крупно порубленную докторскую колбасу, два варёных яйца в поломанной скорлупе с приставшими хлебными крошками, мятый маринованный помидор и две жестянки с пивом.
– Чё у нас тут, банкет командировочного? – весело спросил Куницын, порядком взбудораженный прочитанным.
– Да ешь, чего уж... главное, посуду не мыть.
.
Под утро Духан проснулся от барабанного стука и сел, с трудом разлепив глаза – точь-в-точь похмельный Куницын. Новорождённый Юрский Ящур, уставясь в экран монитора, самозабвенно лупил по клавишам.
– Ты чё, Колюня – ещё не ложился?!
– Такое дело... Заслал креос, а мне говорят, фтопку! И срач какой идёт в чатах – мама не горюй… да, ещё олбанцкий надо освоить.
Короче, спи – не до тебя!
.
Мужичок протяжно вздохнул, покрутил головой и уткнулся в подушку.
Задание было выполнено.