Наш двор в народе носит поэтическое название — «Кишка». Сие гордое окололитературное погоняло он приобрел, благодаря хитровыебанному анатомическому строению, которое ему придали отцы-архитекторы. С высоты птичьего полета дом, опоясывающий дворовую площадку,  напоминает гигантскую букву «L» из латинского алфавита с изогнутой на манер фашистской свастики  нижней частью.
Кишка — это, конечно, не Исакиевский собор, а банальная девятиэтажка типовой застройки с прилегающей территорией и всеми прелестями массового скопления народонаселения.
Все это авгиево подворье является ареной обыденной жизни, где круглый год пинают мяч-копыто, влюбляются-совокупляются, пиздятся-мирятся, спиваются-похмеляются и т.д. В большинстве своем эти истории не заслуживают того, чтобы их занесли в исторические анналы.
На хуй никому не нужны подробные летописные отчеты, поскольку каждый может наблюдать подобную поебень, что называется, в режиме он-лайн. Для этого достаточно просто не полениться и высунуть на полкорпуса свой любопытный ебальник из окна.
Однако благодаря неистощимому героическому распиздяйству отдельных креатиффных личностей, населяющих Кишку и ее окрестности, рождаются стебные сюжеты, скрашивающие наши серые блудни.

Кастро де Руба — потомок конкистадоров и Писькин Внук
Вадяс — один из самых уважаемых обитателей Кишки, поскольку, во-первых, живет здесь с самого рождения, а, во-вторых, он просто клевый камрад, с которым можно запросто посидеть на лавочке, выпить бутылочку пивка и попиздеть за жизнь.
Фамилия у Вадима невротебательски редкая как клюшка в Африке. «Каструба» — так звучит это гордое и удивительно загадочное слово. Загадочность этого термина настолько велика, что даже вездесущий Интернет нихуя не может прояснить, что обозначает эта (или это?) самая Каструба. Всяким Яндексам-хуяндексам все время кажется, что автор объебался при наборе этого понятия, и они заискивающе вопрошают: «А, может быть, вы имели в виду «раструба?».
Сам Вадим по поводу этимологии собственной фамилии однажды припизданул весьма оригинальную версию, которая при должном литературном таланте могла вылиться романтический креатифф, который при умелом пиаре дал бы весьма некислые кассовые сборы.

Вроде как основателем его рода был некий легендарный испанский дворянин Кастро де Руба, спасавшийся толи от преследования инквизиции, толи искавший удачи на русской земле подобно Фрациско Писсаро или Эрнану Кортесу. Короче, хуй знает, что этот конкистадор при пизде, при шпаге делал в нашей Богом забытой стране, но от него пошли гулять и плодится по свету все русские  каструбы.

Мы, конечно, ахуели, внимательно выслушали всю эту историю и даже почти уверовали в нее. Однако благоговейного трепета, увы, не испытали, и тут же переделали его древнее родовое имя из Каструбы в Мастурбу, над чем трещали на протяжении всей последующей недели.
В довершении всех бед в один из зимних вечером, когда все юные джентльмены Кишки, спасаясь от мороза, резались в карты на лестничной клетке шестого этажа одного из парадных, кто-то (возможно, ваш покорный слуга) придумал и пизданул в народ словосочетание «Писькин Внук». И почему-то эта фразочка сразу стала крылатой и намертво приклеилась к Вадику. С тех пор Вадик стал Писькиным Внуком, а сокращенно просто Внуком.
 
Дристострадалец
В школе Вадяс был дисциплинированным мальчиком, за которым не числилось хулиганских выходок и безумных проделок. И все же один эксцесс в его школьной биографии имеется. Наш герой нашел на свою жопу (в прямом смысле) приключений, а, правильнее сказать, сама задница ввергла юного Каструбу водоворот весьма недвусмысленных ситуаций.
По календарю в тот знаменательный день была заявлена зима, и средней тяжести морозец пощипывал ёбла сограждан, легкой рысью мчавшихся по своим блядским делам. Вадик, от природы бывший теплолюбивым существом, также поддался общему настроению и весьма энергично пропиздогалопировал в объятия родимой школы, которая благо была в двух минутах хода.
Привычный ход учебного процесса в тот день смущало лишь отсутствие воды, по поводу чего предусмотрительно были заперты все школьные комнаты отдохновения и размышления. В принципе особой трагедии закрытие сортиров не сделало: скорее, наоборот, уроки были сокращены, и день быстро и радостно семимильными звонками пиздовал к обеду.
Бурлил недовольством только кишечник Вадима, который с каждой минутой все более напоминал Париж весной 1968 года. Вадяс вначале не придал особого значения революционному рокоту брюха, а, возгордившись, решил, что дотерпит еще сорок минут до дома, как два пальца об асфальт. Однако его мудрая жопа выразила вотум недоверия мозгу, и, выпустив пару предупредительных газовых гранат, пошла на штурм Бастилии, подобно злоебучему кавказскому горному селю.
Вадим молниеносно понял, что в игре «срать хочу, но жду минутку» он поставил не на ту лошадь. Действовать надо было смело, решительно, а самое главное быстро. За считанные секунды, наш герой накинул на плечи пуховик, смахнул учебники в сумку и пулей вылетел из здания школы, где на всех сортирах предательски висели амбарные замки.
Он мчался по улице подобно древнегреческому богу Гермесу в крылатых сандалиях, размахивая портфелем как кадуцеем (жезл вестника богов). Мысли мелькали как метеоры в августовском ночном небе — зловонючий гейзер клокотавший в районе нижней части живота был на подходе.

«Все. Пиздец. Не успею.», — гражданина Каструбу охватило мучительное отчаяние. Милый дом и родной толчок с потертым деревянным сиденьем показались недостижимой туманностью Андромеды. Триста метров до порога родного дома выросли в миллионы световых лет. Школьный двор показался ершалаимской Голгофой, эшафотом на Гревской площади Парижа, где ученик 9 класса, сбежавший с урока, был приговорен к публичному обдристыванию собственных штанов.
И вдруг, когда он уже был готов сдаться, остановиться, брызгая грозными слезами ярости, навалить-таки от чистого сердца в собственные штаны,  впереди замаячила спасительная щель настоящего армейского окопа с маленьким гостеприимным блиндажиком.
Эхо холодной войны, дочь ДОСААФа, сестра зарницы — школьный окоп и блиндаж — примитивное военно-инженерное сооружение. Эти исторические атавизмы уроков начальной военной подготовки еще местами сохранились при зданиях старых школ.

Но вернемся к нашему герою. Его сердце возликовало, а душа наполнилась надеждой. Мысленно вознеся хвалу небесам, он направил свои стопы в атаку на окоп аллюром три креста. Вадим бешено гнал свое тело к спасительному укрытию с тем неистовством, с которым армия Ксеркса штурмовала Фермопильский проход с засевшими там тремя сотнями спартанских десантников во главе с комбатом Леней..
Вихрем ворвавшись в блиндаж, он моментально сорвал с себя брюки, впрыгнул на корточки, и в ту же самую секунду дристанул столбом серы и пепла, освобождая кишечник от скопившихся восставших каловых масс. Опердененный салют продолжался не более минуты. Это время показалось Вадику одним продолжительным оргазмом облегчения: за спиной вырастали и расправлялись крылья, душа и тело были готовы воспарить, хотелось петь, смеяться….
Завершив процесс, он уже было потянулся к портфелю с явным намерением выдрать пару листом из тетради по алгебре, чтобы начисто подтереться и покинуть нечаянно обретенный туалет, как его взгляд упал на пол. Это была катастрофа.

«О, ебаный в рот!....», — единственное что смог выдавить его ошарашенный и сразу сникший интеллект.
Срывая впопыхах штаны, дристострадалец не заметил, что присел под предательски опасным углом, который автоматически нацелил его анус на спущенные брюки. И результате все то, что он так трепетно нес в дар на унитазный алтарь, оказалось щедро навалено там, где его в принципе быть не должно.
Лужа дерьма внушала отвращение, жгла стыдом…

Надо было что-то делать, жить дальше. Отойдя от первичного культурного шока, Вадик внезапно осознал, что на улице не май месяц, и его ноги и коварная срака подвергаются весьма суровым климатическим испытаниям.
Домой, скорее домой! Прочь проклятого бомбоубежища!
Он аккуратно полностью снял штаны, по мере сил вытряхнул оттуда говнище. Потом кое-как прикрыл срам, одел ботинки, и, подстегиваемый морозом, в пуховике с голыми ногами, как мартовская барышня затрусил в сторону дома.
Через минуту Вадик вошел в дверь своей квартиры с портфелем и обдристанными штанами. Мама, конечно, не обрадовалась тому, что сын принес домой вместо «пятерок» измаранную говном одежду. Однако сына простила и даже по-матерински пожалела.
— Он у меня все-таки хороший, — подумала она, глядя на продрогшего обдриставшегося сынулю, — хотя, конечно, и редкостный засранец!