Лето в Хабаре жаркое и душное. Только зелень деревьев и ветер спасает от неутомимого солнца. В автобусах сразу осознаешь, что такое запах людской. От народа чем только не несет. ЛИАЗ медленно ползет с Амурского бульвара на Карлуху, и натужно гудит. В динамиках на высокой ноте пищат помехи от генератора. Глоток свежего воздуха на остановке воспринимается как божья благодать. По длинной  серо-белой лестнице спускаюсь к Амуру.  На пляже уже вся туса: Сашка, Марат, Игорь. Мы все познакомились еще на абитуре, в общаге и в колхозе. Сблизила игра на гитаре. Саня играет хард, у него хорошая техника и высокий голос. Блекмор, конечно, нервно дрыщит за углом, но все-таки. Марат все пытается писать песни в стилистике а-ля рус, а Игорь, наслушавшись странных песен «Дорз», зависает на медленных и медитативных мелодиях.

-Хорошо сейчас на Шаморе, океан, песочек, девки в купальниках,- Саня мечтательно закрыл глаза.
-Что тебе здесь не хватает? Вон смотри, какая коза, ноги от сережек.- Марат потянулся всем своим телом, - мне в армейку идти через неделю. Еще один экзамен и на хуй.
- Да ладно, вон Игорян госы сдает, а ему уже тоже повестку прислали. Будет с китайцами кисточками биться, посредством искусства каллиграфии.
- Парни, хорош гнать, в мореманы заберут и будете якоря по три года надраивать, - Игорь самый серьезный среди нас, он заканчивает худграф.
-Да уж, я свое отдал, в связи. Служил по-разному,- Саня щурится, ему солнце бьет в глаза, - Всякое бывает, главное парни стойте там за себя. Иной раз отмашку дашь, и отстанут на всю службу, а некоторых так все два года в чмырях держат.
- Бля, заебали про службу, давайте про девок, - Марат пока единственны реальный кандидат на послужить в СА.
- Слышишь? А погнали во Владик смотаемся, там пару дней, а потом ты в армию пойдешь?- жара повышает количество авантюризма в крови.
-Не, ну на фиг, я по старинке в общаге оттянусь.
И снова тащит свои воды Амур, на берегу девушки в купальниках открывающих все на свете. Справа от пляжа, есть местная знаменитость – Утес, там организовали кабак, и с 11 утра уже можно купить выпивку. Забуриваемся туда в тихую прохладу нижнего бара. Начинается очередная предотвальная пьянка. К вечеру поднимаемся на Карлуху и идем «бомбить Байконур». Так называется покупка водки у таксистов. Почему Байконур никто не знает, хотя есть вариант, «Байконур» - футбольная команда таксопарка.
Мысль поехать в Приморку колотится в пьяных головах. На улице слегка отпустила жарища, на город рухнула черная, звездная ночь. Идем по Карлухе, настроение веселое, слегка прикалываемся над биксами. Саня досконально изучил автомат с газводой. Знает куда его надо стукнуть, чтоб налить с сиропом, или без. Стоит по заказу выстукивает -  самый попс, это когда полстакана сиропа, и полстакана воды.

В общаге прощаемся, и расходимся по комнатам. В комнате, где живем мы с Маратом  подозрительно шумно, вламываемся, приперся Мыслитель с телками, уже разливают теплую водку, и девки шустрят, как пчелки, режут помидорки и огурцы. А на столе стоит огромная кастрюля с макаронами – общажным деликатесом. У Марата мама присылала с Охотска то красную икру, то рыбу, так что иногда кроме подарков дальневосточной природы и жрать особо не было. Однажды мы устроили бартер, икра против макарон, с тех пор и прижилось, что макароны – деликатес. А что еще вы хотели в общаге, где живут студенты со всего Дальнего Востока?  Мы даже в пивняк ходили с хвостом чавычи или кижуча. Кита и горбуша за рыбу не канала. А так, обычно местные любители пива велись на красную рыбу, и мы делили стол – они пиво мы закусь.



Что толку описывать общажную пьянку? Она как война беспощадна и как победа коммунизма неизбежна. Девчонки умудрились за пару минут нашустрить закусь, на столе появилась  теплая, но, тем не менее, все такая же вкусная водка, ящик «Огненного танца» спрятался под кроватью, а за столом организовалась могучая кучка. Походу пьянки, каждый выделил себе объект обожания. Это такая общаговская игра, каждый раз девушки идут бухать, чтобы не трахаться,  и каждый раз трахаются, потому что бухают. Первые два часа строят из себя ни разу не целованных целок, зато потом всю ночь на двенадцати квадратных метрах в четырех койках то и дело раздаются охи и ахи, переводимые на вполне понятные: «Я, я, дастишфантастиш.»

Вот и в этот раз сидят метелки, со второго курса, уже на ебалетах написано, кто на кого из нашей когорты глаз положил, но все так же краснеют и пунцовеют от слова хуй, и тупо опускают глазки от прямого взгляда. Ну и каждый из нас вьется котом вокруг да около, и на тебе подолью, подложу, а давай я тебе помогу, а вот пойдем потанцуем. Какой там танцевать, места нет в толчок выйти спокойно. Пьянка идет по нарастающей: уже руки бродят под юбками, уже краснеет лицо не от стыда, а от выпитого, уже и свет ни к чему и так хватает романтичной свечки, уже все - ложимся спать. В середине ночи, устав от студенческого секса встаю, наливаю себе полный стакан водки, и пропадаю в темноте.

Прихожу в себя в поселке Корфовский, он знаменит тем, что здесь Арсеньев с Дерсу Узала познакомился, про них еще кино снял Куросава. Сижу на остановке автобуса, как мудак, никого рядом,  деревня еще спит, каким макаром занесло, за полста километров от Хабары, сам черт не ведает. Пока я осматривал себя, и местность, из-под руки покатилась и разбилась в дребезги бутылка водки. Своим слегка заторможенным сознанием с удовольствием отметил, что она была пустой. Нашел колонку, залез под нее головой,  автоматная трескотня в мозгах слегка угомонилась. Вышел на трассу, но машин еще нет. Присел на камень сижу, смотрю, как солнце встает, над пологими старыми сопками Хехцира. Говорят сюда вернулись тигры, несмотря на близость города.

Издалека завыл двигатель , толи «зилок», толи «газон», выскакиваю на дорогу, машу рукой, хочу обратно в город. Натужно воя из-за поворота показалась ступа, или ступебеккер, как его еще любовно называют, стопятидесятый ЗИЛ. В старой кабине обклеенной фотографиями из «Огонька» сидел толи нанаец, толи удеге, малых народов много на Амуре живет.
-Однако, садись, - немного хитроватый взгляд раскосых черных глаз, - мало подвезу, я в Хор еду.
Не соображая, где я и в какую сторону Хор сел в кабину. В ней пахло шмалью, бензином, и прогоревшим маслом. Я молчал, за то водитель соловьем разливался про свою жизнь, про молоко, которое везет в лагерь, про жарищу, навалившуюся внезапно, про отца во время Второй мировой ставшего снайпером, и мать вытянувшую двенадцать детей. Сделав свои и без того узкие глаза еще хитрее, он начал заливать про телок в их деревне, хвастаясь своими многочисленными победами. Мне было плохо, голова отваливалась, в горле стоял прогорклый ком, и мучила изжога. Мысли отсутствовали напрочь. Еще и солнце, издеваясь, притопило со всех сил, и кабина превратилась в парную на колесах.
-Все приехали – остановка Березай кому надо вылезай, - водитель лихо остановился у поворота в поселок
- Я туда, - махнул он рукой, - а тебе куда?
-В Хабару,- уныло сказал я.
-Ха, первый раз такой дурак вижу, Хабаровск в другую сторону,- засмеялся он, и машина укатила в поселок.