Автобус мерно покачивало на вечно-ухабистых дорогах. Спать в автобусе, иногда целая наука. Узкое, не совсем удобное кресло, откидываю его назад на максимум,  и пытаюсь в него закорячиться всем своим не маленьким организмом. С усталости рублюсь за пару секунд. Автобус неспешно крадется в ночи, иногда останавливаясь и выпуская пассажиров. Сплю чутко, на каждой остановке мутным взглядом оцениваю обстановку. Как правило, основные пассажиры - пожилые тетки. Они выходят из автобуса, вытаскивая с собою - корзины, авоськи, какие-то сетки, мешки, и прочую дребедень. Наверное особенным шиком у них считается тусить на задних сидениях, а потом пробираясь через весь салон громко обсуждать какого-нибудь Ваську или Петьку. Задевая своими огромными бегемотоподобными задницами сиденья, и шоркая бедрами по плечам, наступая на багаж остальных, не так удачно усевшихся пассажиров. Высшим пилотажем у таких особей считается, что удачно выходящая женщина должна отдавить как можно больше ног, развалить максимум багажа, растоптать весь урожай противника и как можно больше людей задеть своими сумками. Все это делается без извинений, с топотом, которому позавидовал бы и слон, с легким матерком, органично вплетенным в суржик.

На одной из остановок заднее, самое широкое сиденье освободилось. С привычным уже уху гэканьем, автобус покинули две настоящие матроны. Настоящие потому, что в их речи, всего один раз прозвучал мат, и тот был, скорее всего, продиктован местными традициями. Я собрал свое барахлишко, и залег на заднем сиденье, подложив рюкзак под голову, а гитару прислонив к окну. Это меня и сразило на повал. В три часа ночи, я очнулся от, того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Потянувшись, я сделал активный первый вздох после сна и задохнулся. Отсутствие свежего воздуха давило гортань и жгло легкие. В воздухе стоял запах сдохшей крысы, в жуткой смеси с вонищей стухшего яйца. Сначала я думал, что это водитель, разозлившись на меня за сон на заднем сиденье бзднул мне под нос. Но, когда я выскочил на улицу вонь усилилась. Видимо в моих глазах было столько ужаса и не понимания, что водитель усмехнулся и, прикурив сигарету, спросил, - Первый раз в Гениченске?
- Первый, а что?
- По глазам вижу,- усмехнулся он.
- Чем так воняет?
Водитель откровенно рассмеялся, - Азовскими лиманами и сероводородом. Ты через нос не дыши, пока пообвыкнешь, дыши ртом.
Дышать не хотелось вообще. Я не скажу, что с обонянием у меня все хорошо как у собаки, но такой удар в нос я не испытывал никогда. Дышать даже ртом было проблематично, каждый вздох вызывал раздражение, и легкий рвотный рефлекс. Я спешно закурил, стараясь дымом сигарет перебить вкус сероводорода во рту. Автобус, окутав меня черным, дизельным  выхлопом, уполз по ночной улице. Я  ненавижу запах недогоревшей солярки, но в Гениченске этот запах для меня  стал глотком более привычного воздуха. Делать было нечего. Городок я совсем не знал, да и не сюда я стремился. До Судака еще километров триста-четыреста. На вокзале, куда меня забросила судьба, росла чайная роза. Я нарвал огромный букет, и, засунув нос между белыми нежными бутонами, пошел искать пристанища.

Вся прелесть путешествия налегке в том, что как улитка, все можешь унести на себе. Закинув за спину рюкзак с гитарой я пошел шляться по спящему городу. Как и все маленькие провинциальные городки Гениченск был малоэтажным, ухоженным и зеленым.
Гениченску на вскидку, примерно три века, хотя явно и до официального дня рождения здесь были поселения. Через Гениченск шел путь «из варяг в греки», и даже краем один из маршрутов  шелкового пути. Скитаясь по невысокому центру города, я читал названия улиц, и рассматривал старые дома. Как похожи маленькие провинциальные городки! Этот угол славился солью и рыбой, источниками и полезными водами, санаториями и здравницами. Я вышел на берег. Мелкая галька, и легкий прибой, на воде блестит лунная дорожка. В небе снова звезды сошли с ума, и блестят золотистыми  точками. Романтика! Но, все это так воняет, я не подозревал! Воняло ото всюду, и везде. Воняло с неба, и из звезд, от рассвета и даже от солнца, выпрыгнувшего из-за горизонта. Воняли местные клумбы, заросшие цветами, названия которых я не знал. Воняли дома, и исторические достопримечательности в центре города,  в количестве три штуки. Воняли пирамидальные тополя, кипарисы, акации, вишни, абрикосы и персики.  Вонял знаменитый гениченский порт, рыбзавод и пляж. Воняли местные санатории и здравницы. Воняли местные мочалки и пелотки. Я вернулся на вокзал. Сначала я не обратил внимания, но вокзал в Гениченске был похож на ларек по продаже пива, наверное, это про него сложили всенародную песню «У павильона «Пиво-Воды», но и он вонял. Вонял мой рюкзак и гитара. Вонял весь мир, и даже я уже протух и вонял.  Я решил вернуться на вокзал. За мною строем шли красноармейцы, бравшие Перекоп и белогвардейцы, успешно просравшие гражданскую войну. За мной шли жертвы «белого беспредела» и «красного террора», погибшие воины крымско-турецкой войны и Великой Отечественной. За мной шла история нашей страны. От всего этого несло смрадным духом разложения.  История воняла, как Гениченск, как Азовское море.

На огромном табло мерцало время 05.23, а под табло висело расписание. Электричка на Симферополь в 6.15. Боже, какое счастье, выехать из этого вонючего угла через 50 минут! Я присел на скамейку у вокзала. Через розовый букет прорывался местный, затхлый пахнущий стухшими яйцами воздух. Сидел и смеялся, вот он, анекдот из жизни, новый аромат - кто-то насрал в розовый куст. Причем этот кто-то, явно вчера перебрал с китайской кухней. Лязгая сочленениями, приползла электричка. Я зашел в обшарпаный вагон и  снова лег. В вагоне было темно и пусто. Свет не включали из экономии что ли? За окном снова серел рассвет. Под перестук колес я рубанулся.

Проснулся я уже в Симферополе. Если и есть синоним слову праздник – это вокзал в Симферополе. Я вдыхал полной грудью и пел. Я сочинил гимн и оду Симферополю, но, выпив местного вина, сразу забыл. Я купил килограмм абрикосов, и, давясь, их свежей сочностью, пошел бродить по окрестностям, совершенно опьянев от свободы, солнца и воздуха. Я кричал в своем безумстве тосты и закатывал пиры. Я рвал на себе рубаху и радостно кидал в небо шляпу. После вокзала в Симферополе нет ничего красочней и желанней, нет ничего надежней и радостней. В пламенном и фантастическом оргазме я уткнулся в расписание. Электричка на Севастополь через 15 минут. Я подобрал свои радостные оды и помчался на второй путь.