Всего смертных грехов семь:
Гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, обжорство, лень.

    Она громко стонет, ее тело выгибается дугой. Лицо искажает гримаса удовольствия. Я чувствую, как серия спазмов охватывает ее горячее влагалище. Они проходят волнами через все ее тело. Я всаживаю в нее член как можно глубже и замираю… Ее крик… мои мокрые волосы, слипшиеся на лбу… смуглая фигура на фоне белой простыни… тонкие ладони, что лежат на моей спине… Я лишь медленно наполняю воздухом грудь, что, кажется, стала необъятной… Потом ее тело расслабляется. Я делаю несколько быстрых движений и тоже кончаю…

    Она старше меня на 24 года. Ей сорок два. Но она еще очень даже может дать фору любой из моих одногруппниц. Она ревностно следит за собой. Но ее выдают  неглубокие морщины. Вокруг глаз, на лбу, на шее… а еще тонкие узловатые сухие пальцы и две черты, что спускаются от крыльев носа к уголкам рта… И все же, она еще красива. Своей последней, увядающей красотой. Как бывает красива ранняя осень, что поражает взор буйством красок. Перед тем, как оставить лишь черные скелеты деревьев и серость пасмура.

    Мне интересно, что ей нужно от меня больше: ебля или понимание того, что она еще способна нравится молодым и красивым мужчинам. Но трах… это что-то невообразимое. То ли все женщины в климатический период стараются побаловать свой увядающий бутон рекордным метражом… То ли она всю жизнь была нимфоманкой… Но ебется она до полного моего изнеможения. И с каким энтузиазмом она это делает… она словно наслаждается моим телом. Она любит делать мне минет, ласкать меня всего руками… и языком… Но требует того же и по отношению к себе… Я не перечу ей. Я понимаю… для нее я последний аккорд, лебединая песня…

    А еще мне нравится эта наша с ней связь. Мне нравится сам факт того, что она скоро начнет увядать… Знаю, глупое эстетство, но… Но как меня заводит одна только мысль, что я собираю последний урожай ее красоты… А еще меня устраивает ее отношение к сложившейся ситуации. Для нее я совершенная модель вибратора. Она не требует от меня ничего, кроме секса. На нее не нужно тратить деньги и обаяние. Она сама из кожи вон лезет, чтоб понравиться мне… ну а деньги… она почти не тратится на меня… почти…

    И все же, мне противно… Несколько первых часов после нашей очередной встречи, я чувствую себя так, словно вступил в говно. Мы прячемся, как преступники. Она боится, что узнает ее сын. Я боюсь, что узнают родители, друзья и одногруппники. Все второпях… Внезапный звонок, она говорит, что ее сын ушел и будет нескоро. Я тут же срываюсь и еду к ней…

А еще я вспоминаю Рому. В Твери мы жили в соседних квартирах. Небольшая семья, с достатком ниже среднего. Он. Закомплексованый студент паршивенького ВУЗа. Мать. Некрасивая женщина, подрабатывающая судомойкой, дворником, еще хуй знает кем… Отец. Алкоголик, который был обузой для них. Однажды его задержали за что-то там и отмудохали. Он скончался спустя двое суток – отбили случайно печень… а српустя пол года… Стены в доме были тонкие, слышимость отличная… Рома спал со своей матерью. Он не мог найти девушку – комплексы. Она - трахаля… До чего же противно было слышать… ТАКОЕ… Рома был старше меня на четыре года. Я отлично помнил, как в детстве мы играли всем двором… строили шалаши в парке и расстраивались, что их ломают спустя дня два… стреляли друг по другу рябиной из трубочек с напальчником на конце… А тут он… трахает свою родную мать… надеюсь, он так и не понял, почему я перестал с ним здороваться…

Я снова пошел домой через парк. Так ближе. Зря пошел. Сегодня я вижу, как какой-то мужик ссыт под детскую горку. Ну, горки в любом городе есть… лесенка и блестящий спуск… по краям бортики с нарисованными цветочками, кружочками… в Твери такая была под домом почти. И тут, какое-то бухое мудло под такую горку ссыт… Скотина, ты не под горку ссышь… ты под символ моего детства ссышь… того детства, когда я еще не знал, что все люди сволочи и ублюдки. А я среди них - самый главный уебан… Вокруг ни души. Пьяный мудак даже не слышит моих шагов… или ему по хер. Но мне-то нет… Скотина, на этой горке дети маленькие играют… Я разбегаюсь и пинаю ублюдка. Не повезло ему. Его лицо было как раз напротив бортика. Мощная подача, и мужик бьется лицом о железо, покрытое облупившейся краской. Гулкий звук удара. Мужик падает на землю. Несколько секунд я стою над ним и не знаю, что делать дальше. Из ступора меня выводит темное пятно, что медленно растекается под его лицом…

Бежать…

Дома на балконе я жадно курю. Пальцы мелко дрожат. Мудак, я же мог его убить… Или убил уже… сука… виноваты тебе все… Все тебе херовые… Мне на плечо ложится рука:
-Душ там принял?
Я вздрагиваю и с испугом смотрю на папу. Потом переспрашиваю.
Он закуривает:
-Да ладно… - с тихим треском раскуривает сигарету. – Мы с мамой еще месяц назад все поняли.
-А да… хорошо… - отвечает кто-то за меня. Сам я ничего не понимаю. Смотрю на темнеющее небо. Вижу серые облака со светящейся розовой каймой. И путаюсь в мыслях окончательно.