(по мотивам «Транс-2», «Максимка-пёс», «менеджер с йогуртом»)


Сполз с дивана, волоку себя на кухню.
С ненавистью к себе, к дивану, к кухне.
Как сквозь плавающий сбитый прицел смотрю с отвращением на свои босые ступни. Они то удаляются, и я смотрю на них с десятиметровой высоты, то приближаются, я почти чувствую их запах.
После кифы всегда так.
Роберт правильно говорил, только я, мудак, не слушал, смеялся. «Простокваша – чума прямой кишки, кифа – полная чума».

Не верил, блять, подумаешь, хуйня какая. К тому времени я прошёл уже всю тему: ацидофилин, ряженку, айран, полгода сидел на варенце.
Варенец – редкая, блять, штука, побегаешь, пока найдёшь. И вот уже год как подсел на кефир. Первые два месяца было легко и весело –  четыре раза в день дефекация обеспечена, кайф от  мгновенной просрашки не описать.
И удобно - не надо пакет трясти полчаса, как ряженку, озираясь по сторонам, в холодном поту.
Быстро высыпал, принял, готов. Этим удобством дилеры и подкупают, блять.

Через полгода вспомнил Роберта, поздно.
Роберт, кстати, совсем сорвался к тому времени. Лактоза у него уже не усваивалась, даже из детской молочной кухни, варил всякую дрянь. Кору крушины, лист жостера, даже картофельный сок пил.
Связался с лаврушниками с Даниловского рынка, покупал у них самопальный мацони из козьего молока.
Ночью прихватило его, упал с дивана, в лепёшку. Даже похоронить не успели.

По всей кухне разбросаны смятые картонные упаковки от кифы, одноразовые пластиковые стаканчики с засохшей белой сморкотиной внутри. Обычный утренний набор.
Пошарил, проверил – нет, всё пусто.
Сколько раз обещал себе, клялся, оставлять на утро. Хуй там.
Не то что «Весёлый молочник», даже Лианозовское дерьмо всё до капли.
Не просрусь ведь теперь.

Сел на табуретку, обхватил голову руками. Подошёл хомяк Тюпа, ткнулся мне резцами в щёку.
Что тебе, дурашка?
Три дня под кифой, я и забыл про него. Он съел весь героин из бонусного пакета, обгрыз ампулы с морфием, которые валялись у меня уже несколько лет, с тех пор как работал торговым представителем  в сетевой хуйне «Уколись-ка».
Тюпа что-то пискнул жалобно, шмыгнул носом.
Что ж я с ним делаю, блять.

Недодумал, недожалел. В кишечнике задул ледяной ветер, печёнка билась о рёбра, визжала поджелудочная.
Организм требовал кифы. Хули, за последние полгода привык уже по пятнадцать раз в день просираться, утром – как минимум три. В хорошие времена смешивал в равных долях кифу с касторкой, догонялся ревеневым корнем, в хуёвые – а они были чаще, в двадцать раз чаще – брал в аптеке ебаные колеса – регулакс и дюфалак. Давился, пихал в себя, плакал, но жрал.
Лишь бы высраться.
Тот, кто насухую не сидел часами на толчке, в муке ожидая прихода высера, никогда не поймёт этого гудения в кишках, смертной тоски сфинктера.

Позвонить Диане, чтоб привезла?
Нет, не буду.
Зарёкся контачить с девками, подсевшими на клизму. Ни хуя не получается – или подсядешь на эту тему сам и, отталкивая её в сторону, спешишь захватить единственный наконечник ( конечно, одноразовые бы надо, да бабла на них не наберёшься), или – разбегаться.
Она живёт в своём прекрасном блаженном мире, где вставишь наконечник – и пожалуйста. Дефекация мгновенна и легка, ей никогда не понять этих мучительных пятнадцати минут ожидания прихода высера. Я  для неё – серый тупица, не секущий фишку.
Вспомнил, как принёс ей в день рождения пакет мелиссы с ромашкой.
Как она радовалась!
Как ребенок!
Не дослушав поздравлений, побежала заваривать, полтора литра кипятка всегда в термосе, хули.

Тюпа продолжал тыкаться в ногу, стучал резцами по моим жёлтым от варенца ногтям. Варенец, сука – всего-то два месяца принимал, а ногти на ногах пожелтели на всю жизнь.
Хотел отпихнуть хомяка, перевёл взгляд – Тюпка стоит, держит в лапках бутылочку «Актимеля».
Это ж мне на Новый Год подарили – заныкал, укатил себе в норку.
Чуть не заплакал, блять.
Один только Тюпка-друг у меня и есть.
Взял бутылочку, не могу крышку сдёрнуть, руки дрожат, прыгают. Подтянул хомяка, шею сдавил ему, чтоб резцы выпустил, вскрыл его резцами фольгу на горлышке, пью.
Мягкой волной Актимель опустился в желудок, пошёл по тонкому кишечнику.
Вот она – утренняя просрашка.
Будем жить, Тюпка, не ссы.