Я видел настоящую, дикую тайгу, степь, тропики, но единственное место, которое считаю родным – это тундра. На Крайнем Севере прожил практически всю жизнь, и рад тому, что за это время, глаз не «замылился», и я продолжаю видеть её красоту и чувствовать в ней, что-то живое.
Ещё с детства начал свои «путешествия» по, ближайшим к городу, окрестностям. В те времена, будучи детьми, в нашем городе нечем было заняться, пожалуй, кроме рыбалки и охоты. Одну такую осеннюю рыбалку я запомнил на всю жизнь.

В основном, близость Енисея предполагала рыбалку по его берегам, и впадающим в него речкам, но мы, с корешем Лехой, всегда предпочитали озера. В тундре их просто невозможно сосчитать, а если глядеть на снимки аэрофотосъемки, то и вовсе не понятно, где вообще тут суша. Они соединяются множеством ручьев и речек, сливаются с болотами.
Сама тундра, при кажущейся бедности растительности, поражает своей расцветкой и обилием живого. Она огромна, и когда смотришь на горизонт, кажется плоской, как стол. Такие просторы, наверное, и в страшном сне, не приснятся несчастному агорафобу. Очутившись там впервые, появляется чувство подавленности, но со временем, привыкнув к такому пространству, становится неуютно не только в узком объеме квартиры, но даже лес кажется каким-то карманным, кукольным.
Наши озера, где мы обретались практически все свободное время, находились в километрах двадцати от города. Для нас, тогда, это было просто гигантское расстояние, которое давало ощущение полной оторванности от людей и цивилизации. А осенний выход – это был просто ритуал.

Весь смысл осенней рыбалки, заключался в попытке поймать резкий переход от осени к зиме, за те три-четыре дня, что мы находились в тундре. Это была возможность ловить хариуса и по открытой воде, на впадающих в озера ручьях, а также со свежего льда. Еще мы ставили сети, в которые попадались, в большом количестве, чир, пелядь, щука, и вечно путающий сети, налим. Но не только он создавал проблемы. Их часто рвали ондатры и водяные крысы. Кстати, позже я узнал, что кое-где мясо ондатры считается деликатесом. Сырого налима, им в рот для приправы!
Нам тогда было по двенадцать лет. Черви накопаны. В нашей местности, по осени, копать червей, это тяжкий, не производительный труд. Гектары перелопатишь, пока наковыряешь пару десятков тощих, ломких задохликов. Собрали рюкзаки, и в пятницу, сразу после школы, двинули к окраине города. Еще надо добраться до загородного завода по переработке конденсата, а уж оттуда, свернув с дороги, уйти на свою тропу. Благо времена были «развитого социализма», потому проблем доехать, никогда не возникало. Добирались на попутках, и это могли быть и частники на «ведрах с гайками» и производственные «Уралы».

Сходим с дороги, и впереди тундра. Мысленно с ней здороваюсь (если бывал один, то и вслух) – это один из обязательных ритуалов. В который раз поразился окружающей осенней окраске – яркая, красно-желтая, с бурыми, выдавливаемыми из земли вечной мерзлотой, валунами.  Идти по тундре, это не прогулка по лесу. Хоть она и плоская, но под ногами сплошные кочки, ямки, заполненные водой, поросшие мхом болотца, по которым, правда, ходить приятно (попробуйте, пройти по водяному матрацу, практически один в один), да еще эта «карликовая березка». Это такие небольшие кустики, с узловатыми ветками. Опутывают ноги не хуже колючки «паутина», вечно о них спотыкаешься, и часто рвут голенища сапогов-болотников. Под ногами постоянно хлюпает и чавкает, засасывает в жижу.

Для экономии времени и сил, почти полпути, идем по нитке газопровода. Тоже целая наука. Труба узкая, да еще обмазана солидолом. Леха, часто с собой кроссовки брал, для этого отрезка пути. Один черт часто падали, как правило, где высоко, и чаще от бокового ветра. Через каждые пару километров, труба образует арку – это для возможного проезда техники и перехода оленей. Эта животина, никогда не перейдет трубу, даже если по зиме, ее можно перешагнуть.
Вот труба пересекает, по-осеннему бурный, ручей «Пшеничный», а значит, пора с нее сходить, и остаток пути, топать по тундре. Привал. Леха, курит «сигареты овальные - Стрела», были такие… На трубе, метрах в тридцати, большое белое пятно – это полярная сова. Не повезло ей с генами, она круглый год белая. А с учетом отсутствия ночи летом, вообще не понятно, где она слепых леммингов для прокорма находит, с ее то «камуфляжем». …Если сидеть тихо, то ближе слышится гогот куропаток, появляются хитрые морды облезших, сероватых песцов, наглых вороваек уловов, если не успеешь спрятать. Ниже, в тихой заводи, много уток с готовыми к перелету утятами, куликов… Банку тушенки на двоих и вперед, дальше…

Это самый сложный и тяжелый участок пути. Часто приходится переходить полноводные осенние ручьи, обходить озера. Ручьи, в тундре, тоже своеобразны. Если это не каменистые, бурные, порожистые потоки, то тогда вялые, узкие, до двух-трех метров и при этом очень глубокие. Эти, последние, как-будто глубокие морщины в земле, а по берегам непроходимые кусты ольшаника. В голове уже давно одни мысли об отдыхе в балке, а по дороге, еще надо сети поставить. Попутно, собираем и едим черную ягоду «сыкуху», здорово утоляет жажду и снимает усталость. Впереди уже видно русло пересохшего, каменистого ручья. Камни и валуны, в нем, покрыты бархатистым мхом, а потому расцветка, от коричнево-бурой, до черной, с проседью. Проходим по нему, и выходим на наше первое озеро. Распаковываемся, достаем пару сетей, и заводим их, с помощью веревки, в устья двух впадающих ручьев. Перекур, и последние три километра до балка.
Идем мимо гнездовья пары полярных крачек. Осенью, они миролюбивы, а весной и в начале лета, чтобы пройти мимо, приходится закрывать голову и отбиваться собранными удочками. С резкими, режущими слух, громкими звуками, эти стремительные, черноголовые, с ярко белым оперением и красным клювом, молнии, заходят парой в пике, и очень точно долбят по макушке. Они, мне, всегда напоминали кадры военной кинохроники с налетами «Мессершмитов». Есть еще не менее боевые собратья – это поморники. Те, долбят стаей.

При виде, вдали, балка, как олени, направленные в сторону стойбища, прибавляем шаг. Наш балок представляет собой строение сарайного типа, стоящего на берегу огромного озера. С парой маленьких, закопченных окон, небольшой пристройкой – сенями, с неизменным в тундровых постройках, люком на крышу, и обязательно открывающимися дверями вовнутрь. Все это для зимы, когда за ночь может занести по крышу. Откидываю упертую в дверь лопату, прохожу внутрь. Ага, наш горностай дома. Весьма полезное животное. Мышей здесь хватает, и эти мелкие мразоты нагадят везде. В балке всегда есть запас сухой пищи, которую мыши с удовольствием пожирают, причем обсираются там же, и в мешках с крупой и сухарями, и даже в пачках с чаем. А если в балке поселился горностай, то можно сухари на столе оставить, мышей, он, изводит быстро.

Запас дров, на первую растопку. С теплом, в балке, «запахло жизнью». Ставим прокопченный чайник на ,уже красную с боков, печку. Завариваем чай. Выгружаем рюкзаки. Небольшой отдых, и ставить остальные сети. Рыбалка на озерах – ходовая. Проверить сети – это сделать крюк километров в пять. Сходить порыбачить с удочкой, еще километра три. Собираем удочки, берем сети и на круглое озеро. Выставив, расходимся по ручьям, поделив червей.

Хариус, рыба очень пугливая и необычайно «глазастая». К ручью приходится красться, как на охоте, и маскироваться под «куст». Подкрался к устью, замер… и тут же, от неожиданности, бесшумно шлепаюсь задницей в мокрый мох. В ручей, с озера, медленно вплывает пара диких белых лебедей. Воистину царственный выход! Лебедей, у нас, увидишь не часто, а тут такие красавцы, и буквально в трех метрах от меня. Вид потрясающий. Тихо. Легкий шум ручья, бескрайнее озеро, и над всем этим, прекрасная белоснежная пара. Все это длилось мгновения, потом они меня заметили, резко развернулись и с шумом пошли на взлет.

Сижу, обалдело разглядываю оставшиеся разводы на поверхности озера. Все равно теперь ждать, пока вспугнутый хариус вернется в ручей. Прошло минут двадцать, делаю первый аккуратный заброс. Одна проводка – тишина. На третьей, поплавок неуверенно качнулся и тут же исчез из вида. Если хариус берет, то резко, сильно, и без осечки. Мой старый «телескоп» с хрустом выгнулся дугой, леска с пеной режет воду. Хариус то уходит на глубину, то вылетает на поверхность, выбивая фонтаны мощными ударами хвоста. Рыба очень сильная, и вываживать ее, удовольствие ни с чем несравнимое. Наконец он у меня в руках. Весом больше килограмма. Яркой раскраски, почти прямоугольная чешуя в крапинку. Высокий, больше чем ширина рыбы, загнутый назад, не менее яркий спинной плавник. Мощная, почти квадратная спинка. Первого долго рассматриваю, потом обязательно шкерить. Рыба очень нежная, и если не набить свежей осокой, выпотрошенного хариуса, то через несколько часов, он уже портится.
За час, поймал с десяток. С первым пойманным малоросликом, понял, что пора собираться. В стайке хариусов, строгая иерархия. Первыми всегда, на еду, бросаются самые крупные, и если попалась мелочь, то можно сматывать удочки, и переходить на новое место.

Резко похолодало. Сгустились сумерки. Над озером начал собираться плотный туман. Пора топать в балок. Иду по ручью. Как-то быстро сумерки сменились мраком. Хорошо на небе звезды и луна. Обернулся назад… везет мне сегодня на сюрпризы… Со стороны озера, медленно, по всем ручьям, в мою сторону, течет густой молочно-белый туман. Поднялся на пригорок. Зрелище – мечта сюрреалиста. Звезды, луна, виднеющийся силуэт земли, и на большом пространстве, текущие по провалам ручьев густые белые облака. Вспомнил «ёжика в тумане», очень захотелось войти в такую реку. Стал спускаться. Туман действительно осязаем. Встал, где он мне по грудь, рукой черпать можно, а он только лениво колышется. Спустился еще ниже… и все, кругом только белая пелена, сырость и усилившийся шум ручья. Как ночью, если нырнуть в море, не поймешь, где низ, верх, и куда вообще плыть. Повернулся спиной к шуму воды, и через пару минут «вынырнул» на поверхность.

Подойдя к балку, заметил, брошенного на бочку с соляркой, довольно крупного налима, а еще то, что у нас гости. Оказывается, пару часов назад, пришли знакомые пацаны, Валерка с Серегой. Валерка более продвинутый, ибо являлся владельцем «нелегалки» – курковой одностволки, шестнадцатого калибра, древней, с раздутым, местами, стволом. По-быстрому, толпой, проверили сети. Сняли пару десятков чиров, и немного пеляди.

На вопрос, откуда взялся этот троглодит на бочке, Леха рассказал, как ему тоже сегодня «повезло». Он издали заметил гостей, и пошел встречать, оставив закинутой удочку. Потом, когда вернулся, обнаружил, что вершинка удилища сломана, а леска уходит в узкий, глубокий ручей. Стал потихоньку тянуть, почувствовал тяжесть, думал зацеп, а оказался налим. Причем вялый, будто качественно отожрался. Еще удивило, чего это он на червя позарился. Подтянул к крутому берегу, и за жаберную крышку, резко, выдернул из воды. Крючок оказался проглочен, как говорится, до жопы. Когда вспорол, все стало ясно. В желудке переваривался небольшой хариус, в губе которого торчал крючок.

Сидим в балке, на столе керосинка, растопив печку, ставим чайник. Серега достает пачку чая «№36», заваривает. Поужинали. Не сговариваясь, вспомнили еще об одном ритуале – послушать, если повезет, волков. Наливаем по кружке чая, и через люк, лезем на крышу. Сидим, пьем. Валерка курит еще один «шедевр» советской табачной промышленности – такие же «овальные сигареты», но уже «Балтийские». Над головой, бесшумной, белой тенью, кружит полярная сова. Их всегда привлекает труба от печки, из которой вместе с дымом иногда вылетают искры. Я почему-то был уверен, что нам сегодня повезет. И действительно, через какое-то время, вдали, завыл волк, потом еще один, потом хором. Здорово, до мурашек по коже.

…Уже намного позже, мне довелось даже погладить волка. Это было на Енисее, когда на лодке переплывали протоку. Ее, одновременно с нами, форсировал крупный волк. Мы подгребли к нему. В глазах страх и ужас, уши прижаты, шерсть на холке дыбом, оскал реально зверский. Не удержался, погладил. Зверюга только зубами клацнул, еле руку успел отдернуть…
Готовимся ко сну. Разбираем стол, укладываем доски, и получается большая тахта. Накрылись тулупами. Серега опять начал рассказ-ужастик про «безносого» с повязкой, который якобы бичует по тундре, прикармливаясь в балках, а если видит, что в балке кто-то ночует, то подпирает дверь, обливает бензином и запаливает. Серегу, вежливо попросили заткнуться и для убедительности врезали с боков по ребрам. И в этот момент, мы отчетливо услышали лязг и скрежет от бочки с соляркой, что стояла около балка. В тусклом свете керосинки, сгустился почти животный ужас. Валерка лихорадочно стал собирать ружье, с явным намерением отстреливаться из люка. Мы громким шепотом начали доказывать, что только он высунется, как «безносый» ему башку отстрелит. Лежим не шевелясь, прикидываем планы экстренной эвакуации, шум у бочки продолжается. В глазах картинка из документального фильма про «Хатынь». Потом стихло. В полной тишине, прождали еще час. Наконец решились. Валерка с ружьем, мы с ножами, резко выскочили наружу…

Парой минут спустя, Серега огребся еще немного. Кажется, от радости, он даже не почувствовал. Оказалось, что в нашем, с почти промоченными штанами, состоянии, виноват писец и этот долбанный налим, которого мы забыли убрать, и которого эта зверюга сперва пыталась утащить, а поняв, что не унесет, начала жрать на месте. Совсем похолодало, все деревянное заиндевело.
Я проснулся первым, во-первых, от холода, во-вторых, от странного хрюканья и храпа на улице. Протерев стекло, увидел, что все кругом в снегу, на озере первый ледок, а вокруг балка стадо оленей. Первую мысль о ружье, сразу отбросил. Как-то не хотелось нарушать такую идиллию смертоубийством, один черт, далеко не уйдут… 

Дальше было еще много чего. И то, как я провалился под лед на озере, как Валерка обеспечил нас мясом, добыв-таки важенку с теленком, как нас посетили два работника местной охотинспекции, и чем, все это кончилось, но букаф и так уже много. Будут пожелания, допишу.

ПЫСЫ. Спасиб Олегу Поксу, за дельные советы.