http://udaff.com/creo/68350.html - кому, конечно, интересно...
Я вышел на улицу, обалдевая от того, что со мной случилось. Я бродил по городу, выскакивая с серых обочин на светлое и пугал прохожих дурацким смехом. Зашёл в магазине и уволок из-под носа у охранника ненужный мне Винстон. Попытался стащить курицу-гриль у узбека, стащил, а поскольку девать мне её было некуда, через пару кварталов скормил её бездомным собакам. Я чувствовал себя, как ребёнок, которому доказали, что бывает чудо. Впервые в жизни я был в чём-то – но зато полностью – не такой, как все.
Я дошёл до перехода и спустился в метро, придерживаясь серых полос. Никогда оно ещё не казалось мне таким тесным – на меня наталкивались, извинялись, бормотали себе под нос и уступали место таким же новым. Я поначалу подумал, что действительно сделался невидимкой – но нет, они же удивлялись бы, споткнувшись о пустое место. Я был – но, кажется, был где-то на краю, за гранью их ограниченного восприятия. Я серенький человечек, я слился с тенью, я стал недостойным и недоступным вниманию, пока о меня не споткнёшься.
Сначала я переваривал новое положение дел, потом расхохотался в голос, плача от иронии судьбы. Это не меня незаметно, нет, чёрт меня побери, это я только сейчас обнаружил, что жил я вот так всю жизнь! Просмеявшись, я огляделся. Никто даже взглядом не повёл на смех. Даже милиция, чуткая до всего необычного, буднично переговаривалась на платформе.
Почувствовал себя пьяным. На меня обвалилась свобода, большая, чем я мог перенести, и она давила мне в мозг и гудела, как ветер в трубе. Я вошёл в вагон, встал у дальних, неоткрывающихся дверей. Ко мне немедленно припечатало девушку, маленькую, тонкую, в куртке и коротеньком платье. Я никогда не пытался знакомиться на улице, с тех пор, как выяснил, что это влечёт за собой отказ. Неинтересный, неяркий, как собеседник – косноязычный... по идее, я даже не злился на тех, кто отказывает. А теперь, когда возможности познакомиться не было, меня вдруг осенило – зачем? Вот эта незнакомка – она же, в сущности, уже полностью моя. Если меня для неё нет, ей нечему возражать. Я властно положил руку ей на бедро, она вздрогнула, но не остранилась. Да и всё равно – некуда было. Повёл рукой выше, нагло, сожалея, что сейчас не лето, и целая пропасть одежды мешает мне развернуться.
Трогал, гладил; её прижало ко мне так плотно, что если она и не замечала, то не чувствовать – не могла, я зверел от этого, фактически, я имел её волю, жёстко и грубо, она полностью принадлежала мне, я мстил ей за Таню, я мстил Тане, я мстил разом всем женщинам на свете. Наконец, она вырвалась через станцию и, не оборачиваясь, убежала на волю. Я посмотрел влево, вправо. Никто ничего не заметил. Да помилуйте, что же в этом странного? Разве такие вещи кто-нибудь когда-нибудь замечает?
Вылетев из метро, я стал судорожно прикидывать, чем заняться. Работа! Я по привычке вышел на станции, где размещалась моя контора. А что если... что если незамеченным прокрасться в офис, украсть какие-нибудь бумаги, продать конкурентам и разорить этот чёртов змеюшник? Пусть поплатятся, пусть попомнят, пусть тоже погуляют по улицам за ненужностью! Проникнуть в контору не составило никакого труда. Обочины пролегали везде – прямо под носом секретарей можно было смело пронести тушку мамонта средних размеров – и никто бы ничего не увидел. Рутина! Болото! Я ругался яростно и беззвучно. Я просидел в болоте лучшие годы своей жизни. Серенький человечек! Нет уж, господин начальник, я не серенький человечек! Я – серенький кардинальчик!..
Размышляя так, я проник в кабинет директора. Я с трудом отдавал себе отчёт, какие именно бумаги интересны для конкурентов – более того, я не имел представления, где они могут находиться. «Работать надо было на работе», – едко отметил внутренний голосок. Ладно, положимся на интуицию. Наверняка самое ценное шеф держит непосредственно в письменном столе.
Я открывал ящики один за другим, рассчитывая на озарение или везение. Идея уже не казалась мне такой безупречной, но отступить я уже не мог – впервые за много лет я чувствовал немыслимый азарт. Увлёкся так, что совсем не заметил, как открылась и закрылась дверь кабинета. Я выпрямился. На пороге стоял мой шеф.
– Что ты здесь делаешь? – завопил он сдавленно, но мой вид и выпотрошенные ящики не оставляли вопросам места.
Я растерянно огляделся. По всему выходило, в кабинете попросту не было никакой обочины для него! Это была его вотчина, его место обитания... наконец, я заметил крохотную обочину за мусорным ведром, но там не поместилась бы даже мышь! Я отступил вдоль стола, Сергей Борисыч бросился на меня с кулаками. Этакая туша, задавит – не поморщится... я сдёрнул со стены тяжёлый циферблат и что было силы, саданул по темечку бывшего начальника. Результат превзошёл все ожидания – шеф странно хрипнул и медленно завалился на бок. Кровь на макушке и часы в крови... меня затрясло.
Прочь отсюда, быстрее, к чёртовой матери, нафиг я сюда припёрся, вдруг кто-нибудь заметил?.. я приоткрыл дверь. Всё было тихо. Хорошая звукоизоляция, рассчитанная на разборы полётов на заседаниях компаниях. Обочина по-прежнему шла вдоль коридора. Я встал на неё и, потный и бледный, быстренько ретировался из здания.
Я набирал скорость, незамеченным продираясь сквозь толпу. В качестве благодарности не замечал, когда мне наступают на ногу или пихают под дых. Сердце колотилось, что-то холодное перекатывалось изнутри, то подступая к горлу тошнотой, то накрывая ужасом, то какой-то мерзкой, липкой, звериной радостью.
«А что?! – невразумительно болталось в голове. – Он заслуживал! Заслуживал! Заслуживал!»
Я остановился. Я понял вдруг, что мне так паршиво не оттого, что я сделал, а от оттого, что недоделал. Я не добил, я не прицелился, я жалко и паршиво стукнул без расчёта и ума. Я не сформулировал точно, за что я должен его наказать, я не вынес приговора, не совершил возмездия – просто дурацкий выпад, скомканный, никчемушный, он, может, и выживет, паразит, да и потом – Сергей ли Борисович виноват, что втянул меня в эту пустую болотную жизнь?
Пролетающая мимо машина скрипнула тормозами, звонко, как на автодроме. «Таня!» – услышал я в этом звуке. Таня! Разумеется! В том, что я позволил себе жить такой жизнью, виноват только я сам. Но я сделал это ради Тани, а она меня бросила, она ушла, она предала меня, оставив один на один с тем, что было сделано ради неё. Ведь если бы не она, моя жизнь пошла бы по-другому! Я не переступал бы через себя, не бросил бы любимое дело, не боялся бы положить жизнь на пути к победе, да, к чёртовой матери, я мог бы быть знаменит!.. Таня – причина такой моей незаметной жизни, разве она не заслуживает того, чтобы её наказать?
Зы: да и не конец ещё….