Есть ( вернее «был» – не видимся практически вообще) у меня товарищ – православный священник отец Андрей. Знакомы мы с ним еще со студенческих лет. В миру его также звали – Андрей.
«Андрей – апперкот». Именно такое прозвище закрепилось за этим гигантом ростом под два метра и весом более 130 килограммов. Своим жертвам, в основном языкатым. назойливым гулякам пивных, троллейбусным хамам, ПТУшникам, Андрей наносил сокрушающие, зубодробительные удары правой – апперкоты. Пусть после этого испытавшие силу кулака моего друга попадали в челюстно-лицевое отделение, но на удар каждый раз любо дорого было смотреть. Люди-груши в момент удара отрывались от земли на полметра, кровь, зубы разлетались в стороны – поблизости лучше было не стоять. Одна их жертв «Андрея-апперкота» довольно долго лежала в нейрохирургическом отделении со спицами в нижней челюсти. Мы предупреждали друга, чтобы он не злоупотреблял на право и налево своей «ильямуромской силой» - так и до сумы недалеко. Но он лишь, скривившись, отмахивался, говоря при этом : « В рот им носки нестиранные».
А еще Андрей-апперкот постоянно , зимой – летом, в жару – холод носил с собой тоненькую книжечку в несколько страниц со стишком Маяковского «Что такое хорошо , что такое плохо». Поначалу мы очень удивлялись: « Ты зачем мастодонт с собой вирши детские тягаешь?» Он не кололся, не признавался в причинах. Но однажды все-таки рассказал. В детстве Андрей был хулиганом. Бил стекла, варил селитровые шарики и кидал в форточки, подкладывал в проходах метро в час пик заряды от хлопушек и наблюдал, как люди «накладывают в штаны», наступая на кусочек гремучей ртути ( или что там было в старых хлопушках). За все это его зело бил отец. Бил со знанием всех премудростей заплечных дел мастера. Лупил мокрым вафельным полотенцем, розгами, тонкими ремнями и прочим. А после экзекуции батяня усаживал Андрея напротив и читал ему одно и тоже – тот самый стих В.В. Маяковского «Что такое хорошо , что такое плохо». Вот и возненавидел он эти строчки .
Книжонка была в очень ветхом состоянии – истертая, с овальной дырой посередине и в крови. Андрей ее очень берег и не давал посторонним в руки. Дело в том, что собираясь на срочную службу в советскую армию он, как напоминание о родных , о доме, взял кроме фотографий, нательного креста ( окрестился перед самым призывом) еще и эту тоненькую книжечку. Стихи пролетарского поэта прошли с ним все – учебу в Узбекистане, Кушку, Кабул, Кандагар. Не расстался он с нею и в инфекционном блоке госпиталя, куда угодил с брюшным тифом. Доктора пытались на время забрать у бредящего Андрея брошюрку, однако же в ответ услышали обычное : « В рот вам нестиранные носки, а не книжку!»
И после армии Андрей-апперкот тягал повсюду стишок. Многие считали, что это «бзик», что Андрея сорвало с катушек в Афгане. Но большинсту из нас – его товарищей однокурсников - было по барабану. Тем более что Аппекрот постоянно чудил, прикалывался со своей книжкой. Вот едем мы один раз с одной пары на другую ( учебные корпуса разбросаны по городу). Троллейбус забит. Ближе всех к выходу стоит Славик-Ухо. Маленький-маленький такой, но с очень большими ушами ( как у «скверта»). Тоже афганец. Едем мы себе, едем. Каждый из нас молча обдумывает – в какую пивную сегодня лучше завалиться. Вдруг какой-то ПТУшнки в прикиде типа «панк» начинает что-то орать на Славика-Ухо. Ухо оргызается, обещает «панку» откусить нос на следующей остановке. И тут хама-ПТУшника кто-то бьет по плечу сзади и тихо так говорит:
- Нехорошо маленьких обижать. Нехорошо.
«Панк» оборачивается и начинает тихо прудить себе в кожаные штаны, ведь укоряет его в плохом поведение никто иной как двухметровый Андрей-апперкот.
- Не соблаговолите ли выйти на следующей остановке, молодой человек – есть разговор, - продолжает Андрей.
- Какой еще разговор?! – приходит в себя ПТУшник и начинает петушиться.
- Я тебе стихи продекламирую… - отвечает Андрей и выталкивает обидчика Уха в открывшиеся двери на остановку.
За кустами мы усаживаемся поудобней на бордюре и начинаем наблюдать привычную картину. Андрей медленно достает из-за пояса книжку со стишком, открывает ее и начинает читать: «Крошка сын пришел к отцу…» Панк дергается, возмущается:
- На хуя ты мне эту лабуду читаешь?!
- Не перебивай, сукин сын! – рычит Андрей и дает пощечину троллейбусному хаму.
После прочтения стихотворения Андрей отдал мне брошюрку, демонстративно плюнул в правую руку, подошел на приемлемую дистанцию к жертве и нанес тот самый апперкот. «Панк» взлетел ввысь и, попарив там немного с закатившимися глазами, упал на асфальт. К обмякшему телу подбежал Славик-Ухо и пощупал сонную артерию. При этом он едва слышно сказал «панку»:
- А ты не шали…
И такое Андрей проделывал со всеми, кто ему не понравился, кто ему перешел дорогу. Не взирая на возраст, чины и место, процедура оставалась всегда неизменной – сначала прочтения строк Маяковского, а потом уж апперкот.
Но однажды случилось то, чему я до сих пор не могу найти внятного объяснения. В середине июля за два дня до практики мы привычной компанией собрались на берег Днепра на шашлык. Рядом с нашим общежитием мы облюбовали очень неплохое место для пикников. Мясо замариновали с утра. Ближе к вечеру отправились за разливным пивом. Тогда с пивом было тяжело. А потому у каждого павильона, где лили янтарный напиток по трехлитровым банкам и пластиковым канистрам собиралась огромная , возбужденная толпа. Когда наша очередь уже подходила, к окошку полез какой-то тип ( с виду урка, хотя может просто алкаш). На все протесты тело отвечало коротко «На хуй! Я тут стоял!» Но он недолго обкладывал хуями толпу. Над головами взалкавших пиво взметнулась рука Андрея-Апперкота и схватила хитро сделанного за ухо. Выведя типа из очереди , Андрей предложил пройти ему в посадку и почитать детскую литературу. Худой было задергался, но крепкий подзатыльник указал ему направление следования – за посадку.
Андрей одной рукой привычно достал из-за пазухи Маяковского и, мерно ударяя типа по голове пластмассовой пятилитровой канистрой, начал декламировать. Но вдруг где-то на середине стихотворения Андрей замолчал и перестал бить канистрой свою жертву. Он уставился куда по направлению к Днепру. Я долго не мог понять куда направлен его взгляд. Но потом все-таки и сам увидел. На берегу Днепра на камне , словно Копенгагенская русалочка, сидела прекраснейшая , длинноволосая блондинка. Просто чудо, а не женщина. Андрей постоял с минуту в ступоре, а потом со словами « Сам дочитай» отдал книжечку своей жертве и направился огромными шагами к девушке.
Все что происходило на берегу мы наблюдали издалека. Минут двадцать Аппекрот разговаривал с девушкой. Что-то оживленно рассказывал, размахивал руками. Прижимал их к груди. Девушка звонко смеялась. Потом Андрей подхватил русалку на руки и понес по берегу.
Кто она, откуда - он с нами потом не делился. Вообще скрывал ее от нас. Андрей очень изменился – перестал пить, курить, матерится. В ответ на просьбы дать кому-то апперкота смущался и отмахивался, как бы стыдясь прошлого. Через два месяца он почти одновременно ушел из института и женился. А спустя три месяца ушел служить на духовном поприще – стал священником. Кто она, что с ним сделала – ходили разные версии, но среди них не было не одной внятной.
* * *
Вспомнил я об Андрее-Апперкоте вот по какому случаю.
Выгуливали мы как-то со моей знакомой ейную собаку. Остановились у детской площадки. Качели, карусели , дети балуют, галдят. Но среди десятка ребятишек мое внимание привлек один крепыш, читающий своему «другу»... «Что такое хорошо, и что такое плохо…» Тот , которому читали был чем-то подавлен и виновато склонил голову. Так вот, когда крепыш дочитал стишок он со всего размаху дал оплеуху слушающему от чего тот упал наземь и заплакал. А ребенок-здоровячек как ни в чем не бывало развернулся и галопом понесся к горке, крича на бегу : « А в рот тебе …» Последние слова потонули в детских криках, а потому я не расслышал, что именно предлагал засунуть в рот тот крепыш-малюк.
Идите на хуй. УББ.