Ночью, по пустующей трассе связывающей Батайск и Ростов, Игорь возвращался домой. На темном покрывале укутавшем небо, нельзя было разглядеть ни малейшего намека на рассвет. Спать не хотелось, но тело будто бы набили ватой, и на каждое движение приходилось затрачивать так много сил, что даже руль крутить было тяжело.
Вдали показался Ворошиловский мост. Ядовито-желтый в свете сотен фонарей, он казался горящей стрелой пущенной в самое сердце города. Сверкая и переливаясь, с каждой секундой становясь все больше, вот уже не стрела, а огромная змея нехотя переползающая на другой берег Дона, спустя мгновение - посадочная полоса для миниатюрного штурмовика с Игорем пилотом. Потом легкая встряска и уже не понятно, - то ли удачно приземлился, то ли просто заехал на мост, и теперь скользишь по зеркальной глади отличного асфальта.
Деля небо на ломтики, почетным караулом слева и справа замерли фонарные столбы, каждый из которых на вытянутой руке нес яркую звезду, будто бы предлагая ее, а та чувстуя приближение сияла все ярче и ярче, пока вдруг не исчезала с апломбом сверхновой, но всего-навсего заслоненная крышей машины.
Но Игорь, не замечая этого, видел только скучный, набившый оскомину старый мост, и лениво, следуя детской привычке, считал дорожные перекрытия.
Десять - и далеко внизу, кромка песка коснулась реки.
Двадцать - и лунная дорожка над водою так близко.
Тридцать - и машина перелетает через длинную ниточку пришвартованных кораблей.
Тридцать три - и большая белая собака, перебегая, уже почти закончившийся мост, вдруг останавливается и смотрит на несущююся на нее двухтонную громаду автомобиля.
"Я не пристегнут", успел подумать Игорь, прежде чем, резко вывернул руль влево, и ударил по тормозам. Что то заскрежитало, машина развернулась, и зацепившись о дорожное заграждение начала бешенно кувыркаться, благополучно перелетев через замершую на месте собаку. Потом вращение остановил столб, и Игорь вылетел через лобовое стекло.
Очнулся он, от того, что кто то дышал ему в лицо.
-Не двигайся- совсем близко придупредил голос. Аварию видели, скорая уже едет.
Глаза не могу открыть- пожаловался Игорь.
-На них кровь застыла, смыть?
-Смой- согласился он. - и кто-то теплой шершавой губкой,
очень быстрыми мазками стал убирать красную корку покрывающую все его лицо.
Через минуту Игорь уже смог разлепить глаза.
Вместо луны над ним нависала, большая мохнатая физиономия белого пса.
-Спасибо тебе - сказал тот.
-Пожалуйста - просто ответил Игорь.
Потом собака, легла рядом положив ему голову на вдавленную грудь, но больно не было, а только
тепло и спокойно.
-Я умру? -голос Игоря даже не дрогнул.
-Да. Но я не знаю когда. -ответил пес, и слегка поворочился, пододвигаясь поближе.
Игорь вспомнил, как в третьем классе, когда мать, поддавшись уговорам, купила ему щенка овчарки, тот в такой же позе каждый день засыпал с ним в кровати под одеялом. Только сейчас вместо одеяла их укрывала ночь, но было ничуть не холоднее.
Пес тихонько заскулил, а Игорь вспоминал, как когда пятью годами позднее, Бин заболел, и он вместе со Светкой, смешной веснушатой девочкой из параллейного класса - его первой девочкой, как они вдвоем несли Бина до ветеринарной клиники, и как было его жалко, обколотоко уколами, и скулил он точно так же, как сейчас вот этот пес у него на груди.
Потом кто то облизнул ему нос, и Игорь вспомнил, что тоже самое Бин сделал, еще через пять лет, перед тем, как на столе уже другой ветеринарки, заснуть в последний раз.
Внутри, что то отпустило, отклеилось и Игорь впервые за год заплакал. Заплакал горько, как тогда, когда холодным, ноябрьским утром, на негнущихся ногах уносил тело Бина, из клиники к себе домой, что бы часом позже укутав его в лучшее одеяло, положить в уже откопанную яму, и долго-долго засыпать землей, а потом снова откапывать, обнимать за холодную шею, тысячу раз целовать в закрытые глаза, орать в пасмурное небо какие-то глупые обвинения, а потом, пересилив себя, все-таки закончить, и уже молча сидеть несколько часов, на промозглой земле, обняв руками колени и не чувствуя вокруг низкой температуры, из-за куда более страшного холода внутри.
-Эй, ну чего ты? - сказал пес. - Это же я. Я вернулся. Иногда мы возвращаемся.
А Игорь все плакал и плакал, прижимая к себе пса. Плакал когда подъехала скорая. Плакал, когда на каталке его загружали в кузов. Плакал, когда единственной целой рукой мешал, санитарам, тщетно пытавшихся не пустить собаку в машину. Плакал, не переставая гладить смешную мохнатую морду.
Плакал и повторял:
-Живой. Живой...