Мы со своим начальником, Кирюхой, частенько по пятницам ходим в пивнуху за жизнь потрепаться, пофилософствовать, похвастаться чем-нить ну или просто перед телками выебнуться своим ниибаццо умным видом. Спорим – гораздо чаще, чем соглашаемся. И вот в прошлую пятницу у нас зашел разговор на тему эмансипации пелоток.
Надо сказать, Кирюха – пропендосский тип, т.е. идеалы демократии для него воплощены в СШП и во всем пендосском образе жизни. Так что когда я ему сказал, что зря Владимир Ильич уравнял женщину в правах с мущщиной, его чуть пивом не вытошнило.
Каг же таг, сказал он, отодвигая на всякий случай от себя столовые приборы. А женщина что же, не человек?
Человек, согласился я. Только, блять, не такой как мущщина. Без хуя. Зато с пиздой. Так какого хуя пелотка должна пользоваться теми же правами, что и падонаг? У нее от этого что, хуй вырастает?
Ну, блять, ты не прав, сообщил мне Кирюха. При чем тут хуй и пизда. Она имеет право на самоопределение, и неважно, хуй там у нее или пизда.
Ага, говорю я. А какой хуй сказал, что она должна иметь на это самое самоопределение право? Ведь если падонаг пиздит жену за непослушание, то это тоже его самоопределение. Вот я так определился – за несоленый борщ в ебало сунуть.
Кирюша заволновался не на шутку. Тебя, грит, судить за такое надо.
Во, говорю я. Я сунул в ебло – меня надо судить. А она сварила хуевый борщ – она, блядь, право имеет на самоопределение. Охуительно. А мне от этого несоленого борща, может, больше больно и неприятно, чем если бы мне уебок какой в портрет двинул.
Ну так, говорит, тщательнее выбирай себе жену.
Пиздато, говорю я. Одной въебать хочется за борщ. Другой – за вислые сиськи. Третьей – за громкий пиздеж. Пятая ебецца по расписанию раз в квартал. Че, всех перебирать? Таг меня в загсе заебутся встречать-провожать и в паспортном столе серпастых-молоткастых не напасуццо. (Про серпасто-молоткастый – это я так, для красного словца сказал. Конечно, на российском паспорте изображено другое жывотное).
А я вод со своей женой пиздато живу, заявляет мне Кирюха. И у нас равноправие.
А я тоже пиздато, отвечаю. Люблю ее. И пиздить ее мне неохото. Только вот недавно прихожу домой поздненько – помнишь, ебучий квартальный отчет хуярили? – а она: где был да что делал. На работе, грю, работал. Ахуле не позвонил, кричит. Не кричи, грю, не глухой. Пездец как занят был, вот и не позвонил.
И чо? Она сказала – бля, какая у тебя ниибаццо трудная работа, давай я те шамовки подогрею, небось голодный? Хуй там. Она в меня тарелкой кинула.
И вот дать бы ей за это в ебло, чтобы инвентарь почем зря не переводила и вообще. Так хуй. Нельзя – беременная. А мне мой ребенок дороже. Но и на свое самолюбие я ссать с горы не собираюсь.
Разобрался? – интересуется Кирюха.
Разобрался. Но такие разборки в хуй мне не уперлись. Баба до замужества должна быть воспитана – у тебя свои права, у мужа другие. У тебя пизда – у него хуй. Он тя накормит и крышу над головой обеспечит – а ты почитай его и слушайся. Тебя, сцуко, изобрели, чтоб рожать. И нихуя не для того чтобы ты писательницей-художницей-стилистом стала и мозги всем ебала своей творческой натурой. А его, мужика то есть, спроектировали хуем в тебя тыкать и всякую хуергу от тебя отгонять типо там погодных условий, домогательств прочих падонков и голодной смерти. Фсе.
А как же, заволновался Кирюха, реализация личности, ведь это уподобление животным будет!
А вот нихуя, сурово ответил я. Ты, блядь, для начала экзамен на животное сдай, а потом уже личности реализовывай и какие там еще у тебя способы подрочить на самого себя имеюццо. А то, суко, шимпанзу за штурвал боенга не посадишь, а бабу в правах с мужиком уравняли. С хуя бы?
Ты, говорит Кирюха, закомплексован.
Нихуя. Весь мировой опыт говорит – пиздилово лучше всего закрепляет пройденный материал. Так вот я не хочу сейчас свою любимую женщину в ебало бить за то, что она не понимает прописных истин. Я хочу, чтобы ее родители с детства ремнем по заднице научили, кто есть ху в мире животных. От такой процедуры, кстати, мышцы ягодиц тренируюццо и девушка вырастает с упругой приятной попкой. А я бы счас не размышлял, как бы беременной бабе объяснить, что еще чуть-чуть, и от нее только котлетный фарш останется.
Да ты, грит Кирюха, ретроград.
А мне пох, отвечаю. Я не знаю, что такое ретроград, я ретроэфэм не слушаю, поебень какая-то.
Пришел, в общем, я домой. Пьяный и весь в таком требовательном настроении. Ну, думаю, пусть хоть залупнется насчет поздно и пьяный. Сразу в такси – и к маме нахуй.
Так нет. Выплыла, улыбаеццо. Ой, ты уже, грит. А я конины тебе купила. Ништяков там всяких накромсала и жаркое захуячила. Ток, грит, пиздуй в душ и зубы почисть, а то от тя перегаром прет и носки воняют.
В думках постоял я под душем: неспроста, сцуко. Ну блять не бывает так. Подозрения зародились.
Выхожу – поляна в зале, перед телеком, а на телеке дивидюк включен, и моя, значит, ждет меня, не включает.
Сажусь за стол, а моя мне – ну, поздравляю. И включает дивидюк.
А там – запись УЗИ. Мое, значит, поколение некст. И между ног – такой вот характерный и недвусмысленный писюн торчит. Я смотрю и натурально без выебонов слезы на глаза наворачиваются. Моя смотрит на меня и тоже от счастья светится. Поздравляю, говорит, у нас будет мальчик. Вижу, говорю, и улыбаюсь, как идиот, и сам себя не слышу от восторга.
Вот так вот. А вы говорите – эмансипация…