Я притащил себе в дом рояль. Давно мечтал о настоящем рояле, сцуко. И место есть, где его ставить.

    Рояль не новый, конечно. Потертый жизнью. Дом творчества местный хотел выбросить. Но, блять, ведь это вам не «Заря» какая-то, это старенький «Блютнер». Классического такого спокойного черного цвета. Клавиши слоновой кости. Пожелтели немного от времени, но на то она и кость, что бы желтеть. Полторы первой октавы западают целиком. Видать лежало что-то долго на клавишах. Ноты. Или пюпитр. Полировка кое-где поцарапана, ножки кто-то грыз, что-ли.

    Но дека целая! Деки на роялях делают из ели. И струнная рама как новая.

    Затащили мне узбеки это чудо в гостиную и  поставили в углу. Когда она ушли, из комнаты вышла сонная Хурьёпка.

    - А что это за ящик с кнопками? – спрашивает она.
    - Это рояль, - говорю я, - буду музыку сочинять.
    - Я тоже хочу музыку сочинять, - сказала Хурьёпка, - а как это делать?
    - Просто. Смотри.
    
    Я открыл крышку рояля и опер на штангу. Это чтоб звук был сильнее. Потом подставил круглую табуретка к роялю, выкрутил её на удобную высоту, сел и положил руки на клавиши. Первая октава безбожно западала. Я сдвинулся вправо на третью и стал играть одним пальцем и напевать.

    «Чи-жик, Пы-жик, где ты был? На Фон-тан-ке вод-ку пил!»

    - Что-то на раннего Преснякова похоже, - сказала Хурьепка, - а мне можно?
    - Давай, садись ко мне на колены.

Хурьепка прыгнула ко мне и передними лапами стала нажимать на клавиши.

    «Динь, дон, хр-р-р (западает ми первой октавы), Дзинь, дззиинь»

    Потом Хурьепка залезла на клавиатуру и стала играть в четыре лапы. Она ходила туда-сюда по черно-белой дорожке, и жуткая какофония неслась из утробы рояля. Я не мог этого слушать и вышел за пивом. Взяв в холодильнике баночку и наполнив стакан и потягивая пивко, я развалился на стуле на кухне и фтыкал какой-то сериал.

    Вдруг вместо звуков рояля я услышал тишину. Очень подозрительную тишину. Я встал и на цыпочках подкрался к двери. Хурьепка перестала играть, встала на задние лапы и заглядывала во внутрь открытого рояля. Она тихончко нажимала задней лапой на клавишу и смотрела, как молоточек стучит по струне, а потом, когда она снимала лапу, подушечка глушит струну.

    Так она двигалась по всей клавиатуре, всё выше и выше, играя хроматическую гамму. Она увлеченно играла, я увлеченно слушал. И мы не заметили, как кончилась клавиатура и началась штанга, поддерживающая крышку рояля.

    «УА-А-А-У» - заорала Хурьепка, когда крышка рояля рухнула на её спину. Царапая когтями и так несвежую полировку, упираясь задними лапами в клавиши слоновой кости, она карабкалась наружу из капкана.

    Я ржал, как умалишённый, наблюдая за потугами Хурьёпки. Она всё-таки выбралась сама и убежала в свою кладовку.

    Она на меня обиделась за этот рояль. Целую неделю я сам готовил завтрак, стирал и мыл посуду.

    А потом я принес тромбон. Его тоже хотели выкинуть. И мы с Хурьепкой помирились.