Да мне похую, как это со стороны выглядет. Но я уверен, работа- это добро! И это хорошо, как вещь в себе, а не так, как боссы всякие здесь пальцы гнут по типу, мы, мол, ебали секретарш и это заебись, а когда вы, ебланы, в очередь становитесь к нам на отсос, то это нам не комильфо.

Когда говорят здесь умники про офисный планктон, я блюю. Ебаать… Сидит такой гавна кусок на жопе ровно, уже и забыл, как все было с самого начала, и умничает. Да я, сука, да никогда, вот и братаны скажут, что я надежный, как автомат Калашникова. Как будто он нихуя не в этой стране родился и становился, а в ниибаца Массачусетских ебенях постигал основы мироздания на примерах математического моделирования вселенной и это, блять, открыло ему законы Мира. И 90-е он пережил в Куршавеле, когда все даже не знали про этот провинциальный курорт.

Вижу я таких каждый день. И это ,блять, нихуя неинтересно. Потому что они уже давно не пользуются мозгами, они пользуются своими связями. Таких же ебланов, как и они. А так как мозгов уже мало, они быстро напиваются и ищут молодых фигуристых баб, которым даже присунуть нормально не могут, ибо кризис среднего возраста благополучно завершился полным бессмыслием жизни и напрочь лишил их сексуальности. Они же бабло заколачивали, им некогда было за фигурами какие-то бабские заебы разглядывать. Закон такой. Не знаешь, как решить задачу, упрости функцию. Тьпфу.

И вот сидит он, один, за барной стойкой и хочется ему рассказать про все. Как на самом деле было. Как умирали друзья и ничего нельзя было сделать. Про мать, отца, что остались там, а он здесь, теперь, и не знает, как можно исправить, потому что отца нет и некому сказать слова, что копил всю жизнь. И когда злился, и так, обнять хотел, сказать: «Батя! Да еб нашу мать! Ты у меня мужик вот такой- и палец большой вверх !» И про женщин, которых он никогда не ебал, но помнит, что если б вернутся, то можно еще что-то исправить, попросить прощения хотя бы, что ли.

Потому что, сейчас, нихуя уже не исправить. Он сидит на барном стуле, подперев одной рукой тяжелую голову, смотрит на свое пойло, шумно выдыхает смесью еще вчерашнего перегара со свежим и перегибается через стойку: «Налей мне ХО, Перье и эспрессо. Бармен ставит все перед ним. Он ни к чему не притрагивается. Он почти спит. Голова пытается скользнуть вниз по руке, потом дергается и снова замирает.

Раздается звонок. Совершенно ебланский, надо сказать. «Говорит и показывает Москва..» что –то в этом духе. Он осоловело оглядывается, его осеняет, нашаривает трубу в кармане, хриплое АЛЛО. Потом он вскакивает, несется в коридор, и оттуда слышно: «Ебать, Ильич! Какого хуя ты там делаешь. ….бля, да ты заебал…деньги уже давно пришли…уже звонили…Да…ДДААА, БЛЯТЬ! Сука, я тебя выебу! Я позвоню в 12, если не сделаешь, ищи другую работу!»

И он успокаивается. Потому что человек вдруг нашел ориентир, ближнюю вешку, к которой надо ехать, бежать, стремится. И будет новый день, и будет будущее. А кто тут сказал, что все позади, а? «Идите нахуй! Да мы … да я…выебу тут…»- и он вдруг стал серьезным и собранным.

Да ебите кого хотите. Только будьте внимательней к людям, которые возле вас сейчас. Вдруг, другого случая, чтобы сказать, что они тебе нужны, может и не быть.