После долгого дня темноты тебя выносят на свет, и ты слепнешь. Чувствуешь себя беспомощным утёнком. Тебя кладут на госпитальную хувер-койку, дают наркоз и ты растворяешься в тёплом потоке света, который проникает сквозь закрытые веки. Кто-то осторожно, но решительно, разжимает твои пальцы, забирает пулемёт, снимает разгрузку с последней гранатой и освобождает тебя от неповреждённой части бронекостюма. Той, что снимается без плазменного резака. Ласковые голоса обращаются к тебе как к малому ребёнку, о чём-то просят, уговаривают. А ты не можешь понять, что именно тебе пытаются сказать. Сознание мёртвой хваткой вцепилось в единственную мысль, которая имеет значение: ты выжил в тёмных тоннелях, и снова появился на свет. Ты оказался сильнее, чем те, другие, которые тянулись к тебе щупальцами трассеров через непроглядную тьму. А когда дело доходило до рукопашной, то твой нож был проворней, кулак тяжелей, а кости крепче. Теперь ты слышишь человеческие голоса, а не глохнешь от взрывов, выстрелов и хриплых криков. И больше нет той враждебной тишины, готовой разорвать тебя в клочья, как только ты на секунду сомкнёшь глаз или перестанешь вслушиваться в завывание сквозняка...

Потом, когда ты уже сможешь выдерживать яркое сияние ламп дневного света, тебе скажут как тебя "лепили". Как сращивали трещины в костях, латали надорванные сухожилия, заново собирали коленные и локтевые суставы, восстанавливали выжженную сетчатку глаз, заштопывали барабанные перепонки, выводили из шока загнанный постоянным напряжением, болеутоляющими и стимуляторами мозг. При выписке тебе выдадут традиционное "ожерелье" - тонкую леску, с нанизанными осколками и двумя расплющенными пулями.

Ты будешь слоняться по светлым коридорам на старомодных костылях, презрительно отказавшись от хувер-платформы и электрической каталки. Дело даже не в том, что боль в заживающих ранах напоминает тебе что ты жив. Ты не хочешь быть похожим на тех, кто составляет 95% человечества. Неподъёмные туши на своих антигравитационных стульях и диванчиках. Почти полный набор синтетических органов и гормонно-медикаментозный модуль, бдительно следящий за тем, чтобы у хозяина было правильное давление и не было депрессии. Многие из них за жизнь не сделали ни шагу своими ногами, предпочитая парить над поверхностью. Только лёгкие движения пальцев: рычажок управления хувер-подставкой ходит вправо-влево, вперёд назад. Дюйм в одну сторону, дюйм в другую.

Они смотрят на тебя как на убогого. Они думают, что ты отказался от электронных потрохов и прочих удобств цивилизации только потому, что это сделало бы тебя беззащитным от импульсных гранат. Как они заблуждаются! Наоборот, ты ушёл в мясорубку войны, только затем, чтобы не попасть бройлерный загон мирной жизни, которая требует не отставать от прогресса. Где без приставки гормонального регулятора тебя не возьмут ни на одну приличную работу, потому что ты "эмоционально нестабилен".

Тебе хочется крикнуть в каждое заплывшее жиром счастливое лицо: "посмотри на кого ты похож!". Но ты не хочешь лишиться свободы из-за нарушения закона "о бытовой вежливости", за которое в суде тебя сотрут в порошок адвокаты, представляющие титанов пищевой промышленности и медицинские корпорации, дарящие жизнь нежизнеспособным телам. Сказать правду - "преступление ненависти". Тебе не дадут посягнуть на рынки сбыта, желудки сбыта, глотки сбыта, вены сбыта. Ты должен оставить их в покое, дать им быть тем, кем они выбрали быть. Счастливыми потребителями. Резиновыми утятами беззаботно плывущими на буксире за ледоколом технического прогресса, который делает за них всё в жизни.

Каждый из них, как и ты, родился здоровым ребёнком. Но потом в него вцепились железной хваткой бережная медицина и заботливая сфера услуг. Твои родители оказались старомодны. Под насмешливыми взглядами соседей они заставляли тебя ходить пешком, а не усаживали сызмальства в красочную хувер-машинку. И кормили не тем, что ты хотел, насмотревшись и нанюхавшись рекламы, а тем что считали нужным. Ты закатывал скандалы, требовал сладкую колу и красивый бургер. Да так громко, что соседи вызывали полицию. Констебль, похожий на гору, приезжал к вам домой чтобы убедиться, что права ребёнка не нарушаются. Каждый раз родители отделывались строгим предупреждением и нотацией о том, что желания ребёнка следует уважать. Тогда в законе "о правах детей" ещё не было пункта, запрещающего родителям контролировать то, что ест ребёнок. Пищепромышленное лобби додавило Сенат через год после твоего совершеннолетия. 

Ты прочитал достаточно книг из родительской библиотеки, чтобы понять, что прогресс окончательно превратил эволюцию в деградацию. Выживают все. Рост населения остановлен только вполне понятной сексуальной апатией. Естественный отбор исчез, как таковой. Нет больше того соревнования за место под солнцем, которое когда-то было основой человеческого существования. Резиновые утята не имеют врагов.

Оказалось, что армия - единственное место, для приложения твоих физических и моральных сил. Ирония состоит в том, что в тёмных тоннелях ты убиваешь таких же как ты на благо людей, которых ненавидишь. Возможно, у парня с той стороны темноты была похожая причина взять в руки пулемёт. Вы с ним одной крови и имеете мало общего с теми бесформенными шмотками плоти, что парят над землёй на своих персональных платформах. Но кто-то из вас должен был сгинуть в темноте. Ты или он. Ты оказался сильнее и выжил. Испытал адреналиновый раш и бесценную радость победы, которые существуют только там, внизу. Где настоящие люди борются друг с другом за выживание.

Поэтому, как только ты наберёшься сил, ты в очередной раз откажешься от положенного за ранение отпуска и обеспеченной гражданской жизни. Ты возьмёшь на складе новый пулемёт, растолкаешь гранаты по подсумкам, идеально подгонишь персональную броню и снова отправишься в бесконечные тёмные тоннели, где кипит жизнь и бурлит смерть.

Побеждать.