Крещенские праздники.  Святые отцы погружают кресты в прорубь. Всякий раз, когда народ самоотверженно ныряет в ледяную воду, у меня  пробуждаются воспоминания  детства.

Жили мы в районе новостроек.  Рядом со школой находился заброшенный гравийный карьер, используемый под свалку.  Мусорные машины сваливали туда бытовые отходы,  шинный завод – бракованную резину, которая хорошо горела, пуская  шлейфы тяжелого черного дыма, завод медпрепаратов свозил туда расчлененные трупы  подопытных животных – собак, кроликов, крыс.  Неподалеку  регулярно прорывало напорную канализацию, и бурный поток находил своё успокоение на дне карьера, где образовалось буро-зеленое озеро с букетом ароматов всевозможных оттенков запахов гавна, тухлятины и прочей  мерзости.

Учился я тогда в пятом классе. Карьер был местом нашего времяпровождения.  Само собой, кто-то как-то сколотил плот, неустойчивый и неповоротливый. Это плавсредство выдерживало двоих и передвигалось с помощью досок, типа вроде, как вёсел.  Плот был сделан из двух частей – нижней подосновы из брусков и бревёшек и верхнего дощатого настила. Катались на плоту по очереди.

Отголосок лета – сентябрь закончился. Настали пасмурные дни октября. В тот памятный  сырой и ветреный день мы отправились на карьер втроём. Я, Грига и Колян.  Плот приткнуло ветром к пустынному берегу, заваленному мусором.  Бурая вода рябила.  Колян закурил сигарету и зябко поежился.
-    Пошли домой, холодно сегодня, - предложил он.
-    Ну, нах. Счас покатаемся и пойдем, - возразил Грига и решительно шагнул на плот, который медленно начал отплывать от берега.
-    Стой, меня то подожди! – я  затоптался на берегу, изготовившись прыгнуть на плот.  Грига вдруг как-то странно засуетился, замахал руками, что-то заорал типа «На хуй! На хуй! Стой!» Я, было, подумал, что он хочет уплыть без меня,  и решительно сиганул на доски. Все прояснилось через секунды.
От моего прыжка плот начал медленно отплывать от берега и погружаться в воду.
-    Что за хуйня! – мелькнуло у меня в голове, когда я увидел, как мои ноги по щиколотки скрыла вода. До берега было уже метров пять.  С воплем «ебтвоюмать!» Грига сиганул с плота в сторону берега.  Само собой не рекордсмен. Не допрыгнул.  Оказался в воде чуть повыше колена. От толчка плот рвануло, я потерял равновесие и ёбнулся в воду. В моем месте воды оказалось по грудь. Не суетясь, я начал выбираться к берегу. Грига тем временем, не переставая  истошно вопить (само собой, вода-то с гавнецом и не тёплая)  суетливо зашлепал к берегу,  поскользнулся на мелководье и с воплем «Блять!» ебнулся со всего маху всей мордой и туловищем в жижу. На берег он выполз.  Я  же спокойно и с достоинством вышел из купели.
Колян  катался от смеха по берегу, среди  навалов мусора.
Развели костер. Сушились.  Штаны исходили вонючей испариной.

Мы выяснили, что какая то сука вытащила из-под плота брусчато-бревенчатую основу. Пошутила. Сверху-то не видно. Плот, да плот. А двоих уже не держал. 
Колян не переставал мерзко беззвучно хихикать. Грига злобно матерился, а я почему-то радостно улыбался.
Подсушились. Пошли домой. Одежду пришлось выбросить.  Через несколько дней у меня на пузе образовался лишай.  Когда заразу вылечили, на жопе вскочил чирий. Потом на морде. Потом опять на жопе. Так и продолжалось около года. То на морде, то на жопе. Попеременке. Почему попеременке – не знаю. То на морде, то на жопе.

Каждый раз, когда наступают крещенские праздники и народ ныряет в холодную воду, я вспоминаю тот памятный день и его последствия.
То на морде, то на жопе.
С празднеком вас, православные христиане!