Мой кошак сцуко настоящий торчок. Прёцца он, как и фсе кошаки, от валерьянки, причом прёцца нагло, несмотря на назидания моих матери, тётки и младшей сестрёнки: «Порядочные коты так не поступают!». Как только шкаф с микстурами-таблетками-каплями-прочейпоебенью аткрывают, пушыстый торчуган со всех когтей бежит к нему, надеясь напыхацца своёва зелья. Если фортуна не посылает кошака нахуй (вариант: фпесду), то домочадцы достают именно валерьянку, и у зверя начинаеццо торч. Он катаеццо по полу в каком-то ниибическом экстазе, начинает носицца по комнате и кувыркацца не хуже брэйкероф, при этом мурлыча ат щастья чуть ли не громче, чем трактор «Беларусь» или тюнингованный тазик со снятым глушаком.

Я обычно, глядя на кошачий торч, ржу – очень уж забавно. А недавно узнал, что замечательный зверь медвед тоже любит ништяки, а именно бухло. Причом бухалово совсем не такое, как в старинных романах, где цыгане на ярмарке типа зверя ручнова поят воткой. Дикий малайзийский медвед – вот кто любит посинячить, причом готовит бухло он себе сам, этакий махнатый самагонщег.

В Малайзии растут фсякие там папайи-маракуйи-дикиедыни-прочиефрукты. Мишко (такой же, как и российский, только шерсть покороче, и сам поменьше, типа как Балу у Киплинга) ждёт, пока фся эта флора не протухнет к хуям, заботливо атганяя абизьянов и птиц, штоп не нагадили. А потом, когда плоды перезреют и забродят, медвед нажираецца до пуза, и, естественно, слехка окосевает (много ли дитю природы надо, штоп обхуярицца? Хватает и проста подгнифших фруктикоф). А уж какда урожай алкофруктов особенно большой, то медведы по тропическому лесу перемещаюццо буквально на бровях.

Я сначала, когда мне это друган поведал, подумал: байки из разряда «рыбы-мутанты живут в канализации и жрут окурки». А оказалась правда, причом документально заверенная учоными-биологами в старой савецкой книге «Животные. Наркотики. Человек.» (ахуеть название).   

На медведову беду, хитрожопые абарегены цыничьно пользуюцца этой его слабостью к алкаголю. Они варят фруктовую наливку, добавляют туда слабительнова (тоже растительнова происхождения) и ставят плошки с житкастью под пчелиными бортями или у водопоя – там, где медвед чаще фсево шарицца.

Зверь, ахуев от вида халявных ништяков, «теряет волю» (с) и насинячиваеццо до зелёных соплей. Кстати, есть у людей некоторых такая болезнь – «медвежий синдром», какда апсераюццо при неажиданной апаснасти. Типа машина реско загудела на задумафшегося посреди улицы далбайоба и – пиздык! – в трусы такой подарочек вывалилсо, по ногам в ботинки стекаит. Синдром этот не зря так называеццо – медвед на кишку слабоват, и при угрозе (типа там кабан ахуевший готовиццо медведовы йайца на копыта намотать, или ахотнечья лайка за жопу укусила) дрищет поносом.

Это если нормальный, тверезый зверь. А бухой в говно малайзийский медвед уж софсем себя контролировать не может, да и слабительное просицца ис жопы вон. Абарегенам для поимки зверя даже следопытовские индейские навыки не нужны – запашок и характернова вида полоса на траве являюццо, образно гаваря, путеводной звездой. Медведа подлым ментовским приемом закоцывают в путы и продают в зоопарк или цырк.

Ну, такая ахота, конечно, гуманнее, чем угандошывание из штуцеров ахуенскова калибра. Медведа даже не бьют. Но вот похмелицца ему потом не дают. Да и в зоопарке через решотку смотреть на щелкающих хлебалом апёздалов – незавидная перспектива.

Малайзийские медведы, будьте бдительны! Гатовьте себе бухло сами! И не пейте фсякую палёную дрянь! Абарегенаф и любителей шарайобицца по зоопаркам – нахуй!