Директор опять дымил сигариллой. Климатирическая дамочка переместилась к нему на колени и бросала на меня томные взгляды, облизывала губы и подмигивала. Хотя это могло быть и тиком. «Значит так, едешь в командировку, санаторий ЦК, бывший правда, поселок имени Переселенцев. Наш заказчик ООО «Дохуябаблаотнефтиигаза» проявляет интерес к фондам собранным сотрудником санатория  Ивановым-Медведовым. Ознакомиться, выкупить, доставить в целости, сдать заказчику. Что за фонды? Гавно.»

          Служба безопасности. «Это на билеты, это на проживание, это на водку – купишь в городе, в Переселенцах не брать, отравишься. Водка – это представительские. Пить только в случае крайней необходимости. Теперь по технике безопасности. В санатории баб мало, он по мужским проблемам, простата там или не стоит. Поэтому за бабами иди в поселок к магазину или библиотеку. В библиотеке спрашивай Аглаю Сергеевну. Дама в годах, но зато вопрос решается всегда положительно и главное быстро. Вот тебе «Амаретто». Сам не пей – это бабам. Сразу стакан ликера и хватит, второй стакан – водка. Потом еби сразу, не затягивай, можешь пропустить удобный момент. Откуда все это знаю? Нет никогда не был. Оперативная информация. Сотрудники Госбеза бывшими не бывают.»

            Псковский поезд. Львовский автобус. 4 часа в облаках подгоревшей соляры и миазмов от пассажиров. Автовокзал «Переселенцы». Дощатая будка с раскаленной железной печкой. На вопрос как дойти до санатория испуганно шарахаются или притворяются пьяными. Да вроде и не притворяются. Подходит дедок. «Санаторием интересуетесь? А документики попрошу. А вот нахуй меня посылать не надо. Лучше накапай представительских. Я тебя и доведу короткой дорогой»

            Затемно. Стучусь в дверь барака на окраине санатория. «Кто там? От кого? Командировочное и паспорт под дверь подсуньте.» Наконец дверь открывается. Мелкий дедок проводит меня длинным темным коридором. Вдоль стен длинные полки, уставленные длинными рядами разнокалиберных баночек. Сажает за грязный стол и поднимает на меня измученные старые глаза. Молча достаю водку. Дедок радостно подскакивает с места и приносит стаканы.

              «А закуски нет? И у меня нет… Ладно занюхаем. Я ведь здесь при санатории после армии. В погранвойсках отслужил, кровь с молоком. Сначала не хотели на гавно брать, мол молод, горяч. Но потом взяли и не пожалели, полюбил я это дело всей душой». Старик выпил сотку, достал с полки баночку и понюхал. Меня передернуло.

              «Раньше ведь как было. Отдыхающие народ солидный, из ЦК, министерств, органов, все порежиму, поел, поспал и на горшочек. Какашечка шла выдержанная, налитая. А сейчас…..эх!! Едет народ обеспеченный, но так сказать еще некультурный в вопросах отправления естественных надобностей. Нахватаются деликатесов, даже жевать не успевают, вот и выходят или куски непереваренные или одна дристота». Дед плеснул сотку, выпил, занюхал. Я тоже опрокинул и повел носом.

                «Приму я значит у ответственного работника кал, раскладываю по лабораториям, а сам присматриваюсь, принюхиваюсь, цвет, плотность, запах, все блин разное. Сопоставлять начал. Серит какой-нибудь кандидат в члены жиденько, цвет противный и запах натурально ядовитый – к бабке не ходи, не бывать ему в Политбюро. А какая-нибудь райкомовская шавка, живет в номере на четверых, стол около туалета, а какой стул, какой стул! Пахнет дивно, аж струится. Этот далеко пойдет. Потом собирать начал, в научных конечно целях. Вот понюхай. Прелесть правда? Это молодой Кобзон по лимиту ВЛКСМ. А это? Не кривись, ты еще сблевни мне тут. Это тот же Кобзон в прошлом году.» Мы выпили. Занюхали из баночки молодого Кобзона.

                « А этот приехал – я сразу напрягся. Вроде ничего особенного. Мелковатый, лысоватый с женой. Все тихонько шмыг да шмыг. Но школа чуствуется, сразу на раз заподозрил неладное. Неделю ходил за горшочком, а там пусто. То ли жена в газетке выносила, то ли в поселок бегал. Но я ж погранец. Дождался пикника и залег в траве с баночкой. Он еще штаны застегнуть не успел, как я всю кучку стыбзил. Вот оно нюхни.» Я нюхнул. Да, ошибиться было невозможно, это было дерьмо великого человека. Ну не Наполеона конечно и не Рузвельта, но для портрета в кабинете вполне. Понятно, что в «Дохуябаблаотнефтиигаза» так колбасятся. Почетно такому человеку такой презент из прошлого преподнести на день рождения или на инагурацию какую. Мы допили вторую и перешли к переговорам.

                    «30000 и не копейки меньше. Тут одни баночки столько стоят. Что значит хуй знает чье? У меня все записано, вот каталог. Я между прочим экспозицию готовил в ДК. 25 – последнее слово. Не контейнер не подойдет, побьется все. Забирай с собой особо ценное, а я остальное упакую в газетки, пришлешь транспорт, вывезем.»

                      До автобуса было часа два. Я попрыгал вокруг автовокзала. Скучно. Неожиданная мысль пришла мне в голову. Шагнув в сумерки, я быстро спустил брюки и навалил. Подсвечивая мобильником, осмотрел кучку. Цвет был крайне неравномерный, на ощупь неплотное, воняет. Нет, не будет из меня толка. Я поднялся и побежал  в библиотеку.