Восходящая звезда российской эстрады Павлуша Мейнстрим сидел в гримёрке и очень волновался. Его красивое мужественное лицо, в котором многие знающие люди угадывали скрытое сходство с Джорджем Майклом, было искажено нечеловеческим страданием. Реки пота стекали со лба, прорывали себе русла в толстом слое грима и водопадами низвергались на белоснежную сценическую рубашку, оставляя некрасивые грязные разводы. Павлушино воображение живо рисовало слепящий свет софитов, орды повизгивающих поклонниц и летящие на сцену букеты эдельвейсов – его любимых цветов. По правде говоря, ничего подобного не намечалось: выступление проходило в городском посёлке Шамбалово Смоленской области и, несмотря на благотворительный характер концерта, в зале до сих пор пустовало более половины мест. Но тем не менее это был первый сольник, организованный для него продюсером Муфлоном Агабековичем. Муфлона Агабековича Павлуша в глубине души недолюбливал, особенно ночные «разговоры о перспективах карьерного роста», после которых долго болела попа. Однако Павлуша не представлял своей жизни без эстрады, был уверен в собственном таланте и знал, что рано или поздно станет настоящей звездой. Так что приходилось терпеть.
Чтобы убить время и унять волнение, Павлуша принялся в сотый раз за день репетировать свой главный убойный хит «Любовь на небесах». На концерте за Павлушу пела фонограмма, но он любил подпевать и работать с залом – время от времени выкрикивать «А теперь вместе!» или «Я не вижу ваших рук!» – он знал, что это признак высокого профессионализма. Так что парень начал негромко напевать, время от времени позволяя себе сымпровизировать и применить один из вокальных приёмов, разученных под руководством репетитора – преподавателя консерватории:
Я тону в твоих глазах,
Моя любовь на небесах,
И я лечу, ведь два крыла
Моя любовь мне отдала.
Внезапно из-за спины раздался приятный вежливый голос:
- Вообще-то по тексту не «моя любовь мне отдала», а «мой ангел, ты мне отдала». Но впрочем, это не принципиально – всё равно провалишься.
Павлуша вздрогнул и резко обернулся. Сзади восседал в кресле дяденька средненеопределённых лет. Одет он был несколько аляповато, однако не без вкуса: элегантный мареновый костюм с искрой дополнял галстук камуфляжной раскраски, а на ногах красовались плюшевые жёлтые тапочки с медвежатами и серебряными иероглифами. Павлуша сообразил, что перед ним один из столпов местной богемы, и широко заулыбался:
- Здравствуйте!
- Провалишься-провалишься! – дяденька не обратил на его приветствие ровным счётом никакого внимания. – Скорее всего, тебя просто закидают гнилыми помидорами, которые купят в антракте в овощном магазине напротив. Но не исключаю, что могут и побить.
- Кто? За что? – не понял Павлуша.
Пришелец выудил из массивного золотого портсигара длинную чёрную сигарету и, не спрашивая разрешения, закурил.
- Кто, кто… Мать Тереза на пару с Папой Римским, бля. Ясно же, что зрители. Как пить дать закидают. Ты же бездарь. Полное ничтожество. Зачем вообще сюда приехал?
- Я… Я… - заблеял будущий народный артист. Он опешил, потому что привык слышать совсем другие отзывы о своём творчестве.
- Головка от хуя! – неостроумно передразнил его дяденька и задумчиво добавил – А помидоры гнилые здесь хороши, факт. Как раз то, что надо. Очень эстетично лопаются, разбиваясь об ебальник. К вам в Москву, небось, таких и не завозят.
До Павлуши наконец дошло, что над ним издеваются. Однако предпринять что-либо он не решился – дяденька явно был не из простых. Оставалось только сидеть и натянуто улыбаться. Парень успокоил себя: наверняка такие же завистники-недоброжелатели есть у любого популярного певца. Такова уж участь звёзд. Нужно либо смириться с этим, либо перестать стремиться к славе и вернуться в унылый тесный мирок простых обывателей. Поэтому он ответил вежливо, но при этом не упуская случая напомнить зарвавшемуся критику о своём могущественном покровителе:
- А вы скажите об этом Муфлону Агабековичу. Он-то знает, кто по-настоящему талантлив и не стал бы в меня вкладывать деньги напрасно.
-Ну да, тут мне возразить нечего. Правда твоя. Снять в Москве смазливого мальчика-проститутку стоит не больше двух сотен, а он выкидывает на тебя такие деньжищи. Видимо, ты и на самом деле очень талантливо подмахиваешь задницей. Да и язычком наверняка работаешь на славу. – лукаво подмигнул незнакомец.
Павлуша покраснел. «И об этом знает, паскуда!» – подумал он, и вдруг его аж передёрнуло от внезапной догадки – «Конкурент! Точно! Другой продюсер! То-то он мне знакомым показался – я ж его с Агутиным видел на тусовке. Переманить меня хочет. Поэтому и унижает, цену себе набивает. Иначе зачем вообще сюда приехал? Знает же, что Муфлон Агабекович остался в Москве, вот и выбрал подходящий момент. Знаем мы таких…» Певец гордо расправил плечи и ехидно заулыбался. В его голове уже вертелись переполненный «Олимпийский» и белый лимузин, забитый источающими сладкий аромат победы эдельвейсами.
Однако незнакомец заливисто расхохотался:
- Да нет, что ты! Какой из меня продюсер?! Я просто Дьявол!
Павлуша похолодел, осознав, что странный дяденька прочёл его мысли.
Ну Сатана я. – ещё раз пояснил тот и, сбросив тапочки, продемонстрировал увесистые раздвоенные копыта. – Князь Тьмы там и всё такое.
От увиденного певец лишился последних ошмётков самообладания и упал в обморок. Дьявол наклонился над ним и принялся заботливо шлёпать по щекам, пока Павлуша не восстановил связь с реальностью.
- И что вам от меня нужно? Вы хотите забрать мою душу, а взамен сделаете гениальным и знаменитым певцом? – прошептал он.
Дьявол опять рассмеялся, ещё более задорно и весело:
- Да ты никак ёбнулся! Нахуй мне такое говно сдалось?! К тому же сделать тебя гениальным певцом, увы, не под силу даже мне. Нет, предложение совсем иного рода. Есть тут кое-какая работёнка…
***
Павел Юрьевич Лопухин вальяжно развалился в кресле из человеческой кожи, а ассистентка Лилиточка старательно пыхтела у ног, делая ему минет. Наконец он крякнул и кончил. Девушка подчистую слизала сперму раздвоенным чёрным язычком. Павел Юрьевич застегнул ширинку на расшитых стразами блестящих брюках и деловито поинтересовался:
- Все в сборе? Зал набит до отказа?
- Да, господин, вас уже ждут. – подтвердила помощница, кротко опустив голову: она, простая служанка, не смела смотреть в глаза такой выдающейся и легендарной личности. Лилит нашла эту работу благодаря исключительному везению – до сих пор все подружки с плохо скрываемой завистью выпрашивали у неё автограф самого Маэстро. К тому же девушка почти всегда сопровождала своего хозяина на гастролях, благодаря чему смогла побывать в самых экзотических и отдалённых уголках Ада, куда при других раскладах за всю жизнь не добралась бы. Да, она определённо вытащила счастливый билет!
Сам Павел Юрьевич в последнее время несколько обрюзг и зазвездил, однако за бешеную популярность ему прощались все чудачества и капризы. Маэстро знал себе цену. И сейчас он не торопился выходить на сцену – толпа должна подождать. Павел Юрьевич неспешно облачился в белоснежную курточку со стильными, переливающимися на свету золотистыми аппликациями. Затем помощница зашнуровала на его ногах лаковые красные сапожки. Маэстро удовлетворённо посмотрел на себя в зеркало – все свои сценические костюмы он выдумывал сам, после чего целая бригада модельеров во главе с Джанни Версаче воплощала в жизнь его фантазии, и этот наряд удался, пожалуй, даже лучше других. Отлично. Теперь можно выходить к зрителям.
Он выскочил на сцену и закричал в микрофон:
- Я приветствую вас!
Зал отозвался гробовым молчанием, хотя в нём действительно яблоку негде было упасть. Все места занимали унылые серые существа, как две капли воды похожие друг на друга. В чертах их сморщенных лиц застыла тоска и бесконечное страдание. Но вдруг из-под сцены вырвались ревущие языки пламени и в воздухе запахло серой. Шоу началось.
И он запел. Сначала неуверенно и с волнением в голосе – несмотря на звёздный статус, Маэстро так и не смог привыкнуть к сцене, выступления до сих пор не стали для него рутинной работой, не потеряли своего очарования. Возможно, именно поэтому он добился такого успеха – лишь вкладывая в творчество всю душу, растворяясь в нём целиком, можно стать звездой. Но постепенно голос окреп, зазвучал уверенно, отражаясь от закопченных каменных стен зала. Он пел, упиваясь каждой нотой, каждым мгновением на сцене. Пел легко и свободно, то покорно плывя по волнам чарующей мелодии, то вдруг начиная бороться с ней и нарушая гармонию звучания – но и в этой какофонии было своё неповторимое очарование. О да, теперь он владел своим вокалом в совершенстве, знал малейшие нюансы исполнения. И вскоре он ощутил ту восхитительную воздушность, которая всегда переполняла его естество во время концертов. Маэстро сливался со своей песней в единое целое, уносился куда-то ввысь и парил высоко-высоко над толпой. В такие моменты он чувствовал себя почти Богом, упивался своей славой, и его песня звучала особенно прекрасно:
Я тону в твоих глазах,
Моя любовь на небесах,
И я лечу, ведь два крыла
Моя любовь мне отдала.
Серые людишки в зале заёрзали в своих креслах, пытаясь удрать или хотя бы закрыть уши ладонями, но тщетно – их руки были надёжно примотаны к подлокотникам колючей проволокой. Осознав безнадёжность своей затеи, многие из них обречённо завыли, но их голоса утонули, поглощённые набирающей силы Песней. Существа задёргались, будто на электрических стульях, визжа и пуская слюни. Вскоре счастливчики потеряли сознание, а менее удачливые принялись отгрызать привязанные руки в надежде спастись. Самые стойкие ещё держались, но силы их иссякали, а концерт ещё только начинался…
Двое, стоящие неподалёку, восхищенно смотрели на беснующегося на сцене Павла Юрьевича.
- Да, вот это талант! – сказал один.
Второй кивнул, соглашаясь:
- Выше бери! Не просто талант, а настоящий гений! Такой ужасной, изощрённой пытки над грешниками Ад ещё не знал. Одно слово – Маэстро!
И они пошли прочь, негромко цокая копытами по зазубренным кускам остывшей лавы и костям тысяч неведомых существ.