Любовь у вас будет...А вот хуй!
Лизанька плакала. Слезки текли по розовым щечкам семнадцатилетнего создания и капали на клочок бумаги, в будущем должного быть письмом. Чернила расплывались, каллиграфические буковки превращались в спрутиков, выпуская маленькие чорные щупальца на встречу друг другу. Лизанька от этого злилась и плакала еще горше.
«Миластевый государь, уже более двух часов прошло, как я отправила Вам с нарочным своя откровения и все ни как не дождусь ответа. Настоящим посланием я прошу Вас не тревожить боле моя юношеския грезы и принять от меня полнейшую отставку с отказом в любых привилегиях. У нас с Вами не будет ни какой тайной связи, как бы Вы ни намекали мине, засовывая Ваш указательный палец одной руки в кулак другой. Папенька сказали, что это mauvais ton и называли Вас сраным странным пидаром (я не знаю, что такое это последнее, а папенька рассказывать отказали).
А мы с Вами скоро будем очень далеко – папенька намедни собирались отправить миня к тетушке в Вышний Волочок, дабы я тама отдохнула душою и не смотрела на ливолюцию (все наши гости из папенькиного присутствия называют происходящее сейчас «это блядство» и выгоняют миня из залы, чтобы я не слушала). Если Вы хотите, можете мине писать, я Вам позволяю. Но видеть меня Вам не надобно, даже и пары часов, не то чтобы двое суток, коих Вам, как Вы изволили выразиться в предыдущей депеше «на случку хватит как нехуя сцать». Я не всегда хорошо понимаю Ваш слог и, подумала, что вы имели в виду вязку наших борзых, о чем имела честь спросить сестрицу, показав ей письмо. Сестрица ласково погладила меня по плечу и нежно назвала «ебанашкой». Опять новое слово, в Смольном мы такие не слыхивали вовсе. Записала его в книжицу.
Все, миластевый государь, я решилася! Со мною отныне будут только другие и не смейте, слышите, не смейте боле посылать мне эти срамныя картинки (братец-кадет утащили их всех в ванную и не выходят уже 40 минут). Я же говорю Вам в последний раз – я для Вас отныне только букафки и не боле. Маленькия чорныя букафки.
Прощайте,
Некогда Ваша Лизавета Е.»
Через три года Лизанька была первейшей шлюхой на углу улицы Фрошо, близ Плас Пигаль, получая не менее двадцати франков с клиента, пораженного милым акцентом.