Песдец… Дваццать лет…
Дваццать лет назад меня забрали охранять мирный покой граждан великой страны, от моря и до моря, как говорицца, и есчё раз от моря и до моря.
Скажу сразу, об откосе не только не шла речь, но и мыслей таких не было. А были диаметрально противоположные мысли, мысли о практически халявном поступлении из рядоф ВС в высшее военное учебное заведение. Издержки наличия отца в виде офицера совецкой армии, блять.

    И вот, раннее утро, подвальное помещение местного военкомата, жесточайший бодунище и смутно различимый военный, отбирающий паспорта и штота нудно бубнящий. Потом вонючий, разъёбаный ЛАЗ, облёванный ряд пустых сидений спереди, и как результат, республиканский призывной распределительный пункт, или хуйивознает как оно называлось.

    Об этом уважаемом учреждении воспоминания довольно смутные. Большое, многоэтажное здание на  окраине города, на каком то пустыре, грязь вокруг и пронизывающий ветер. Ветер перемен, матьиво. Агрессивные чурки, шмонающие внофьприбывших, загаженные, заплёванные лестничные площадки, превращённые в курилки, двухэтажные нары из ДСП и какое то тягостное безделие в ожидании, когда  по матюгальнику прогнусят твою фомилию и предложат песдовать в спортзал с вещами. Предложение, от которого врядли можно отказацца, хаха.

      И тут начали проявляцца первые признаки армейского сюрреализма. Во фсяком случае, сейчас это фсё воспринимаецца именно как сюрреализм. После первой ночи, проведённой на роскошных нарах без подстилки, ко мне подошёл какой то хитровыебаный капитан Цветкоф. И начал интересовацца моим допуском к работе с секретным радиоэлектронным оборудованием, который я получил, заполняя паузу между неудачным поступлением в краснодарское лётное училище и призывом в ВС, работая на песдатом авиаремонтном предприятии. Папесдеф задушевно, капитан Цветкоф заявил, што забирает меня. Но забирает через неделю. Неделю, блять! Сказал он так, и грациозно и загадочно съебал. А я, постепенно охуевая, начал представлять, как буду чалицца в этом гадюшнике, где нормально не поспать, не помыцца, не побрицца, не пожрать, целую, сцуко, неделю.

      Но на следующий день, ближе к обеду, матюгальник проквакал мою фомилию вместе с несколькими фомилиями других бедолаг и посоветовал быстра выдвинуцца в спортзал с вещами. По дороге туда я фспоминал капитана Цветкова и строил предположения о его палавой ориентации. И не только его, а фсех его родственников. В зале нас кое как построили фшеренгу и начали выдавать какие то листки. Когда листок получил я, то охуел, но как то вяло охуел. Наверное потому, што слишком много было новых фпечатлений и моск начал фсю эту байду как то демпфировать. На листке было написано:
«Отпускной лист. Еблан такойта, таковата числа отправляецца в отпуск по месту жительства на 7(семь) суток. Таковата числа прибыть сюда же, блять».
Потом был задан вопрос: - фсё ли понятно?
И отеческое напуцтвие: - нахуй пашли отсюда.
        Смутно помню, как с апсолютно пустой головой я добрался до афтовогзала на попутной мошыне, взял билет и ебанул до дому. Уже вечером позвонил в дверь квартиры.
Дверь открыла мать и издала какой то забавный, нечленораздельный звук. А батя, выйдя из комнаты (из салона, гыгы), прошипел: - съебалсо, сцуко...
А я ему: - а вотхуй! И бумажкой тычу. Батя молча прочитал, молча достал бутылку и наебенились мы с ним тем вечером ну просто фсопли.

        Ну што можно сказать, это была невероятно песдатая неделя. Вотка, дефки, эйфория.
Даже есчё в одних проводах двух таких же ебланоф поучаствовал. Обратно прибыл уже как бывалый перец. Почему то очень спокойный, без фсякого бляццкого мандража. И в тот же день незаслуженно очернённый капитан Цветкоф посадил меня и есчё одного ебанька в уазик и повез нафстречу ратным подвигам...