Перед тем как вставить глаз левретке, я отключил все телефоны, выдохнул и сосредоточился. Тишину прорезал настойчивый звонок в дверь… Хуюшки! Пинцет описал правильный эллипс, и глаз встал на место.
За дверью оказались былинные богатыри. Двое из ларца одинаковых с лица. Может, потому, что оба были в темных очках?
– Послезавтра у нашего босса юбилей – 50 лет. Он хочет подстрелить на день рождения слона. Ты завтра летишь в Африку. Есть вопросы? – предельно конкретно обозначил ситуацию Илья Муромец.
– Если я откажусь, вы меня быстро убьете?
– Нет, сначала вычтем стоимость экраноплана, – ласково ответил Добрыня. – Инструкции на Невском, 30.
***
В офисе три Анюты по очереди передавали мне конверты.
– Билеты на чартер в Омдурман с посадкой в Дамаске. Регистрация за полтора часа в Пулково-2, не опаздывать! – строго наставляла красная. – Билеты от Хартума до Киншасы, дальше на машинах поедете. Вот карта с маршрутом.
– Деньги на карманные расходы и девушек, – хихикала желтая.
– Замбийский паспорт, тэ-эк, Ангола – фотография в профиль, Республика Конго – 2 штуки. Там война идет, неизвестно кто победит, – грустно комментировала зеленая. – Зимбабве, Революционный билет Замбийского освободителя, и, на всякий пожарный, паспорт королевства Берег Слоновой Кости, он же Кот-д`Ивуар.
– На какой такой пожарный? – встревожился я.
– Там у нас база в Абиджане, – успокоила Анна, – Оттуда транспортная группа едет с трейлерами и рефрижератором.
***
Дорога закончилась. Знак, вроде нашего «сужение проезжей части», указывал на тропу, уходящую в джунгли. Мы вылезли из джипов.
– Дальше пешком пару километров до деревни, – махнул в чащу Илюша и стал выгружать вещи.
Нас было шестеро: я, босс Федор Егорович, его дружбан-охотник Лаврентий, богатыри и переводчик. Мы пошли по довольно широкой тропе, и Лаврентий продолжил лекцию об охотничьем деле:
– Если кто считает, что слон добродушное животное, на котором ездят на работу, то он глубоко заблуждается. Может, индийские ручные и ласковые, а вот африканские – хуй. Они коварны и свирепы как берсерки. Ближе ста метров к ним не подходи – затопчут. Причем причин им для этого никаких не надо, им раздавить человека – просто по-приколу. Да и на флажки они, говорят, не ведутся.
– Да уж! Повозиться придется, – поддерживал я разговор. – Шутка ли 4,5 тонны мяса, да еще 1,5 тонны костей! Плюс 30 квадратных метров кожи, заметьте, без шерсти!
– С одним то мы справимся, – стратегично рассуждал Федор Егорович, – но у них взаимовыручка развита. Они раненых с поля боя уносят. Поджимают вдвоем с боков и утаскивают. А остальные нападают в это время, суки, всем стадом. Голов по 10-20 сразу. Лаврентий, ты гранаты не забыл?
Мне стало жарко.
Вдруг джунгли огласились дикими воплями. Со всех сторон на нас налетели вооруженные луками и копьями аборигены. Они были в боевой раскраске и в суровой решимости затыкать нас копьями.
Федор Егорович процедил сквозь зубы переводчику:
– Скажи им, что мы друзья, у нас есть разрешение на отстрел слонов. Правительственное.
– We are friends! We have a governmental hunting license for elephants.
Маленький юркий туземец подскочил к переводчику. Его чистое смуглое лицо украшали курчавые бакенбарды. Он чиркнул пальцем по длинному носу и сказал:
– I must give a report on our bro… chieftain.
– Я должен доложить нашему предводителю племени.
Курчавый повернулся к маячившему в стороне здоровенному негру, расписанному под скелет белой глиной, и громко сказал:
– Братуха, это пиндосы. За слоном припёрлись.
– Шли их нахуй, Нгуен, – отозвался вождь. – Понаехали тут, чурки бледножопые! Сланов йым наших треба! Пусть берут руки в ноги и уябывают, пока из их шаурму ни зробилы.
– Шаверму, брателло, – поправил Нгуен.
– Зайоп вже поправляти, братан. Я ж гутарю – нахуй!
Нгуен повернулся к нам и с лучезарной улыбкой сообщил:
– Yankee go home.
– Чево?!
– Американцы, идите домой, – автоматически перевел переводчик.
Повисла неловкая пауза. Добрыня набрал воздуху в могутну грудь.
– Ты кого бледножопым назвал, перхоть подзалупная?! Бля буду, пацаны, щас этому хуесосу глаз на жопу натяну! – Он рывком сдернул с плеча автомат Калашникова.
Переводчик, профессионально подражая интонациям говорящего, перевел:
– Whom do you named a pale-assed? You are a dandruff-scab of head of prick! I'll be goddamned if I'll doesn't pull a blinker on his cocksucker`s asshole, boys! – И сдернул с плеча фото-штатив.
– Свои! – махнул рукой Нгуен воинам – те опустили копья. Он обратился к переводчику, как бы продолжая неспешную беседу:
– Нельзя, голубчик, переводить дословно. Последняя фраза должна звучать: to beat the shit out of… Эх, ты, жопа! – Он дружески похлопал его по плечу и протянул руку Добрыне.
– Нгуен Пушкин.
– Жора. Жора Бородавченко, – с достоинством суперагента пожал руку Добрыня.
– Тоже нехуёво, – подтвердил Пушкин, – и позвал вождя, – кам он, браза, наши!
Вождь чинно подошел. В руке у него был спутниковый телефон.
– Абрахам Гарилагула Юмба Чукумба Шестой, – представил вождя Нгуен Пушкин.
– Мы очень рады, Горилла… э-э… Чукумба, простите, не запомнил сразу ваше полное имя, – вежливо обратился Федор Егорович.
– Зовите меня просто Юрой, – осклабился вождь, – я, когда нервничаю, на украинский перехожу. Харьковское Военное Авиационное Училище. А Пушкин у нас коренной Петербуржец, правда ведь, мой черножопый братишка?
– Истину глаголешь, брат. Еще мой прапрапрадед в Питере отжигал, – и он, тыкая пальцами по-рэперски, зачитал речитатив:
Я поманю чуданае мнгнавене.
Переда мной явилася ты.
Как мималётыная видене,
Как чыстый гений карасаты.
Илюша перевел разговор в практическое русло:
– Земеля, нам бы слона добыть. У босса завтра день рожденья, юбилей – полтинник. Ну, ты ведь понимаешь… Где они тут у вас водятся?
– Поял, зёма! Без базара! – показал белую ладонь Нгуен Пушкин. – Эт дело надо отметить. Милости прошу к нашему шалашу, в деревню. Попьем кокосовки, закусим – всё по-людски. Переночуете, а утром на слона пойдём.
Правнук поэта тоже умел жечь глаголом сердца людей. Мы всем кагалом двинулись в деревню. Через километр показалось африканское селение. Глиняные мазанки, соломенные крыши. Негритоски, с обвислыми сиськами, грязные ребятишки, бегущие нам навстречу. Всё как в передаче «Вокруг Света».
Вечерело. Посредине деревни перед хижиной вождя Юры сельчане разожгли большой костер. Мы возлежали на диванах из плетеного сена и попивали сладковатую кокосовку. Хорошшо. Вся деревня на третий бис протяжно заспевала романс «Я ехала домой». Некоторые девушки постепенно начинали нравиться. На небе высыпали звезды. Мы разговаривали о жизни, о судьбе, о земле, о людях.
– Не-е, мы не Иваны непомнящие родства, – спорил захмелевший Пушкин, – когда мой отец Сергей хотел назвать меня Сашей, моя мать Арина запротестовала, и они назвали меня Нгуеном. Зачем?! Ведь деда нашего великого итак все в семье знают и будут знать во веки веков. А вот у брата Юры, вообще, династия. Все летчики, а дед даже космонавтом был! Погиб как герой.
– Мне очень жаль.
– Да, ладно, давно это было, – отмахнулся вождь, – еще до Белки и Стрелки.
– Это хорошо, что вы большую Родину не забываете. Надо ж, тут ваши парни из Свердловска, из Владика, из Алма-Аты, но вы то русский помните, а дети ваши забудут.
– Эй, Небля, подь сюда, – поймал за ногу пробегавшую девчушку хлопкороб Мабуту. – Ну-ка, расскажи стишок! – Он поставил ее на пенёк от пальмы.
Я маленькая девочка,
Я в школу не хожу,
Я Путина не видела,
Но всё равно люблю!
Все умиленно захлопали, и даже босс вышел из транса, в котором он чистил оружие, и пару раз хлопнул себя по ляжке. Он надел на огромную винтовку дульный тормоз и передернул затвор. На землю упал патрон размером со снаряд от авиапушки.
– «Лапуа Магнум» 338, – гордо сообщил он. – Дульная энергия под 7 тыщ джоулей! Слона насквозь пробьет! – мечтательно улыбнулся юбиляр.
Нгуен Пушкин поднял тост кокосовым орехом.
– Ну, как говорит русская пословица, готовь сани летом, телегу – зимой, а ружбандель – каждый день.
Все отхлебнули из своих чарок.
– «Ружбанделя» в пословице нет, это неологизм, – возразил затаивший обиду на Пушкина переводчик. – Говорю вам как лингвист, филолог и знаток русского фольклора.
– Это ты говоришь мне, «нашему всё»? Да я все русские пословицы и поговорки знаю!
Зарождающийся было спор погасил охотник Лаврентий:
– Пиздеть – не мешки ворочать и уж тем более не слона добыть. Ты б лучше, Пушкин, помог выследить зверя, да завалить.
– А что за ним следить? Как он жрёт-срёт что ли? – недоуменно пожал плечами Нгуен.
– Отбой! – зевая, скомандовал чернокожий военный летчик.– Завтра подъем сосранья.
Утром мы поздравили Федора Егоровича, легко перекусили рыхлым стволом какого-то дерева и отправились на охоту. Мы шли через джунгли по охотничьей тропе. Лаврентий порывался вперед. Он забавно крался, прислушивался и всматривался в следы. Роль бывалого охотника ему определенно нравилась. Скорее всего, именно он и подбил босса на слоноубийство.
Следопыт Лаврентий дал знак всем остановиться. На тропинке лежали огромные катяхи. Со знанием дела он вынул из ножен шашку, разрубил один из них и кончиком выколупнул изнутри чуток дерьма. Продемонстрировав образец окружающим, он ехидно спросил Пушкина:
– Ну, что, знаток русской словесности, какая поговорка тут актуальна?
– Из говна конфетку сделать?
– Шоколадку, сукин ты сын!!! – и, несмотря на всеобщий ржач, серьёзно добавил, – я чувствую, что слоны где-то рядом!
Все попадали. Только минут через пять, когда последние конвульсии и всхлипы затихли, отряд, хмыкая, продолжил свой путь. Через некоторое время мы вышли на открытое пространство. Тут небольшой ручей впадал то ли в заросшее озеро, то ли в болото. Метрах в трехстах из-за кустов возвышались две серые слоновьи спины.
– Надо к ним подползти по-пластунски, – посоветовал Лаврентий, но, увидев ухмыляющиеся рожи, он стал оправдываться, – а, что! Они ведь убегут или, того хуже, набросятся!
– Пластунский нельзя! – возразил негритос с нарисованным на лбу глазом, – трава плохой, трава-мурава, грязь, бяка!
– Ебошьте отсюда, Федор Егорович, у вас же прицел электронный, – интеллигентно посоветовал переводчик.
– Вот, бля, охотничек нашелся! Еще б на компьютере пострелять посоветовал! Прав Лаврентий, подкрасться поближе надо. Танки грязи не боятся! Так ведь, Пушкин?
– Ага, – откликнулся Нгуен и, глядя, как Лаврентий полез в болото, неслышно процедил, – гусь свинье не товарищ.
– Мы вас лучше здесь подождем, – предложил я, – у нас ведь наступательного оружия нету, но зато мы вас прикроем, если они обходной маневр совершат.
На том и порешили. Отряд разделился на охотников и рыбаков. Тут я впервые в жизни увидел новый способ передвижения Гомо Сапиенса. Говорят, он произошел из Африки. Черные братья легли на спину, подперлись руками и побежали вперед как тараканы, держа голову над этой странной травой в красную крапинку. Наши же моржи поползли, как и положено млекопитающим.
Мы прождали их добрый час. За который, Нгуен Сергеевич заебал мне весь мозг своими стихами, прихватками, подъебками, поговорками и прочим русским словоблудием. Он рассказал мне, что поребрик более русское слово, чем бордюр. Потому как это камень, положенный на ребро. Раз сто поправил мою речь, ссылаясь на цитаты из творчества своего великого дедушки. Так, что я был несказанно рад возвращению наших чумазых подельников.
– Вы не поверите! – счастливо кричал Федор Егорович, потрясая своей тяжелой противослоновой винтовкой. – Они ебались!!!
– Кто?
– Слоны! Дикие слоны!
– Почему же вы не стреляли?
– Что ж я изверг что ли!!!
***
Так бескровно закончилась наша экспедиция. У босса к вечеру поднялась температура, и нас эвакуировали спасательным вертолетом. Видно, не суждено мне сделать чучело африканского слона.
В Петербурге Федора Егоровича прямо с самолета увезли в реанимацию. В легких у него разрослись какие-то неизвестные науке водоросли. Лучшие светила медицины боролись за его жизнь. Я навещал его в больнице и видел, как он боялся умереть с трубочками во рту. Парадокс: он охотился на самое большое животное, а на него – самые маленькие растения. Хорошо, что он слона не застрелил, а то бы водоросли его заели. Выкарабкался он, слава Яриле.
Ну, а я… А что я?! Живу. Сижу вот без заказов. Мёрзну.
22 ноября 2006 г.
taxidermist (dog) bk (dot) ru