Когда я исчо был классическим студентом-ботаником, в нашем универе преподавала супружеская пара – Валентин Валентиныч (с погонялом Скотин Скотиныч/Интим Интимыч) и Анна Петровна. Интеллигенты штопесдец. Как-то после какой-то мощной корпоративной вечеринки (некий задрот-ассистент получение нихуйовова гранта обмывал, наверно, сцуко, от Сороса), оба этих экспоната яростно разругались и началась, блядь, война Алой и Белой розы.

Ссора произошла из-за игры гормоноф у лысова похотливова сатира Вальки. Какую-то там молоденькую пелотку за задницу ущипнул, а жена спалила и песдец. Я тогда исчо плохо представлял, на што способны бабы, если их задеть. Анна Петровна продемонстрировала всю мощь психологической войны. На следующий день на кафедре она фсем рассказывала про старую какую-то экцпидицыю где-та ф тайожных ебенях.

Типа Валька, по её словам, в первый же вечер нажрался до состояния «через губу не переплюнуть», послал нахуй руководителя экцпидицыи (старый уважаемый козлобородый профессор едва от такова не йобнулсо), подрался с коллегой, короче вёл себя легко и непринуждённо, и типа она, Анна Петровна, прекрасно понимает, што на вечеринке, прижимая ту пелотку, Скотиныч исчо не по полной разошолся.

  А на лекции потом Анька муженька своего размазала по полной, продолжыф рассказ про ту злополучную экцпедицыю. Студенты валялись под стульями, когда она трындела: мол, Скотиныч утром пошёл пасрать в уличный сортир (условия-то походные, хуле), увидел, пахоже фпервые в жизни, как дымицца свежевыложенное гавно на морозе. И потом, пьяный уйобак, ко фсем подходил с такой отмороженной настойчивостью песдел: «Гы, бля, иди зацени, как прикольна – я типа личинку атлажыл, а она, сцуко, как костёр, бля, дымит!».

Я даже не думал, что такая приличная с виду баба будет из ревности про своего Скотиныча такое рассказывать. А она – хуяк! – и рассказала. Причом на этом не остановилась. Дальше все были посвящены в не менее занятные события Скотиновой жызни. Он типа увидел подёрнутые инеем ягодки на верхушке рябины, полез туда поклевать их, птичка сраный, не приняв в расчёт жирнова брюха, и пиздыкнулсо с высоты пары метров. Петровна такая трындит: «Вот шрам поперек лысины у него от этова и появилсо». Она это крайне мелкое событие сумела расписать так, што Зощенко с его сатирой просто йобнулсо бы от зависти к такому таланту.
Позже она, блядь, словно подпольный штаб бальшевиков, листовки развешала по всем дверям: мол, Скотин Скотиныч принимает зачоты от зачотных пелоток запросто за отсос. Со Скотинычем к тому времени уже мало кто здоровалсо, сам он пребывал в жоской депрессухе, отощал и поистаскалсо, жил у кореша и, пахоже бухал нипадецки. Сплетни его прибили так, што пацаны даже стали этова еблана немного жалеть: типа, вот чуваку не повезло, баба у него чиста годзила, мы бы на ево месте развелись и послали её нахуй. Скотиныча стали допрашивать на фсяких там заседаниях: а не ебёшь ли ты, сцуко, в рот своих студенток? Скотиныч (интель, бля!): да как вы можете меня подозревать в таком?!! А фсякие там учоные: а типа слухи фсякие ходят, не на пустом же месте появились.

Такой интенсивной обработки Скотиныч не выдержал и через месяц развелсо с супругой, послав её нахуй прилюдно. Пахоже, столь решительнова шага от своево подкаблучнека Петровна не ажыдала и сперва приохуела. Она, кажысь, тока попрессовать хотела его, да не расщитала. Перестаралась сцуко. Но было поздно.

Скотиныч, кстати, сразу после улаживания формальностей с разводом, расцвел как адуванчек и даже пожырнел. И словно для прикола, выебал в рот одну тупорылую (блондинка, хуле), но зачотную с виду пелотку, которой зачот по какой-то сраной хуйпоймешьлогии не сдать было ну вапще никак. Получилась хуйня – слухам фсе верили, а это была неправда, зато после реальнова инцидента никто не поверил, что Скотиныч таки присунул в роток той дефке. Далбайобы фсе эти интеллигенты. А жёнушке Скотиновой – урок жизни, бля. Думай, сцуко, прежде чем так хуйово мстить за вполне панятные мушские устремления.