Сорокалетний чеченец тейпа гуной Саламбек Хамтулаев курил на крыльце школы, листая "Капитанскую дочку". Из нагрудного кармана робы, заляпанной известкой, торчал черенок алюминиевой ложки.
Сухие кирпичные скулы грело июньское солнышко. Зэковская пидорка, по новой фене – феска – украшала гордую голову.
Перед вечерней школой по приказу начальника колонии высаживали кабачки, и Саламбека сняли с промки – помогать.
В кабинете математики девятиклассники решали экзаменационную контрольную. На выпускном сочинении стриженые затылки в шрамах анализировали пир пугачевцев в Белогорской крепости.
Их только что покормили.
В класс из столовой принесли булки и бак с чаем.
- Обиженные есть? – спросил баландер в белой тугой тужурке. Поднялись три руки. Им выдали кружки с привязанной красной ниткой.
Вышел директор, Андрей Сергеевич. Спросил, прикуривая:
- Вы кто?
- Чичен, - ответил Бек с акцентом.
- Сидите за что?
- За своё.
- Семья есть?
- Семья погибла. Во вторую чеченскую.
- Освободитесь, мстить будете?
- Нет, Сергеич. Я был в Афганистане. На танке, ёлки, въезжал в деревню, мне было все равно – старик, женщина, дети. Это война.
Ответ директор оценил.
Саламбек красил, белил, стеклил школу. Осенью кабачки (две тонны) сдали в столовую, но чеченец остался.
Сроку ему оставался год.
У Бека была 222-я, часть первая – "незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств".
Дали максимум – трёшку.
Огнестрельное оружие – пистолет ТТ с пустым магазином – осталось в Курске.
На Краслаг он пришел этапом из чеченской тюрьмы в Чернокозово, где было плохо – "нет чай, курить, а били, ёлки…"
Сидели в камерах и зинданах – земляных ямах, закрытых решетками. Это удобно, говорил Бек, в случае нападения боевиков – бросил гранату РГД-5 и всех эвакуировал.
Обошлось без гранаты, и после Чернокозово оказался эвакуант Хамтулаев в Восточной Сибири.
На "флоксе" колонии общего режима под страшный крик и мат встречающих этап офицеров и зэков низовой администрации его попытались заставить ползти на коленях в зону.
Это называется "охрюкать" – сломать морально, "нагнать жути".
На колени Саламбек не встал, и его "избили, как свинню". Сломали ногу.
После санчасти работал автоэлектриком в гараже, правил жестянку, красил.
Сибирская зима выдалась тёплой, до весны проходил в свитере и "лепне" – тонкой зэковской куртке.
Земляков в лагере было трое, но с ними чеченец не общался. "Один – насильник, другой – наркоман, третий – вор. Наверное, в курятник залез", - сказал презрительно.
- Трудно вам здесь? – расспрашивал Андрей Сергеевич, разливая чай.
- Да нет… Я работаю. Без работы плохо. Часто даю задний ход. Говорят: черножёпый. Кто так скажит, атарву щею.
Но все это прелюдия. Самое интересное Хамтулаев рассказал позже.
Бека призвали в начале восьмидесятых и отправили под Кабул. Был дважды ранен, награжден медалью и "Красной Звездой". Как воевал? "Мы были хуже фашистов. Никого не жалели. И своих – тоже".
После ташкентского госпиталя ехал домой. На вокзале в Ростове познакомился с Мариной. Случилась любовь. Написал родным. Отец, узнав о русской невестке, запретил приезжать в Чечню. Из Ростова переехали в Питер. Бек купил КамАЗ, стал "дальнобойником". Жена родила дочь; очень переживала разлад с родителями мужа. Сменила имя – стала Сацитой Хамтулаевой. Собиралась принять "магометанство".
Началась первая чеченская, за ней - вторая.
Отец написал Беку: приезжай.
Саламбек уходил в рейс, отправил к родителям жену и дочь.
Они приехали в Аргун за три дня до наступления нового тысячелетия.
В новогоднюю ночь дом родителей накрыло ракетно-бомбовым ударом федералов из трех установок "Град". Погибли все. На кладбище Бек приехал на КамАЗе. Так он вернулся из армии домой - через пятнадцать лет.
После похорон в Питере бывал редко – колесил по России, соглашался на любой рейс.
В Курске на стоянку дальнобойщиков приехала бригада: "Платите по сто долларов". Трое русских заплатили, чеченец отказался. Его не тронули и не пугали.
Приехали другие бандюки, предлагали водителям оружие. За 400 долларов Хамтулаев купил ТТ. С продавцом съездили в лес, постреляли по березам.
Утром с грузом выехал в Литву.
За Курском его стала прижимать красная "девятка". Бек понял: бандиты. Остановился, достал ствол. В магазине оставалось четыре патрона. Все пули пролетели над крышей "девятки": "Я никого не хотел убивать!"
Трое спокойно вышли из машины, подошли к кабине КамАЗа. Помахали красной коркой: РУБОП Курской области.
Забрали у чеченца пистолет и тысячу восемьсот долларов. Пообещали не указывать в протоколе, что применил оружие.
Суд продолжался четверть часа. Прокурор-азербайджанец запросил три года лишения свободы. Саламбек, успокоенный в камере, что уйдет условно, не выдержал: "Врещ! Ты почему так судищ, ппе-эрс! Езжай судит в свой Ббаку!"
Три года, посчитал Бек, за перса.
Он сидел в кабинете директора в мягком низком кресле. Чай остыл. О гибели семьи, аресте говорил привычно-невозмутимо, глядя перед собой. Бек был горд и спокоен, как молодые кавказские горы. Только при упоминании о прокуроре-азербайджанце заходили желваки под обветренной кожей, а глаза царапнули стену.
О чеченцах говорил: "они". "Воевать не надо, с Россией можно жьит. Освобожусь, поеду домой. Буду выращивать грьэцки арех – у меня их целый гектар".
После ухода Бека Андрей Сергеевич сделал пару звонков.
- Нарядная комната, Байкошев. Хамтулаев, из четырнадцатого? Да, одна статья – 222-я.
- Почему столько дали?
- Чеченец, ну вы же понимаете…
Начмед майор Нестеров пошелестел карточками и выдохнул в трубку телефона:
- Нога сломана, почка удалена. Травма позвоночника и пуля в голеностопе.
Директор и Бек общались часто.
Закончив работу, Хамтулаев заходил: "Разрешите?" Возьмет предложенную сигарету. Присядет на краешек.
Андрей Сергеевич прозвал его – Храбрый Чеченский Воин.
-Храбрый Чеченский Воин! Горы! Свобода! Мцыри и Азамат! Ибрагим-Оглы Вячеслава Шишкова! – твердил преподававший литературу директор.
Он угощал этой историей друзей. Сотрудниц. Знакомых впечатлительных барышень.
Игорь, завхоз школы, жил с Беком в одном отряде. Восторгов директора не разделял, от объяснений уходил, брезгливо морщась.
Бек был старательным, но без угодливости. Высокий, ладный, он брался за любую работу. Осаживал учеников. С учительницами разговаривал высокомерно. Очень хотел получить место дневального и умело интриговал. Но ставка была занята "обиженным" Ванькой, мывшим школу. А Бек работал "на общественном начале".
"Ему нужно выживать, - оправдывал чеченца директор. – А на триста рублей в месяц он будет брать в зоновском магазине отоварку – полуметровые бракованные сигареты "Прима", слипшиеся карамельки, закисший сливовый компот…"
Смущало директора в рассказе Саламбека родимое пятно – тюрьма в Чернокозово. Ну не могли его, задержав и осудив в Курске, этапировать в Чечню – зачем? Потом – несуразная цена пистолета. 400 баксов – это дорого. Еще смутил директора-филолога "дальнобойник" – странная речевая ошибка для водителя-профессионала.
Андрей Сергеевич вышел за зону, взял в спецчасти тонкое трепаное "Дело" с копией приговора.
Саламбек Хамтулаев, старший контролер завода "Пищемаш", был задержан в городе Аргуне на улице Гагарина, 18, в доме родителей, с которыми проживал. При обыске были обнаружены – тротил в пластмассовой бутылке, два тридцатимиллиметровых снаряда от БМП-2, взрыватели УРЗ с-51-86. При задержании пытался скрыться и помешать установлению истины по делу. Холост. В Советской и Российской армии не служил. Наград и почетных званий не имеет. Родители проживают в Аргуне. Особые приметы: на спине татуировка – изображение мишени и надпись: "Не промахнись, чекист".
Вот такой, блин, пацифист. Защитник маленького гордого отечества. Которое не считает себя частью большого.
Андрей Сергеевич вызвал Бека.
- Здравствуй, хитрый чеченский воин! Зачем ты все это придумал?
Бек стоял, потрясенный:
- Кто вам сказал? Кто вам сказал?!
Сейчас Саламбек работает в "козлоблоке" – надел красную повязку секции дисциплины и порядка. Сидит на вахте, открывая кнопкой железную дверь локалки. Зычно и презрительно покрикивает на зэков.
- Здравствуй, хитрый чеченский воин! – приветствует его директор. – Роман пишешь?
Бек улыбается краешком рта:
- Я просто отвечал на ваши вопросы, удовлетворил ваше любопытство. А в деле – в деле всё – неправда.
- Про орехи-то хоть правда?
- Про орехи – да.
- …И не скажет он ничего, - говорил директору бандит Игорь, – не видите, на бронь встал. Зато полгодика перекантовался в школе – тепло, сухо… Продуманная лошадка. А ногу ему на флоксе сломали, это точно…