"Когда ты смотришь в бездну - бездна смотрит в тебя"
(Фридрих Ницше)
«Я – колдун» - просто сказал я Варваре, и понял, что она поверила. Вот так сразу, как если бы собеседник ей поведал, что работает бухгалтером, или занимается оптовыми продажами.
Нет, наверное, надо начать с другого. Вначале предложили путевку – в один курортный городишко, расположенный на Северном Кавказе. Летать сейчас страшно, аэробусы то и дело падают. Тем более, лететь туда, где иногда стреляют и что-то взрывается. «Черт не выдаст, свинья не съест», решили мы с женой, и поехали – минеральной водички попить. «А если не понравится – свернемся через пару дней и махнем в Крым».
От Владивостока до Москвы – девять часов лету. Часа полтора в Домодедово, пока меняли самолет и перегружали багаж. Скоротать время помогла фляга абсента и полузасохшая французская булочка, оставшаяся после обеда на высоте десять тысяч километров, где-то в районе Уральских гор. Объявили посадку, с огнем в груди и легкостью во всем теле мы поднялись по трапу. ПарЫ полыни скрасили оставшуюся часть дороги. «Тушка» кавказских авиалиний была оклеена изнутри пожелтевшими обоями, самолет скрипел и трясся, будто ехал по сельской грунтовке.
Бездонно-черное южное небо, кипарисы вдоль трассы, пронзительная тишина, как в детстве. Только моря не хватает. Помпезное, в стиле сталинского ампира, здание санатория утопает во тьме и зелени. Таксист, как положено, со здоровенным носом и гортанным акцентом, вынимает чемоданы из запыленного багажника. Прячет скомканные бумажки в карман и хитровато щурится: «Ви в милиции работали кагдатта, да? Я сразу падумал, что в милиции, очэнь строго разгавариваете, и ничего не рассказаль про сэбя». Сокрушенно цокает языком: «Всю дорогу молчали!» Бензиновую гарь развеивает теплый ветерок, поют цикады…
***
Днем мы изучили пансионат более детально. Наглые толстые белки, скачущие по еловым веткам, гипсовые пионеры и шахтеры, женщина с веслом, притаившаяся в буйных зарослях, недалеко от фонтана. Выметенные безлюдные дорожки, нарзановые ванны, неплохой массаж убеждали в том, что можно и задержаться. Крючковатые старухи, продающие за копейки «коньяк» в масляно поблескивающих бутылках. На поверку внутри оказался первосортный виноградный самогон, и это не испортило настроения. Ослепительные шапки гор, которые видны отовсюду. Кажется – минут десять ходу, и рукой можно достать. Плеяду маленьких открытий завершил куст великолепной травы в рост человека, который самым наглым образом раскинулся на обочине, протягивая свои зеленые лапы к солнцу и прохожим. Позже, вечером, я подошел к реликтовому растению в сумерках, оторвал листик и пожевал – все не мог поверить, что это – «оно». Ох, и прибило меня потом с этого кустика, на балконе в санатории, под рюмочку густой чачи… Словом, чаша весов в конце дня склонилась в сторону «здесь отдохнуть можно, и нужно».
Надо сказать, что долго отдыхать я не умею. Не то, что наскучивает – каждый придумывает развлечения себе сам. Просто чувство тревоги появляется: «Как это, ничего не делать?» Дня через три терпение все-таки закончилось, и я отправился исследовать город. В городском парке паслись все те же вездесущие белки. Они с трудом передвигались по газонам и презрительно косились на ладони, когда им протягивали арахис, а не фундук. Пакетики с кормом можно было купить здесь же, у уличных торговок. Толстые дети с визгом бегали по траве, стараясь отрезать рыжим зверькам дорогу к деревьям. Они бросали вслед убегающим грызунам орехи, и громко жаловались родителям, что белочки не хотят кушать.
На пересечении тропинок - фотографы с совами и орлами. Курортники напяливали на себя черкесски, вешали на пояс картонные кинжалы и свирепо смотрели из-под косматой папахи в объектив. Птицы зябко перебирали связанными лапами на плечах пойманных отдыхающих. «Увековечил» на карточке себя и я, за полтинник. Словоохотливый владелец тележки с реквизитом и фотоаппаратом за десять минут поведал об основных событиях, рассказал, чем живет и дышит город. На прощанье он заверил, что «здэсь савсэм спакойно». «Война там, за хребтом!» - кивнул он в сторону гор, растянувшихся на горизонте. Повеяло потом и навозом, с фырканьем и цокотом мимо проследовал наряд конной милиции. Обычная серая форма, в кепочках, с «калашами». А у нас, на набережной, на лошадях детишек катают. И еще – на оленях…
Позже я узнал, что флора и фауна здесь гораздо разнообразнее. У горы «Кольцо» туристам предлагали посидеть на подлинной лошади Лермонтова
(-Старая савсэм толка, да?») и запечатлеть свой светлый лик с ослом. Возле Провала, в который незабвенный Остап продавал билеты, никаких животных кроме экскурсантов не было. Наверное, отпугивал сернистый запах. Только летучие мыши неподвижно висели над медно-купоросовым озером, ожидая прихода ночи.
***
Зашли в уличный ресторанчик, который приютился на берегу быстрой грязной речки. Или она приютилась возле дома: глубоко разрезала скалу и причудливо обогнула здание. Оказалось, вино в харчевне не подают. «У нас мусульманское кафе!» - пояснил маленький коренастый человечек с глазами навыкате и лысиной, гордо восседающий у входа. Странно – в меню баранина и свинина. Наверное, просто лицензию не продлили, просохатили. Вялый официант педерастического вида долго где-то ходил. Принес «шашлык на ребрах». Под горкой зелени обнаружились две острых кости. Пришлось разговаривать зло и некорректно. Денег за поданное блюдо не оставил, чаевых – тоже. Очень обидились, когда я сказал, что у них не ресторан, а свинарник. Наверное, потому, что у них свинья – грязное животное. Стали что-то кричать по-своему, и размахивали руками, но подходить побоялись.
Сразу же отмечу, что приятно удивило кафе на городском рынке. Маленький дворик, увитый плющом, небольшие деревянные столики, старая глиняная посуда. А аромат! Мимо пройти невозможно. Я нигде не пробовал более вкусных хачапури. Суп из баранины, кебаб, терпкое рубиновое вино – из бочки, литровыми кружками. Цена – смешная. Владелец заведения, повар и официант в одном лице, - смуглый усатый кавказец в белом колпаке и клетчатом переднике. Серьезный и вежливый. Обращаюсь к нему: «Уважаемый, а лаваш горячий есть у тебя?»
- Тут рядом пекут, прямо из тандыра принесу, мигом!
Неловко мнется: «Только… Это… десять рублей будет стоить…»
Мне становится немножко неудобно: «Конечно, не беспокойся!»
Через пять минут запыхавшийся хозяин кладет перед нами на стол пышущий жаром хлеб.
- Еще по бокальчику?
Время летит незаметно. Пьяные и сытые мы выходим из гостеприимного кабачка. Как и везде: «люди – разные, песни – разные». Мне начинает нравиться кавказская музыка, которая поначалу раздражала. Подхожу к торговцу дисками: «Что это у тебя только что играло? Такое… Национальное…» Продавец обижается: «Этта нэ национальное. Этта – индийский рэп!». Умиротворенно покачиваюсь на балконе в кресле, закуриваю. Сладковатый дымок уплывает к горизонту, в сторону по-книжному багряного заката. Белки притихли. День окончен.
Засыпая, думаю: в городе собаки такие упитанные. А у нас, на Дальнем Востоке собак совсем нет. Их корейцы поели.
***
Вообще-то я – маркетолог. Специалист по промыванию мозгов. Но иногда - работаю волшебником. Что-то вроде хобби. Создаю иллюзии, помогаю задуматься. Не так уж трудно прочитать по лицу, о чем живет человек. Надо просто уметь смотреть и слушать. Еще – верить в то, что ты делаешь. И тогда кровь в ране сворачивается, а проблемы отступают. Все это – манипуляции сознанием, прогнозирование ситуации. Наверное, и карты не при чем. Хотя – старые, почерневшие листочки завораживают, дарят сказку. Я часто беру с собой в дорогу древнюю потрепанную колоду. Она помогает понимать. И помогает заглянуть во внутрь того, с кем разговариваешь.
Вначале у меня было некое колебание – стоит ли доставать карты из сумки? И дело вовсе не в зарабатывании денег. «А вдруг я потом решу, что испугался? Незнакомого города, незнакомой речи, и никогда не узнаю – смог бы, или нет?»
На следующий день у меня были друзья среди местных. Хотя… С колдунами, как и с гинекологами, редко дружат по-настоящему…
***
Варвара держала несколько магазинчиков и ресторан в центре. Есть такие женщины, я их называю «Мата-Хари». Цепкий взгляд, за напускной легкостью обхождения и вежливостью – железная хватка. Когда-то, в молодости, наверное, она была красива. Смотрит, будто сканирует. Вспыхнувшее в глазах любопытство прикрывает веками.
- «У меня есть много знакомых, которым Вы были бы очень интересны… А… Убрать человека Вы можете?»
- «Опять чернуха». Разговариваем: обычные товарно-денежные отношения. Снес рощу, построил автостоянку, белочкам пришлось потесниться, им теперь негде грызть свои орехи. Честно говоря, мне - лень. Но – «назвался груздем…» Говорю: «Да, в принципе – можно. Нужен череп коня. И шест – осиновый. Ну, еще – вереск, мед, воск… Так, по мелочи».
По дороге домой думаю: «Хрен они где черепушку достанут. Ну, коровий, или человеческий – куда не шло… Да и вереск собирать в горах надо…» На следующий день на улице подходит незнакомый мужчина, вежливо трогает за локоть: «Уважаемый… Вам просили передать. Здесь рядом». Заходим в салон красоты. Притихшие девочки боязливо жмутся к стенке. Проводник сдергивает простыню со стола. На меня смотрит пустыми глазницами голова лошади. Надо работать.
Забегая наперед, скажу, что новостройку заморозили, а позже снесли. По центральному телевидению потом показывали – «возмущенная общественность», «исторический ансамбль». А на холме позади репортера – костяная кубышка, надетая на жердь. Никто так и не снял. Магия? Или – с людьми надо уметь отношения улаживать?
***
В субботу мы поехали на ипподром. Враки, что новичкам всегда везет – хоть бы в одном забеге выиграли. Или дело в том, что нет крупье, который подсадит свежего клиента на игру? Мы шли не играть – поорали всласть, выпили пива. Скачки – это всегда очень грациозно. Какая-то зловещая красота в изгибах шей, летящей пене. И имена: Фауст, Токсина, Гарпия… У некоторых древних народов убиение лошади считалось грехом гораздо более страшным, чем убийство человека.
Чертово колесо вращалось со стоном и скрипом. Казалось, что вот-вот где-нибудь старые заклепки не выдержат, и конструкция рассыпится. Внизу – будто золотом усыпанные улицы, над головой – звезды. И шашлык из бараньей печени, завернутый в нутряной жир. Вы когда-нибудь ели шашлык из бараньей печени?
***
В понедельник были люди. Со смешными и серьезными проблемами. Сжатыми рассказами текла жизнь: глупые истории, драмы, достойные пера Шекспира. Любовь, деньги, месть - то, ради чего живут, к чему стремятся…
В обед подошел старик – гордая осанка, по-кавказски сдержан и малословен. Он пришел за надеждой. Таким людям всегда хочется сказать что-то хорошее, а тут – как назло, одни «черные» карты. Спрашивал про сына. Горькие складки залегли вокруг рта. Осторожно подбирая слова, я начал рассказывать. Через пару минут он прервал мою речь – просто положил свою сухую ладонь на мою руку. Опустил голову: «Правильно все ты сказал. Он действительно связался с плохими людьми. Пять лет прошло. Деньги, деньги, каждый год мать отвозит в Москву большие деньги и отдает их за то, чтобы ребенка не убили. Она думает, что его украли. Когда-то, давно, он позвонил, умолял помочь... Я тоже верил, а потом заплатил ка-гэ-бэ. Навели справки. С бандитами он, с боевиками, сказали. Но я плачУ. Вдруг, он действительно в плену, и его могут убить?» Со старика я денег не взял.
Запомнился еще парень лет двадцати семи. Дорогая обувь, хороший костюм, уверенные движения. – «Чего пришел? Да подумать вслух хочется, с умным человеком посоветоваться. О некоторых вещах у нас говорить даже с родственниками не принято, понимаете? Девушка у меня есть. Папа у нее – нацмен. Я сам, как Вы видите, не русский (еле уловимый сарказм), но там – вообще полная труба. Папа маму в свое время за деньги купил. Я, в общем, тоже могу, но не продадут. Мусульмане. Ездим, как пионеры, в соседние городишки, «за покупками». Потому, что «до свадьбы – ни-ни». Голову отрежут. Ей. Ну, и мне, может быть…» Закуривает сигарету, и смеется. Хорошая такая улыбка, задорная. Наверное, все-таки волнуется. Затягивается, продолжает: «Он ее уже пытался раз какому-то почтенному козлу, за «лаве». Она не согласилась. Скандал страшный был – род опозорила. Во второй раз может и не выдержать… Может, мне девочку украсть? Не удивляйтесь, это здесь в долине все цивильно, в горах – рабовладельческий строй. До сих пор людей воруют. Ну, конечно, не всех подряд. Вначале – бомжей и работоспособных нищих. Вы заметили, курорт, а попрошаек нет? Думаете – милиция? (опять улыбается). Крадут, прежде всего, тех, кто социально не защищен, кого искать не будут. Вначале на цепь садят. Годика через три-четыре психика ломается, отвязывают, уже можно – никуда не убежит. А что Вы хотите? Это же черные… А про невесту… Девушку краденную никто замуж не возьмет, опозорена. Вот я и думаю. Договоримся с ней, я с вечера к дому подъеду, она в машину сядет, и – «тю-тю». Утром вернемся. Вот тут – момент ответственный. Либо – замуж, либо – кровная месть. Вендетта. Вдруг ее папа окажется совсем баран?»
Были еще две девочки-подружки (грустная подарила мне Коэльо, я взял книжку, чтобы не обидеть), и плутоватый армянин, владелец ювелирного. Он научил меня превращать золото с помощью «царской водки» и газовой горелки в порошок бурого цвета. Этот продукт удобно провозить в баночке из-под растворимого кофе через таможню. Остальных я не запомнил.
***
На рассвете я обнаружил, что голуби собрались на балконе, и выклевали семечки из арбуза, который оставили с вечера на столе. А мякоть не тронули. Все было в сладком соке и птичьем гавне. И еще – август, а почему-то нет ни комаров ни мух. Может быть, воздух на них так действует, целебный?
По аллеям парка гуляли Микки-Маус и Чебурашка. Поролоновые. Они зазывали покупателей в магазины, и за небольшое вознаграждение фотографировались с детворой. Чебурашка, кроме того, любил молодых женщин: он систематически выбирал жертву, неуклюже переваливаясь, подбегал к ней сзади, и обнимал ушами. Загорелые тетеньки смеялись, и отбивались от ушей, в это время друг крокодила Гены хватал их за сиськи и ягодицы. Чебурашку отдыхающие прозвали просто – Маньяк. Микки-Маус вел себя пристойно. По походке я догадался, что – девка. Так оно и оказалось. Однажды, когда я сидел с кружечкой пива, за соседний столик плюхнулась Микки и сняла огромную голову. «Внутри» оказалась молодая черноволосая девчонка с характерным носиком, который ее совсем не портил. Она с хлопком открыла холодную банку «джин-тоника», сделала глоток, сказала «Бля!», и откинулась на спинку кресла. Было жарко. Позади обезглавленного Микки-Мауса остановилась толстая баба в панаме. Маленькая дочка дергала ее за подол платья, и заворожено смотрела в нашу сторону. Сынок с другой стороны застыл, вытянув вперед руку. Судя по всему, он готов был заплакать. Я повернулся к соседке: «Ты посмотри, у детей психологическая травма! Микки-Маус бухает!» Она многозначительно подняла палец вверх: «Микки-Маус сейчас еще курить будет!» Открыла пачку «Марльборо»: «Спички есть?»
***
В этот же день я познакомился с владельцем этих «животных». Мы сидели с Варварой в шашлычной, подошел хозяин, представился, присел за столик. Новый знакомый был флегматичным, худым блондином лет сорока. Казалось, ничто его не может вывести из состояния блаженного покоя. Разговаривал ее приятель с легким акцентом, хотя внешность имел типично-славянскую. Оживился он только тогда, когда услышал, что юность моя прошла в Севастополе.
- На День Города парад когда-нибудь видели?
- Разумеется. Я там шесть лет прожил. В военно-морском учился.
- А как транспорт заходит с рейда, и нос открывается? Пехота бежит, в воду прыгает?
- Да не помню… Может быть, а что?
- Я был восклицательным знаком!
- Это как, не понял?
- Ну, может ты уже такого не застал, я-то постарше буду… Мы прыгали в строго определенном порядке, и к берегу рядами плыли. А на головах – белые чехлы от бескозырок. Огромные буквы на воде получались: «СЛАВА ВМФ!». Так вот, я был восклицательным знаком. Ну, не всем знаком. Точкой. Нас в точке четверо плыло, она же большая…. Рассказчик задумался.
Когда речь пошла о Маньяке и Микки-Маусе, оживился: «Заметили, понравилось?» Потом добавил довольно: «Я придумал. Пусть ходят, людям нравицца! К осени Пингвина хочу заказать!»
- Почему пингвина?
«Нравицца мне этта птица!» - сказал меценат, и почему-то вздохнул.
***
Как оказалось, Чебурашка сидел. Со сторожем из ресторана Варвары. Когда-то они были подельниками.
- Он сам мне рассказал, когда его друга на работу брала. Рекомендация, так сказать. Мол, жили, как закадычные друзья. Одежду друг другу стирали, носки. По-семейному, прямо.
«По-семейному?» - переспросил я у Варвары. «Ага, я тоже удивилась!» - прищурилась собеседница, и отправила щелчком непогашенную сигарету в сумерки. Вообще, Варвара курила сигареты безбожно, одну за одной.
Незадолго до отъезда я познакомился еще с одним экспонатом из ее коллекции. Его звали Васей. Вернее – Васек. Рябой, с длинными волосами и несколькими зубами во рту. Он подметал территорию и подрабатывал грузчиком. (Хотя – какой из него грузчик?) Васек был бывший послушник. Когда-то он жил при православном монастыре в Греции, в Афоне. Васек рассказывал о том, какой благодати полны те места, и о том, как однажды к монахам «пришел рогатый». Сбежал он из монастыря потому, что кормили плохо – жили впроголодь, питались крупой, порченной долгоносиком и овощами.
Днем Васек собирал билеты на входе в террариум. Собственно, в помещении были не только змеи. Там выставлялись земноводные, рыбы, огромные ядовитые пауки. Васек жаловался Варваре, что его во время кормежки, покусали пираньи. А его товарища тяпнул за руку крокодил. Варвара слушала, усмехаясь, и наблюдала сквозь облака табачного дыма за мной. Интересно, о чем она тогда думала? Мы налили послушнику пива, он засуетился: «Да я же Вам, Варвара Михайловна, подарочек припас!», сбегал куда-то. Бережно развернул сверток. В тряпице была засушенная щучья голова и стеклянная фигурка снегурочки.
***
Время отпуска заканчивалось. Мы съездили на место дуэли Грушницкого и Печорина, видели памятник маленькому кривоногому человеку с огромной головой и скверным характером. Жене понравился Замок Коварства и Любви, а я до сих пор горжусь тем, что изменил экологию высокогорья – пописал на склон Эльбруса. Искрился снег и сверкали капли на нежных лепестках крокуса. (В это время выше замерзали насмерть два поляка-сноубордиста, они попали в снежный буран.) Еще два дня мы пили в компании джазистов – талантливых молодых ребят, которые играли в пустом кафе («Свинг и блюз пиплы не хавают»), и катались на горных велосипедах. Как же потом болели ноги!
***
За день до отъезда мы зашли попрощаться к Варваре. На крахмальной скатерти появились бутылки, покрытые благородной патиной, по знаку хозяйки засуетились официанты, пространство большого стола заполнилось тарелками и блюдами. Подтянулись ее партнеры, уже знакомые лица. Говорили о ценах на недвижимость в Сербии и том, что в прошлом году зимой были заморозки: температура упала до семи градусов, думали, что виноград не выживет.
Высыпали звезды, застрекотали сверчки. Гости как-то стремительно стали расходиться. Темы для разговоров были исчерпаны, часы показывали далеко за полночь, Варвара даже не изменила позы, она смотрела на огонек сигареты, о чем-то размышляя.
- «Поедем ко мне, дом посмотрите, винишка выпьем…»
Ехать никуда не хотелось, но человек настаивал. Водителя она отпустила еще вечером, поймали «тачку». Дорога вела за город. Минут через десять непрерывных поворотов и петляния в полнейшей темноте мы въехали в коттеджный поселок.
Остановились около высокого длинного забора. Машина не уезжала, старик-бомбила вопросительно и настороженно смотрел из окошка. «Чего тебе?» - спросила Варвара.
- Дэнэг хочу, пажалуста…
- Денег? А живым отсюда тебе уехать не хочется?
Дед заморгал, он не знал, что ему делать. Я полез в карман. «Ну что Вы, я же пошутила!» - беззаботно рассмеялась наша спутница, и сунула водителю плату: «Сдачи не надо, вали!» Тот поспешно отъехал.
Ворота открылись, мы попали в пространство между двумя оградами. На звук открываемого замка прибежали два рослых, здоровых «кавказца». Звери остановились в нескольких шагах, внимательно оглядывая пришельцев. «Ну же, собачки мои!» - позвала их хозяйка, и псы завиляли хвостами. Варвара потрепала головы собак, мы прошли на территорию ее обитания.
Трехэтажный дом, сложенный из красного кирпича, примечательностью не выделялся. Строги линии, ничего лишнего. Все пространство вокруг постройки заливал свет. Журчала вода в искусственных водопадах, играла серебром поверхность небольшого озера. У тропинки согнулось под тяжестью плодов небольшое деревце, предлагая путникам бархатные персики. Здесь, явно, поработал специалист высокого класса. Простота и изящность: висячие сады и поросшие мхом древние валуны, изысканная иллюзия дикой природы. В глубине виднелся небольшой замок, сложенный из дикого камня. «Там второй дом?» - спросил я. «Охрана» - Варвара махнула рукой и повела нас к крыльцу. У дверей стояла корзина, в ней шевелились и пищали клубочки. Из ночного воздуха материализовалась худая и гибкая кошка, она как бы случайно коснулась своим боком ног владелицы, и уселась на половик. «А где мышка?» - спросила Варвара. «Вот же она!» - за отодвинутой корзинкой мы увидели придавленного мышонка.
«Мамочка всегда своим котикам игрушку найдет!» - улыбнулась хозяйка, нажимая на ручку двери: «Вот, ловлю, приношу им живыми… Пусть играются! Проходите!»
Я видел много домов богатых людей. Обычно их обстановку отличает помпезность и неухоженность. Что-то вроде склада дорогих и ненужных вещей. Здесь все было иначе. Со вкусом подобранные картины художников-авангардистов, пока еще малоизвестных. Хай-тек непостижимо гармонировал с классикой, мореный дуб – с мрамором…
- Пьем?
Мы расположились за большим круглым столом из темного дерева. Варя уверенно действовала на кухне. Сыр, фрукты, несколько кривых пузатых бутылок Жан-Поль-Шене: «Открывай!» Французское вино пошло гораздо хуже настоящего, местного, да и выпито было уже немало. Мы сидели за столом, и шатались. Варвара продолжала курить. Откуда-то прибежал пес с большими ушами и мокрым носом. Он скользил лапами по паркету. «Мой хороший!» - Варвара поцеловала его в морду, спаниель заскулил от счастья, и стал неистово биться на руках, пытаясь лизнуть лицо хозяйке.
- «Все, иди, не мешай!»
Пес послушно застучал когтями по полу вглубь необъятного дома.
«Дорогая собака!» - довольно сказала Варвара: «Я беспородных к себе не пускаю. Они вокруг бегают, пусть работают. А этот – настоящая ценность, лучше не спрашивайте, сколько отдала!» Распечатали еще одну бутыль.
«Между прочим, вы - одни из немногих, кто этот дом изнутри видел» - продолжала хозяйка: «Здесь почти никого не бывает. Это и не нужно. Так, управляющая иногда сидит со мной. До рассвета. Бессонница. Уже много лет…»
Мы снова выпили, и она продолжила: «Дети? Дети, конечно, есть, приезжают. Старший в Европе живет, младшенькая – в Москве. Дорого она мне далась, да и здорово выручила маму… Она – моя душа…» Про мужа Варвара ничего не сказала, а мы не стали расспрашивать. Подошла к окну, откинула занавеску: «Вот там видите?» В ночи, по соседству с участком, белело массивное здание.
- «Хотите здесь жить? Можно устроить. Недорого продается. Климат какой здесь, вы уже поняли. Ницца рядом не валялась…»
- Пожалуй, Вы нас переоцениваете.
Варвара назвала цену, соответствующую стоимости однокомнатной хрущевки. Мы переглянулись: «Может быть, действительно, купить?»
- Так не бывает.
- Бывает. Если я говорю, то для вас это – реальное предложение. Откроем центр - магия, психотерапия. У нас это пока – новое, тема непаханая. Так, бабушки кое-какие есть, но это все несерьезно. Мы сделаем все по высшему разряду. Ире (она посмотрела на жену) работу в городской администрации найдем. Какой-нибудь отдел возглавит. Думайте…
Мы уже не первый раз порывались встать и распрощаться. Варвара продолжала рассказывать. Она будто не замечала наших уже довольно явных намеков о том, что пора. «Сколько Вы выкуриваете пачек в день?» - спросил я, начиная злиться на груду пустых бутылок и клубы табачного дыма, повисшие в столовой.
- Много, я не считаю.
- Не полезно для здоровья.
- Да, неполезно. Особенно, если у тебя половина желудка. Я не ем почти, и вообще не сплю. Зато не циклюсь, живу так, как мне хочется. А здоровье… Я его государству нашему подарила…
Она сама вытащила очередную пробку. Заметив наше явное ожидание услышать продолжение, Варя усмехнулась, и закурила опять:
«Это накануне олимпиады-80 случилось. Я молодая была совсем, но активная, уже тогда хорошо жить умела. Схема простая работала: моталась в Прибалтику, в Таллине покупала у интуристов шмотки - джинсы, диски, сигареты. В магазинах – шаром покати, только пленумы по телевизору. Да вы все это, наверное, помните – не такие уж маленькие были. Товар отвозила в Москву и сдавала в ЦУМ. И жизнь, вроде бы налаживалась, и работа спорилась. После двадцати замуж вышла. Он в аспирантуре трудился, копейки получал. Мальчика родила. А тут… Сразу после кольцевой «Жигули» наши с мужем останавливают. Я подумала – обычный мент-гаишник, денег хочет. Оказалось - пасли. КГБ операцию по заданию партии проводило, искореняли «фарцу», «боролись с нетрудовыми доходами». В багажнике – пачка маек, ящик импортного курева. Все в упаковке. Если бы за полчаса до этого еще одну пачку футболок не успела знакомой сдать, «вышка» была бы. Паренька знакомого расстреляли, под «особо крупные размеры» подвели. Убили за джинсы. Всех разом накрыли, организованно - ниточку с директора универмага стали раскручивать. Он в Израиль уезжать собрался, и, дурачок, документы в ОВИР подал раньше, чем заявление на увольнение написал, вот и взяли всех...»
Я тоже закурил. Рассказ продолжался:
«Мужа отпустили. Он-то ботаник. Как ему в тюрьму? Меня закрыли. Дали сходу семь лет. Тут я и поняла, что жизнь заканчивается. Папа, царствие ему небесное, в кровь бился, до Брежнева дошел, встречу организовали. Мол, простите дурочку – по незнанию, по малолетству, одурманили, беременная, к тому же. Я специально тогда залетела, посоветовали. Маша в колонии родилась, тюремная она у меня. После этого выпустили. Зечки из соседнего барака, что у кого было, приносили – дарили. Никогда не забуду две селедки, которые мне на тумбочку у шконки положили. Подкармливали… А как ребенок родился, срок на условный заменили. Девка-солнце получилась!»
Сидим и курим, втроем. Молчим. На вино уже смотреть не хочется. Сколько мы его за ночь выпили? Начинаю прикидывать в уме: вначале три, потом еще две… и штук семь в ресторане… Замечаю, что какая-то тень бесшумно скользнула по коридору. Вопросительно смотрю на Варю. Она безразлично кидает: «Муж. Да, он тоже в моем доме живет. На рынок поехал, за свежими овощами. Он свое дело хорошо знает». За окном сереет, по небу разливается мягко-розовая пастель. Скоро рассвет.
Воспаленными глазами смотрю на часы. Начало седьмого. Тупо киваю головой на телефон: «Вы же звонили… Часа два уже прошло, почему такси нет?»
Лицо Варвары становится каменным: «Приедет!»
- Вы вызвали машину?
- Какая разница, когда надо будет – приедет.
- Мы устали, и нам домой пора, собираться.
- Успеете.
Я смотрю Ирке в глаза, мы одновременно поднимаемся. Кидаю сухо: «Спасибо», берусь за щеколду. «Там - собачки!» - негромко говорит Варвара. Я оборачиваюсь – смотрит, глаза узкие и злые, она изучает. Стараюсь двигаться спокойно, рука скользит к заднему карману, щелчок. Держу нож так, чтобы видно было лезвие – короткое и широкое. Переспрашиваю: «Собачки? Дорого стоят?» - толкаю дверь и ставлю ногу за порог. Успеваю заметить быстрый вопросительный взгдяд в сторону жены: «Он, что, действительно может?» Ира отвечает улыбкой. Она у меня молодчина. Варвара сдается: «Стойте! В самом деле, что это я… Простите ради бога... Сейчас вызову, через пять минут будет, правда…» Машина, действительно, подъезжает к дому совсем скоро. Выходим, прощаемся. Она тихо, и, как мне показалось, искренне-смущенно просит: «Не обижайтесь на старуху. Просто «перекрыло». Приезжайте еще…»
Всю дорогу молчим. Хочется спать. Ставим будильник на двенадцать часов дня, после обеда – поезд. Перед тем как заснуть, жена произносит то, о чем мы вместе думаем: «Представляешь, если бы мы действительно решили бы здесь жить?»
Мы уехали. А через два дня взорвалась электричка. Там, где горы – как седые патриархи, и где такое красивое небо. И это никто не мог предугадать. Ни КГБ, ни я. Я ведь ненастоящий волшебник.
31 октября/1 ноября
2006 г от Р.Х.
Самхейн