Как то, бля, вечером у меня охуенно прихватило живот. Ночь кое как перекантовался, утром всё таки поебенил на работу – предстояла важная встреча и никак нельзя было болеть. Однако к концу рабочего дня боль  стала ну просто невыносима и пошел я в поликлинику. А в это время был пик эпидемии гриппа и пришлось мне ещё отсидеть сопливую кашляе-чихающую очередь, стараясь особо не ловить ноздрями порхающие вокруг вирусы. Когда до меня дошла очередь, прошло ещё хуй знает сколько времени. Врачиха меня осмотрела, долго тыкала мне во все места живота, чтобы узнать – где болит, а где ни хуя. Потом написала – «возможно, острый аппендицит», а в конце фразы нахуярила почему то 3 вопросительных знака. После чего мне и говорит – эпидемия у нас, все скорые в разъездах, может вы своим ходом попиздуете в больничку? Хуй с ним… тем более, что до больницы метром 200 через замёрзшее озеро (дело происходило в заполярном городишке в центральном районе Чукотки).  Вот я и попиздохал потихоньку, боль уже была невъебенная и пришлось идти отклячив жопу и осторожно подволакивая ноги.

Уже было довольно поздно и к больнице я дошкандыбал в полной темноте. В приёмном покое толстая пожилая санитарка мыла пол и нашей встрече была не рада – иди на хуй, все разошлись, завтра придешь. Тут на моё счастье, вышел какой то одетый мужичок, и вроде пошел к выходу, но увидел меня, остановился и поинтересовался кто я такой и какого хуя мне надо в этой обители слёз и страданий в столь поздний час. Я протянул ему бумажку с диагнозом. Он её прочел, слегка прихуел от трёх вопросительных знаков в конце диагноза. Потом опять начал мне пальпировать живот, и всё мрачнел, мрачнел, мрачнел…. Закончив, говорит – баб Мань, бросай-ка ты, в пизду, свою швабру и побрей этому молодому человеку хуй, будем готовить на операцию. Заодно и того, что мы завтра собирались оперировать, тоже готовь. Я сегодня злой, блянахуй, всех резать стану!!! Я и охнуть не успел – как уже с лысым лобком, в чём мама родила пиздую на коляске в операционную. Перед этим мне вкололи какую то хуйню, от которой весь стрём куда то ушел и стало ниибаться как спокойно и любопытно. Поскольку рабочий день уже хуй знает сколько времени как закончился, команду главный Потрошитель набрал из того что было – ассистентом взял некоего зеленого пацанчика, только что из медицинского ВУЗа, он дежурил в эту ночь, а вместо операционной медсестры, какую то, подвернувшуюся в недобрый час пелотку в белом халате, судя по всему, специалистку по выносу уток, сбору говна на анализы и ставки клистиров. Лежу, бля, под софитами, скучаю. Первое огорчение – операцию будут делать под местным наркозом (а я так надеялся, что засну на столе, а проснусь в палате!). Второе огорчение - меня перегородили каким то белым экранчиком, что бы я не видел всего кошмара, который они щас вытворять начнут. И моё желание следить за ходом операции и контролировать, чтобы не спиздили из моего ливера какие нибудь охуенно нужные мне органы, было пресечено решительным -  лежи, на хуй, и не дёргайся!!! Лежу. Не дёргаюсь. А они начали во мне ковыряться и эдак, как бы показывая мне, мол хуйня муйня, приятель… это не операция, а так пустячок – задают время от времени какие то глупые вопросы за геологию (я был геологом тогда)… я им подыгрываю – дескать хуер-буер, нам всё до пизды и, в свою очередь, задаю такие же глупые вопросы за медицину.

Потом, что то они меня забыли, сопят, только главный Потрошитель Диму-ассистента грузит – то ему подай, это зажми, сюда тампонов нахуярь. Да и сама операция что то по моим подсчётам затянулась. Холодно стало, во рту пересохло. На мои попытки опять завязать беседу, дескать камрады, шо там у вас за проблемы и как там наши дела на операционном фронте, я был безжалостно послан на свой же, обритый налысо хуй.  В это время пелотка, все дела которой – стоять у меня над головой, начала икать и давиться слюной. Вижу – она смотрит на что то страшное за экранчиком (который уже в кровавых кляксах), её морда уже одного цвета с марлевой повязкой и халатом, глаза покинули орбиты и как у силурийского трилобита – фасеточные и, блядь, на стебельках. Ебанаврот!!! Я лежу на столе зафиксированный ремнями по рукам, ногам и голове и если эта сука сейчас метнёт харч, мне ну ни хуя не увернуться!!!! Я ласково, тихо ей говорю – иди красавица подыши к окошку свежим воздухом, мне абсолютно не интересна питательная маска из твоего ужина на своей харе. Заодно воды глоточек дай, пить хочу, што пиздец. Послушалась, отдышалась, дала пососать ватку в воде смоченную и вроде поуспокоилась. Пока я руководил пелоткой и возврашал её к жизни, херурги начали общаться. Главный Потрошитель  говорит своему неопытному коллеге – всегда, Димон, обязательно проверяй тонкую, бля, кишку. Случай редчайший – один на 10 000, но если бы мы её не проверили, завтра этого мудака снова резать пришлось! Мне стало жутко интересно, но, опять посланный на хуй, стал скучать и ждать когда же он закончит строчить на моём пузе зловещего вида кривой иглой. Зашили, вдули опять какой то хуйни и я как только меня уложили на кровать, заснул… Последнее, что слышал – как орёт на операционном столе, тот самый еблан, которого должны были оперировать утром.

Пробуждение было не очень  - низ живота пересекал багровый шрам, с охуенно корявыми стежками и дренажной трубкой. В палате нас было четверо – я, какой то школяр, еблан, который так орал ночью на операционном столе, им оказался солдат хачик с военной точки обслуживающей радиорелейную станцию, и шахтёр с оловянного рудника, которого в забое переебало по башке обломком породы и он проходил комиссию. Шахтёр – здоровенный амбал, откровенно скучал и искал развлекуху где только мог. В основном развлекался он плетением из использованных пластиковых трубок от капельниц всякой хуеты – рыбок, чёртиков и прочего. Раскрашивал их зелёнкой или йодом. Этим больничным его творчеством  заинтересовались школяр и хачик. Хачик сплёл какую то поеботину и стал жаловаться, что цветов только два – зелёный и коричневый. Шахтёр ему и говорит – у девок из операционной есть охуенная краска. Возьми баночку куда тебе поссать надо, пойди и скажи – девчонки, налейте мне менстры в баночку. Так эта краска называется… красивая, шо пиздец! Еблан взял баночку и попиздовал к медсёстрам. Лежим, слушаем – что будет. Слышим, бабы как грохнут там невъебенной ржачкой. Через некоторое время возращается еблан – грустный, просто сплошная скорбь армянского народа. Ну чё, спрашивает его шахтёр, где краска-то? – нету у них – отвечает еблан, сказали, поздно, сука, пришёл… дня на три раньше – мы бы тебе два ведра нахуячили. Как у меня швы не разошлись – хуй его знает!!! Мне же жутко было интересно – что у меня там такого нашли охуенного, что два часа на столе пластали. И как только автор моего багрового шрама пришел посмотреть на дело рук своих, я его спросил – чё за хуйню вы там у меня нашли, такую редкую? Ну он мне и разъяснил, что я довольно редкий экземпляр у которого, бля, было два отростка… Один который у всех – аппендикс, другой , у избранных – дивертикулюс. Такая же бесполезная организму поебень, что и аппендикс и воспаляются они вместе. С тех пор я на мать-Природу в охуенной обиде. Нет, чтобы мне вместо этого ёбанного дивертикулюса, вклинить лишнюю извилину в творческий отсек головного мозга, и писал бы я пиздатые креосы как Мандала (не говоря уже о Пункте или Ренсоре), или в столбик складывать как охуенно эстетичный родственние горностая. Так нет же – захуярила мне абсолютно ненужную деталь. А все мои корявые креативы возращаются назад с Удавовскими пошелнахами. Обидно, блядь!!!