Старый спасательный бот никак не соответствовал своему звучному названию. Какой-то чиновник в припадке весеннего безумия назвал его «Ниобея». Все кому пришлось числиться в экипаже этого круизера водоизмещением 450 тонн, мечтали об одном – прибить ебаного поэта. Моряки известные острословы и мало кто пропускал возможность порифмовать это замечательное название, а за одно и команду.
Когда-то бот назывался «Комиссар Загорулько». Комиссар Загорулько ухитрился побывать в соратниках и наперстниках множества государственных деятелей, кривая его карьеры колебалась, в течении тридцати с лишним лет, от осужденного за шпионаж в пользу Венесуэлы ( на приеме в Учпедгизе выпил на брудершафт с женой 2-го секретаря Венесуэльского посольства и был запален) до руководителя одного из крупнейших портов Союза. Снятие Хрущева вызвало последнее падение Загорулько и переименование судна.
Этой ночью на мостике «Ниобеи» находился только 2-й помошник Храпцов. Бывший кавторанг, бывший любимец всего женского населения Сайда-губы, бывший блестящий морской офицер, списанный и уволенный отовсюду откуда можно, мирно дрых на маленьком стульчике, при этом придерживая коленом ручку штурвала. Помогала, сделавшая его знаменитым, способность работать только после стакана неразведенного спирта. В этом состоянии Храпцов переходил в особенное совнабулическое состояние, позволявшее ему даже с закрытыми глазами и в полном отрубе контролировать ход судна.
Капитан и 1-й помошник, в это время, разлили водку по стаканам и молча уставились друг на друга. Каждый думал о своем о наболевшем. Капитан думал о том, сразу надавать по еблу 1-му или чуть позже, после распития. Поскольку водку принес первый, то выходило, что надо сначала выпить. Врезать уроду нужно было за очередной донос в 1-й отдел, хорошо бы было еще вызнать ,что там написано на этот раз.
Первый смотрел на капитана и переживал. В доносе он написал про все последние пьянки, свое участие в них мотивируя необходимостью находиться в центре события. Для подчеркивания своего рвения была упомянута больная печень и тяжелые отходняки. Но про блядищу Нюрку, которую экипаж периодически протаскивал в рейсы, первый не написал. Уж больно по нраву пришлось ему пялить пьяную тетку в позициях, которые ему доводилось видеть лишь в конфискованном у экипажа журнале «Плейбой».
В кубрике тщедушный матрос Катарели (кличка «Ркацители») тщетно пытался присунуть пьяненькой Нюрке. На его беду, Нюрка ни с того ни с сего начала изображать застенчивую институтку. Тетка застенчиво хихикала, одной рукой прикрывала попеременно то огромную грудь, то жерло вулкана , в которое так стремился Катарели, а другой отпихивала его бормоча; «Ну не надо, не надо…». Из-за почти тройной разницы в весе , борьба продолжалась уже более часа. Пылкий матрос изнемогал.
Удар был страшен. Пароходик дернулся и встал.В кают кампании сорвался и упал, намертво привинченный портрет « Комиссар Загорулько с принимает в пионеры детей-с задержками умственного развития.». Из кубрика раздался животный вопль – это под влиянием толчка Катарели сломал сопротивление Нюрки и в ту же секунду кончил. Первый ( недавно уволенный 2-секретарь Усть-перепиздюйского райкома) падая, не пролил ни капли водки. Капитан ,стоя на карачках , пытался достать из сейфа служебный пистолет. Сбивая друг друга в узких проходах ,они бросились на мостик.
На мостике Храпцов, согнувшись над столом, яростно драл резинкой ошибочно проложенный курс. Первый получил временную отсрочку, капитан врезал по еблу Храпцову. Призвав на помощь боевой опыт Храпцов заорал; «А хуле, а я причем, какая блять тут эту мель не обозначила!». Капитан приблизил лицо к искаженной криками роже Храпцова; « Где это тут? Покажи-ка сынок, где мы находимся?». Второй помошник вскочил, демонстрируя всем своим видом недоумение по поводу допущенной к нему несправедливости. Повернувшись к карте он положил на нее пятерню, перекрыв таким образом всю западную часть Финского залива. «Здесь!».
- Где-где?
Храпцов немедленно подогнул пару пальцев, сужая, таким образом, площадь покрытия.
- Тут. Бля буду.
Было еще темно. В кают-компании сидел весь экипаж. Молчали. Думали все об одном и в одной и той же последовательности. «Я нипричем, а хуле до меня доябываться, а если все всплывет, а если потянут, пиздец».
Капитан опустил взгляд на упавшую картину. В полутьме ему показалось, что дети –дауны издевательски ухмыляются.Он нарушил молчание первым; « Не знаю, кто нас первым обнаружит, то ли наши ебимоты, то ли финские. В любом случае все за борт. Журналы, левые снасти, самогонный аппарат.
- А водку?
- Водку обязательно.
- А Нюрку?
- А она еще здесь?»
Механик, рослый бывалый парень молча встал и вышел. Через минуту с палубы донесся истошный визг и затем всплеск. В кают-компанию вошла Нюрка.
-Совсем уже допились, уроды! В Ломоносове обещали высадить, а не в Стрельне!
Небо над Финским чуть просветлело. Проступили соборы Кронштадта, золотом чуть проявился купол Исакия. Прямо напротив «Ниобы» вставал из ночного сумрака полуразрушенный Константиновский.
Военный буксир снял «Ниобу» с мели за ящик водки сразу и один потом. Второй ящик так и замылили.