Первая часть.

Раздался треск звоночка. Аня подпрыгнула: «приват»! Глаза метнулись к монитору, на котором комната бесплатного чата сменилась пустым полем с двумя живущими своей жизнью окошками. Из первой рамки на нее глянуло хмурое, агрессивно накрашенное девичье лицо, расчерченное резкими тенями. Аня не сразу узнала себя. Поспешно улыбнулась. Во втором окошке уже загрузилось изображение щетинистого чернокожего старика в инвалидном кресле. Она глянула имя — Josh. Кажется, это тот самый, что просил помахать ручкой в камеру. Или не он? Ладно, не суть важно. Главное, что он готов платить. Главное, что текут секунды. Зарплата выдается тем моделям, которые сумели надоить за неделю сто баксов, а у нее на счету только девяносто. Электронные чеки будут обналичиваться уже послезавтра, так что было бы очень желательно получить с этого старпера недостающую десятку.
За спиной инвалида виднелся интерьер неубранной комнаты, кучей валялись какие-то газеты. Сбоку от него на журнальном столике белела клавиатура. Яркие шорты были спущены до волосатых колен, горбатый обрезанный член склонился набок вопросительным знаком.
«Привет!»
«Хелло, бэйби!» — набрала она, оправившись от приступа омерзения, — «Сколько ж тебе лет?»
«Я уже большой мальчик», — расцарапали клаву скрюченные пальцы с панцирными ногтями. — «Мне 70, и я собираюсь тебя сейчас выбарать как шлюху».
Обычно они всегда врут. О количестве трахнутых ими женщин, о зарплате, о внешности, о достоинстве в 10-12 дюймов — у кого на что фантазии хватит. Поди проверь. Но если подключают домашнюю веб-камеру, то уже никуда не денешься, приходится быть самими собой: жирными неряхами с вялой эрекцией, сидящими по папиной кредитке субтильными школьниками или просто старыми алкоголиками, охочими до юного мяса. Некоторые мечтают заинтересовать собой модель и поиметь ее в реале. Другие долго и нудно жалуются на свою жизнь, временами даже разоряясь для этого на международный телефонный звонок. Третьи пытаются раскрутить на какую-нибудь запрещенную гадость вроде копрофагии или золотого душа.
Впрочем, дед в коляске не страдал ни тем, ни другим, ни третьим.
«Раздевайся! Живо!» — поскакало по клавиатуре.
«Да, бэйби».
«Я хочу, чтобы ты отымела себя самым большим членом, какой у тебя есть. У тебя есть большой черный член?»
«Мммммм... Обожаю черные члены!»
Инвентарь был наготове. Похотливо закатив глаза, Аня достала из коробки и поднесла к объективу толстый 20-сантиметровый дилдо из черной резины — на озабоченных обезьян он всегда производил впечатление.
«О, да! Теперь снимай трусы и трахай им себя, сучка!» — черные пальцы замелькали как ткущие сеть пауки. —  «Быстро давай! Глубже! Глубже!»
Отставив клавиатуру, старик принялся яростно онанировать. Аня закусила губу и с ненавистью сжала кусок резины. Разумеется, о том, чтобы засунуть это в себя, не могло быть и речи — порвет все к черту. Но имитация в данном бизнесе была нормой: пустотелые, складывающиеся пополам члены, масло или крем вместо текущей влагалищной смазки, заученные гримасы, заменяющие оргазм — все это лишь уравнивало счет взаимной сетевой лжи.
Поводя плечами, Аня начала неспешно освобождаться от лифчика — это позволяло затянуть время, которое для нее деньги, — но чмокающий звук из колонок заставил ее замереть. Макака на коляске исчезла, экран на несколько секунд стал серым. Очевидно, у старого инвалида закончились кредиты на счету.
— Твою мать!! — Аня швырнула дилдо об стену и до боли сжала пальцами виски. Захотелось завыть.
Во вновь открытый бесплатный чат тут же полезли тараканы-пользователи. «ЛюбительЖоп», «БольшойЧлен», «Крокодилдо», «Джек60», «Горячий язык». Все принялись здороваться на разных языках, а БольшойЧлен неожиданно выдал по-русски: «Привет, красавица! Покажи попку, а? Пожалста. Всего на секунду!»
Аналогичные просьбы от прочих любителей дармовщинки быстро заполнили весь экран. Аня представила, как Самые Лучшие Парни сидят сейчас по своим домам в разных точках земного шара, слушают музыку из компьютерных колонок и потягивают пиво, которого у них заготовлено по целой шестибаночной упаковке. Им некуда спешить, их никто не засудит за приставания к незнакомке, и они твердо уверены, что бесплатный стриптиз — вполне реальная вещь, надо только уметь попросить.
«Читайте мой профайл», — отстучала она, скрипнув зубами. — «Там большими буквами написано: Я НЕНАВИЖУ ХАЛЯВЩИКОВ».
«Ну пожалуйста! Крошка!» — БольшойЧлен спешно нарисовал заискивающий смайлик. — «Покажи хотя бы сосочек!»
Аня не глядя кикнула его и злобно перезапустила чат. К черту приставучего придурка, он только отвлекает. А она не мать Тереза, чтобы тратить время на пустую болтовню.  Сколько можно испытывать ее терпение! Мало того, что мозги мутятся от бесконечных «бэйби», «мммм» и «ахххххх» в приватных чатах, так еще приходится изображать вежливость во фри-комнате, где торчат одни халявщики. Нормального языка они не понимают, а матом посылать их нельзя — за это моделей наказывают. Остается просто вышвыривать болтунов из чата.  И это оправдано на сто процентов: любая модель знает, что у турков, испанцев и русских никогда нет денег на «приват». Ни-ко-гда.
— Чего орешь? — недовольно донеслось из кухни, где на минуту перестали звякать ложечки. — Опять «приват» сорвался?
Аня пропустила вопрос мимо ушей. Нахлынувшие мысли закружили ее сонной отупляющей метелью, из которой в очередной раз не находилось никакого выхода. Да его и не было. Снова и снова в голову лезло проклятое утро, в нем возникал танкоподобный джип, а внутри джипа сидел лысый любитель Булгакова и она, Аня — мелкая, сонная, изможденная и уязвимая…

— Нда, — подытожил Кинг-Конг, когда они приехали в Вырицу. Белые ночи еще не набрали силу, а разбитые фонари не освещали улицы поселка со времен Перестройки, но Егору и без них хватило одного взгляда на Анину одноэтажную развалюху, чтобы из рыбьих глаз пропал блеск заинтересованности. — Раз такое дело, поедем ко мне. У меня весело. Только вот что…
Он потянул с захламленной полки пустой пакет, еще хранивший запах гамбургеров, расправил его и нахлобучил Ане на голову. Девушка покорно молчала, снова превратившись в восковую фигуру. Ее вниманием полностью завладел начинающийся зуд в мокрых гениталиях. Но попросить у очкастого хищника салфетку было выше Аниных сил.
И они поехали к нему. Ехали не очень долго. В дороге слушали что-то узнаваемо-классическое, бьющее из натыканных по салону сабвуферов мультиинструментальным душем Шарко. Егор пояснил, что это Ференц Лист. Он показал ей свой пригородный дом, лязгнувший стальными воротами. И свой подвал. Потом Аню запоздало прорвало рыданиями, а Егор поил её водкой и подсовывал нарезные закуски из супермаркета, попыхивая трубкой, добродушно расспрашивая о житье-бытье и иногда покачивая бритой головой в знак понимания. Паспорт выглядывал из его кармана, настойчиво мешая поддаться чарам алкоголя.
Паспорт, и еще пираньи.
Аквариум стоял в центральном зале дома — из этой точки расходились под прямыми углами четыре крыла этого чудовищного сооружения. Яркие лампы высвечивали груду черных камней и два десятка небольших красивых рыбок с надменно выпяченной нижней челюстью, оживленно снующих за толстым стеклом. Рыбы были голодны. Время от времени они сцеплялись между собой, словно боксеры в клинче, и тут же отпрыгивали в разные стороны, блестя крапчатым посеребрением серых спинок. В неплотно закрывающихся пастях Аня, наклонившись поближе, рассмотрела мелкие конические зубы. Разум просто отказывался верить, что этими осколками рыбки способны освежевать быка.
— Они обычно не нападают друг на друга, — пояснил Егор, подойдя сзади с какой-то склянкой. — Но я их давненько не кормил. Кстати, сегодня на завтрак рыба-попугай. Видела такую?
Он сдвинул с аквариума крышку и выплеснул туда нежно-зеленую рыбу с ярко-синими плавниками. Та тяжело плюхнулась в воду и сонно заработала плавниками. Маленькие выпученные глаза, посаженные далеко от маленького клювообразного рта, придавали ей удивленный вид. Попугай был больше любой из пираний раза в четыре, и обитатели застекольного мира на секунду прянули в разные стороны. Но тут же вернулись на исходные позиции и, замкнув кольцо вокруг жертвы, бросились в атаку. Разом проснувшись, испуганный попугай завертелся на месте, плавники его мгновенно превратились в болтающиеся рваные ошметки. Толкающиеся пираньи наскоком клевали его и тут же отскакивали в сторону, оставляя на зеленых боках рыбы рваные раны. Когда какой-то из них удавалось выщипнуть большой кусок, к ней тут же подскакивали несколько товарок и торопились раздербанить добычу. Вода бурлила. Израненный попугай успел сделать два круга по аквариуму на остатках плавников, потом пираньи закрыли его собой целиком и за пару секунд кровожадного мельтешения разорвали пополам.
У Ани перехватило горло, она отвернулась и натолкнулась взглядом на настенную картину в дорогой раме. Посреди морского залива стояла по пояс в черной воде Годзилла, освещаемая светом прожекторов. В лапах у нее была зажата головная часть разломленной пополам длинной серой субмарины. Из разорванного чрева  подлодки вместо стальных частей свисали кровавые рыбьи внутренности. Хвостовая часть с оперением была зажата в мощных челюстях ящера. В нижнем левом углу холста художник аккуратно выписал дату и название: «Курск».
— Омерзительно, да? Птичку жалко, рыбку жалко... А между прочим, не все пираньи такие, — бубнил за спиной Кинг-Конг, задвигая на место аквариумную крышку. — Есть виды, которые питаются только яблоками... В тропиках ветки с фруктами висят над самой водой. Вот она выпрыгнет из воды, укусит яблоко — и обратно... И никаких жертв. Ладно, пошли, я тебе еще крыс своих покажу...
Она раз за разом встряхивала отяжелевшей головой и заставляла себя перестать думать о пираньях, словно продолжавших плавать перед ней в сизом дыму Егоровой трубки. Но ничего не получалось, скринесейвер плотно подвис. В сложившихся обстоятельствах это было неудивительно.
Сидящий перед ней человек жил в параллельном мире, где нет ни жетонов на метро, ни растворимой лапши. Они не должны были встретиться в этой жизни. Но, как выяснилось, иногда и параллельные миры пересекаются.
— Вот не зря я переулки не люблю, — шепелявил Кинг-Конг, не выпуская из зубов мундштук. — Есть у них что-то инфернальное… Ну, ты понимаешь… Я Саше всегда говорю: выбирай нормальную дорогу, а не эти лазейки мышиные. Мало в Питере проспектов, что ли?.. А сегодня вот гамбургеров захотелось, просто невтерпеж. Я говорю: гони в Мак-драйв, он до четырех утра работает. Затарились как следует, обратно Саша срезать решил… А тут ты. И киоск этот. Представляешь? — он сделал большие глаза и выкатил изо рта драконье облако.
Аня не представляла, но всё равно тупо кивала. Она знала только одно: ее скоро убьют. Вот сейчас этот бритоголовый окончательно натешится, ему надоест разговаривать о музыке, которой она никогда не слышала, рассуждать о модных книгах, три четверти из которых она не читала, и…
И чем дальше тянулось время, тем невыносимее было ждать этого момента, и тем страшнее и мучительней казалась предстоящая смерть. Даже сводящий с ума зуд в промежности притупился и отодвинулся куда-то на второй план. Непьющая Аня глотала водку как воду, прикидывая в уме, сумеет ли Спайк выбраться из дома до того, как окончательно ослабеет от голода. В том, что его хозяйку закопают раньше, сомнений уже не было.
Однако когда окончательно рассвело, ее неожиданно отпустили. Сашок со своей вечной сигаретой отвез к метро и вывалил онемевшее от ожидания неизбежной участи тело на грешную землю.
— Вы что, отпускаете меня? — пролепетала она недоверчиво, когда Егор провожал ее до автомобиля — точной копии разбитого внедорожника, не считая отсутствия маячков на крыше и демократичного гниловишневого окраса, — всучив в дрожащие руки потертый рюкзак с нашивкой «Роллинг Стоунз».
— Ну… я бы не сказал… — Задумчиво ответил глубоководный реликт, на секунду просветив ее глазом-рентгеном до самых костей. Под этим взглядом все Анины внутренности пронизала дрожь, как от грубого прикосновения. Словно филиппинский хилер без ножа влез своими немытыми пальцами под ложечку, намереваясь вырвать оттуда злокачественную опухоль.
— А я… я думала…
— Думала она! Ты пьяна как последняя скотина, — хмыкнул он со сдержанным презрением. — Просто пьяное мясо, от которого никакого толку. Гуляй… Пока.
Кинг-Конг повернулся всем телом, демонстрируя пластику доминошной костяшки, и негромко уронил через плечо:
— Будешь нужна — заеду на чаек, адрес знаю. Или ребят пришлю. Ментам не звони, не маленькая. И обо всем, что здесь видела — забудь. Окей?
Оля шмыгнула носом.
— Д-да…
— Ну вот и договорились. Иначе, знаешь…
Он смахнул с рубашки несуществующую соринку. Переложил Анин паспорт в задний карман брюк. И ушел, потирая шею, в дом.
Два дня она просидела у себя в Вырице, боясь высунуть нос за порог. Лишь однажды скулеж добермана, обретший уже почти похоронные ноты, выгнал ее к соседям-алкоголикам, малолетней дочери которых она спихнула барахлящий CD-плеер в обмен на килограмм крупы и десяток яиц. Жалеть было нечего: все равно кроме FM-радио там ничего не работало.
Первые сутки проспала как убитая, вторые провела немногим более разнообразно: жуя подгоревшую кашу с черствым хлебом, лежа лицом в подушку или пялясь в потолок. За стенами дома закат сменился недозрелой белой ночью, серая ночная слизь перешла в утро, но Аня словно перестала ощущать время. Ей было безразлично, который сейчас час и даже какое число.
Самовольный отпуск закончился на третий день, когда позвонил Руслан и пригрозил, что…

Нечаянно сменив позу, Аня вдруг вскрикнула: безошибочное ощущение, словно что-то внутри нее протекло, в один момент вырвало все мысли из головы, как щипцы вырывают гнилой зуб. И она сделала то же самое, что делает любая девушка, стремящаяся после секса уберечь простыни от покидающей лоно спермы: зажала рукой промежность и скатилась с дивана, чуть не сбив при этом камеру со штатива.
В шкафчике с ее вещами, она помнила, еще оставался один тампон. Аня раскрыла коробку, и лицо ее перекосилось. Тампон уже кто-то использовал: бурый и ссохшийся, он лежал внутри, невинно поджав мышиный хвостик.
Пружина напряжения, удавом сжимавшая ее тело в последние дни, в очередной раз лопнула с хрупким треском. Аня разрыдалась — громко, в полный голос, с потоками обжигающих слез, моментально размывшими всю ее боевую раскраску. Одновременно с этим накатила злость.
— Кто, какая сука это сделала?! — завопила она, врываясь на кухню, где уже часа два прохлаждались остальные модели из ее смены. Коробка с тампоном обличающе шлепнулась на стол среди пустых кофейных чашек и крошек от печенья. — Я убью эту тварь, зарежу, выколю ей глаза!..
Анино появление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Татьяна поперхнулась чаем, Маша выронила окурок и чуть не опрокинулась с табуретки. Обе ошарашено уставились сначала на Аню, потом на тампон.
— Это не мое! — сказали они хором, переведя взгляд на каплю крови, упавшую из-под Аниной юбки на вытертый линолеум.
— А чье-о?!
Горло девушки дрожало, слова застревали в нем и вырывались наружу в виде какого-то клекочущего нечленораздельного рева.
— А в чем дело-то? — нерешительно поинтересовалась Татьяна, хмурая линялая блондинка лет сорока, приехавшая из Алматы. Она работала в категории «matures», и на нее велись в основном американские школьники, чьей тайной фантазией было переспать с собственной матерью.
— Подсунули! — ахнула более догадливая Маша, брезгливо смахивая коробку со стола. — Вот же сволочи! Девочки, у нас какая-то крыса завелась на студии, я давно заметила. Мои трусы — помните, черные, с кружевами — на днях из шкафа взял кто-то, поносил и обратно сунул. Все в слизи засохшей, как будто эта тварь не подмывалась никогда. Пришлось выбросить…
— Из дневной смены какая-то сука, — предположила Татьяна, гневно затаптывая упавший бычок.
— Ну явно не из нашей. Не Нинка же, в конце концов. Анют, да ты не плачь, у тебя тампонов больше нет, что ли? Вон, гляди, капает… Я тебе прокладку сейчас дам, у меня есть…
Маша полезла в сумочку, стоявшую на подоконнике. Силы вдруг оставили Аню, злость сменилась опустошенностью. Она упала на табурет и спрятала пылающее лицо в ладонях. Слезы продолжали литься сквозь пальцы. Об аборте можно было больше не волноваться, но теперь перед ней вставала другая проблема. Согласно правилам, порномоделям запрещено работать в «красные дни» — в противном случае, если кто-то просечет нарушение, руководство сайтов с радостью прихлопнет все ее чеки с необналиченными деньгами. Многие неопытные модели лишаются из-за этого своих «кровно» заработанных. Потому что в виртуальной сказке про красивых девушек, всегда готовых к виртуальной случке, ничего ни про какие месячные не сказано.

Но Ане в эту ночь было плевать на правила, и спустя пять минут она вновь оказалась в ненавистной комнате с полосатыми обоями. Поправила трусики, посмотрелась в большое настенное зеркало, залезла на диван и вывернула шею камере, возвращая всевидящему оку привычный ракурс. Безмолвно уставилась на монитор и почувствовала, как сама собой отвисает нижняя челюсть.
«Отличное шоу, крошка! После такого я просто обязан на тебе жениться!»
О господи, подумала Аня с отчаяньем загнанного зверя. Неужели я так торопилась, что не поставила камеру на паузу… неужели… неужели… О, господи…
Она поняла, что так и есть. А значит, этот чатовский придурок всё прекрасно рассмотрел: и как она уходила из кадра (запрещено), меняла прокладку (строго запрещено), и как уселась, чтобы работать дальше (за это вообще уничтожают регистрацию). Она попалась, теперь не отвертеться. Её счет сотрут, а деньги разделят между собой администраторы сайта, как делали уже не раз. Блин, надо же было так подставиться…
Паника дошла до предела и вдруг схлынула. В мозгах автопилотом защелкали механизмы сухой логики. «У него же русское имя», — дошло до нее. А русские не настолько разбираются в правилах, чтобы стучать на моделей. То есть, на этого БольшогоЧлена можно положить с прибором.
Аня на всякий случай пролистала чат, но больше в нем никого не было,. Хоть в чем-то ей везет. Закроет смену, выспится и завтра придет с новыми силами… С прокладкой что-то придумает. Вставит тампон в конце концов. А сейчас она всё равно не в состоянии работать.
Бездельник продолжал что-то строчить в чате. Аня, озлобленная стрессами последних дней, грубо отстучала, переключившись на кириллицу:
«Ну чего привязался! Уматывай, чмошник!»
«Русскими буквами писать запрещено!» — поддел ее БольшойЧлен.
«А твоя мама знает, что ты по ночам на голых девочек пялишься, чухан?»
«Ругаться тоже запрещено», — шипел уязвленный собеседник.
Надо же, какой ученый… Аня вновь почувствовала беспокойство, но стрессы последних дней требовали выхода отрицательной энергии, поэтому руки сами потянулись к клавиатуре:
«А я срала на твои запреты, придурок! Чего тебе от меня надо?»
«Это не мои запреты, это правила сайта. Я их внимательно читал. А чего мне надо, ты сама знаешь.»
Аня попыталась представить, с кем имеет дело. Какой-нибудь менеджер самого низшего звена из разряда тех, кого увольняют за брожение по порносайтам в рабочее время. Наверняка чмошник, руки из задницы, висит на шее у родителей, по вечерам надувается пивом в кругу приятелей, а ночью вместо девушки щупает собственные яйца. И зачем такому дебилу компьютер?
«Осваивай самоотсос», — посоветовала она, собираясь отрубить чат. Чего разговаривать с халявщиком.
«Я ведь могу на тебя пожаловаться», — сообщил вдруг БольшойЧлен. И пока ухнувшее сердце Ани сползало вдоль позвоночника, развил свою мысль: «Ты тут прокладками размахивала, за такое с сайта в два счета вышибают! Скажешь, не так? А, крошка?»
Аня положила потерявшие вдруг чувствительность пальцы на клавиши; убрала. Плаксивость скрутила горло, и она изо всех сил сцепила зубы. Где-то на задворках сознания ползла, распарывая ткань реальности, прогорклая от безнадеги мысль: откуда, откуда эти уроды всё знают?.. Халявщики не могут, не должны такое знать… Ну что за наказание такое…
«Я не люблю, когда меня называют чуханом, ясно?» — гнул дальше БольшойЧлен. — «Но я понимаю, в чем твоя проблема, крошка. Это всё от недотраханности. Вам всем не хватает большого члена, поэтому вы тут выкобениваетесь. Пытаетесь показать свою власть над другими. А на самом деле это всё комплексы, потому что нормальных мужиков никогда не видели, только америкосов тупых!»
Находясь с полубессознательном состоянии, Аня взялась за мышку. Один щелчок, и этот уродец исчезнет как страшный сон. Всего один щелчок…
«Не выключай чат», — припечатал БольшойЧлен. — «Админам письмо написать — дело одной минуты».
Аня застонала, выпуская вспотевшую мышь из пыльцев. Хрен ли тут мышь — она сама в мышеловке. Должно быть, этот гад смотрит сейчас на нее и тащится. Сколько же это надо ошиваться по сайту, чтобы набить себе голову таким мусором? Сколько ночей напролет грызть ногти у монитора? Теперь понятно, что когда свалилась такая удача, он просто так от нее не отцепится.
Сетевой дрочер замолк. Аня устало прошлась пальцами по клавишам:
«Чего тебе надо? Денег у меня нет. Я здесь зарабатываю, а не мужиков снимаю.»
«Да ладно, крошка, не рассказывай. Я знаю, зачем вы все здесь.»
«Хочешь бесплатное шоу? Ладно, хрен с тобой…» — подумав, Аня заученным движением взялась за бретельку лифчика. Но БольшойЧлен проявил жадную осмотрительность:
«Я не хочу шоу. Еще кто-нибудь зайдет и увидит. А это только наше с тобой дело, так ведь?»
В желудке заскрипело и заскреблось коготками плохое предчувствие, но не успело оформиться в мысль — БольшойЧлен сам тут же всё пояснил:
«Ты же из Питера? И я тоже. Давай встретимся, ты не пожалеешь».
Аня начала протестующе мотать головой и остановилась. А, в конце концов, разве не к этому она шла? Разве не в объятия к такому вот уроду вела ее изо дня в день вся эта гнилая работа? Говорили ей, что видеочаты — это только начало, только она не верила, дура. Ну конечно, а чего тут бояться? Это же просто интернет!
Нет, таки не просто интернет. Хочешь или не хочешь, а у всех нога рано или поздно соскальзывает. Ленка вон под немца легла, только чтобы сына на море свозить. Светланку менты накрыли на домашней студии — всех пришлось обслужить. А ее, значит, обычный сетевой зачуханец на крючок словил. Молодец, Аня, падать уже некуда. Нарвалась по всем статьям.
Вспомнилась детская игра в карты на раздевание. Она всегда оставалась в дураках, а пацаны всегда мухлевали. И спустя десять лет в ее судьбе не поменялось ровным счетом ничего: та же самая нечестная игра, только ставки выросли.
«Ладно… Можешь позвонить мне на мобильный», — смирилась она, устав бороться с неизбежным.
«Что, вот так сразу?» — БольшойЧлен опешил. Очевидно, дрочер не ожидал столь легкой победы, и теперь у него дымились тормозные колодки — наверное, дым даже из ушей повалил.
«А ты что, еще за жизнь поговорить хочешь? Или о погоде? Вот по телефону и поговорим.»
«У меня долг», — признался дрочер. — «На мобильные номера не могу звонить».
«Блин, ну хрен с тобой. Я сама позвоню, только номер дай.»
После раздумчивой паузы в чат выпали семь цифр. Без кода.
Даже мобилы нет, домашний номер дал, брезгливо удивилась Аня. Вот же лох, елки-палки…
Порывшись в дисках с музыкой, грудой лежавших на подоконнике, она нашла компакт с телефонной базой, картами Санкт-Петербурга и прочими полубесполезными программами. Осенью купила этот самопал в метро, прельстившись сторублевой ценой, но так ни разу и не воспользовалась. И вот теперь вдруг пригодился.
Болванка загудела в поигрывателе, программа проглотила номер дрочера и выдала его домашний адрес. Призвав на помощь электронную карту, Аня поняла, что это в Уткиной Заводи — совершенно гопническом районе с замусоренными улицами, зассанными подъездами, грязными трущобными девятиэтажками и облезлым котом на каждом облупившемся подоконнике. То ли порт, то ли промзона… Неудивительно, что этот чухан живет именно там. Телефонный номер зарегистрирован на женскую фамилию — Е.И. Бородкина. Наверное, его мать.
Аня сходила на кухню за трубкой радиотелефона. В прихожей Маша натягивала лиловый пуховик, Татьяна пытаясь попасть ногой в сапог, досказываю какую-то сплетню:
— …Короче, эта дура орет: ай-ай-ай, пришло сообщение от одного америкоса, что на сайтах завелся маньяк. Подписывается Обезьяной, выманивает моделей из интернета, а потом режет на куски. И, типа, она не будет работать или пускай ей процент повысят за риск. Я ей говорю: Лида, а не пошла бы ты на хер? Лень работать — так и скажи. Она не унимается: меня зарежут, а вам насрать. Тут я взбесилась, конечно: ах ты курва старая, говорю, у тебя одно на уме — жениха подцепить. Где, в каких правилах написано, что ты должна с кем-то встречаться в реале? Сама спишь с кем попало, а Руслан твой риск должен оплачивать? Совсем обалдела. А я вот с американцами трахаться не собираюсь, у меня своих ухажеров хватает, да еще муж скоро приедет с дочкой, так что мне на твою Обезьяну положить с прибором. И вообще, говорю, от твоих фантазий у всех голова уже пухнет…
— А она?
— А что она… Морду перекосила и не разговаривает со мной с тех пор. Руслану стучит теперь на всех, жалуется, что мы такие-сякие, жизни ей не даем. Ну и пошла она… Сколько можно?..
Вскоре они ушли.
Попрощавшись с обеими до вечера и закрыв дверь на замки, девушка какое-то время стояла у кухонного окна, глядя на блеклый рассвет. Какого черта она вообще делает? Куда собралась звонить? Ей сейчас нужен душ, горячий чай и поспать на диванчике. А главное, как в старинном рецепте — «никакого секса». Но спинным мозгом она понимала, что на этот раз от проблемы прятаться бесполезно. Это уже даже не Егор, который сейчас, в красках наступающего дня казался ей особенно нереальным, каким-то просто мифическим существом вроде того же Кинг-Конга или кентавра. В конце концов она знала, что кентавров не бывает. А БольшойЧлен, несмотря на то, что являлся просто бесплотным набором букв в интернете, каких она видит ежедневно сотнями, своей сугубо прозаичной опасностью в одночасье умудрился затмить для Ани всех кинг-конгов вместе взятых.
По телефону ей ответил преувеличенно развязный дискант. Отказавшись называть свое имя, БольшойЧлен пару минут поиграл в таинственность, повосхищался ее голосом и назначил встречу у метро Ломоносовская. Аня согласилась: окей, они встречаются у метро, идут гулять, а там… а там будет видно. Оставалась слабая надежда, что он передумает и откажется от своей затеи. Если нет, придется тащить шантажиста на электричке к себе домой. В ужасную Уткину Заводь Аня ехать не собиралась ни при каком раскладе.
БольшойЧлен согласился с такой легкостью, словно каждый день только и делал, что ходил по утрам на свидания с незнакомыми девушками.
Нажимая отбой, Аня подумала, что сегодня четверг, а значит, на работу этот чмошник тоже не ходит. Или просто настолько редко видит живых женщин, что готов повесить на себя прогул. А может быть, и то и другое. Да какая ей разница…
Аня взглянула на часы. Встреча в двенадцать — значит, у нее еще есть целых семь часов на сон. Выключив компьютер, девушка побитой собакой заползла на жесткий диванчик и приняла позу эмбриона. В голове еще какое-то время крутилась затухающее эхо телефонной фразы: «Я ваще нормальный, ты сама увидишь…» — потом все мягко накренилось и съехало во мрак.

(продолжение следует)