1.
    На стуле лежала рука. Тонкая такая, изящная женская ручка, облаченная в черный рукав; на каждом пальце – серебряное кольцо, на запястье – браслет. Рука шевелила пальцами, будто пытаясь что-то произнести на языке жестов. Вокруг никого не было, но она об этом не знала: а откуда ей знать, если глаза и уши у нее отсутствовали?
    Хозяйка руки, рыжая красотка в черном платье висела, просунув голову в петлю, у стены. Веревка держалась на металлическом штыре, торчавшем под самым потолком. Из плеча, лишенного продолжения, стекала кровь и, чтобы жидкость сия не запачкала пол, под висящим телом рыжей красотки был предусмотрительно поставлен тазик.
    Зачем эту однорукую барышню повесили на стену – неизвестно. Может быть, она загораживала какой-то изъян стены, покрытой нарядными белыми обоями. Может быть, девушка висела здесь просто для красоты, черт его знает…

2.
    – Как ты со своей сцукой живешь, я понять не могу вапсче! – сказал Анатолий и хлебнул пива из банки.
    – А что тебе в моей сцуке не нравится? – не понял Савелий.
    – Она же одноглазая!
    – Ну и что, что одноглазая? Подумаешь! Твоя вообще с чешуей.
    – Чешуя – это пистата. А вот один глаз – фунимагу.
    – Кому как!
    – А я вообще не знаю, сколько у моей дуры глаз, – задумчиво проговорил Иннокентий.
    – Да? – откликнулся Анатолий. – Тоже интересно. Мы ее так ни разу и не видели.
    – Еще бы! – хохотнул Иннокентий. – Она невидимка.
    – Она немая?
    – Да.
    – Как же ты с ней разговариваешь, когда она мало того что невидимка, так еще и немая?
    – Телепатией.
    – Данунах?
    – Беспесды.
    Помолчали. Эти трое крепких мужичков сидели здесь так долго, что темы для разговоров у них давным-давно кончились. Вот и стали мусолить разный бред – у кого какая сцука, кто когда в последний раз нажрался… Скучно было парням.
    – А на самом деле, – заговорил Савелий, – все мы мертвы. Выходишь на улицу – а там одни трупы ходят. С вами тут сидишь – и вы мертвецы. Вообще, вся наша вселенная – одно большое кладбище.
    – Что ты за чушь порешь, ахтунг? – поднял брови Анатолий.
    – А по-моему, жизни вообще не бывает, – вклинился в беседу Иннокентий.
    – Даписдец! С чего ты взял, влоптигвоздь? – взглянул на него Савелий.
    – Потому что ее просто быть не может. Почему это, скажите мне, камень лежит себе, и все думают, что он – не живой. А человек ходит, жрет, гадит и размножается, и все думают что он – живой. Разница-то несущественная. Кардинальных различий между живым и неживым я просто не вижу. Отсюда вывод: жизнь – это миф.
    Посидели молча, обдумывая эти слова.
    – Так ты хочешь сказать, – заговорил Савелий, – что и в нашей Коробочке жизни нет?
    – Конечно нет, откуда ей там взяться, если ее в природе не существует?
    – Педиккантроп ты, Кеша! – горячо воскликнул Анатолий, извлек из-под дивана деревянный ящичек и поставил его на стол. В ящичке, на зеленых островках посреди голубой воды копошилось множество мелких то ли насекомых, то ли вообще бактерий. – Видишь, Иннокентий, – продолжил Анатолий, – копошатся, сцукки!
    – Вижу. Копошатся.
    – Значит – живые и ниибеть!
    – Ништо это не значит! Камни на дне морском тоже копошатся, и что?
    – Зайпал ты со своими камнями, Кеша…

3.
    Они бы так еще вечность просидели, ей-богу. Но тут произошло нечто неожиданное и неприятное: в комнату ворвались четверо с пистолетами и давай стрелять направо и налево. С ума они сошли, что ли? Сидели люди, мирно пили пиво, беседовали, а тут – нате! Принимайте.
    Анатолий принял самый первый – пулю в лоб. Мозги его торопливо покинули голову и осели на белой стене совершенно неприглядным пятном. Сам же он рухнул со стула и остался лежать на полу.
    Иннокентию попали в грудь. Раз шесть, не меньше. Истекая кровью, он упал близ Анатолия и забылся мутным сном.
    Савелий же, не получив ни грамма свинца при первой раздаче пуль ухитрился хорошенько начистить лица незваным гостям. Трое из них упали замертво с переломанными шеями сразу сразу, четвертый же успел всадить в Савелия пол обоймы, однако в последствии мощных ударов последнего тоже принял горизонтальное положение. Надо сказать, навечно. Савелий тоже долго не продержался: набрав полную грудь и полный живот пуль, упал рядом с товарищами.

4.
    Анатолий очнулся первым. Голова болела жутко. Посмотрев на лежащих рядом друзей и на трупы тех четверых с пистолетами, он приподнялся на локте и, потирая лоб, с ухмылкой произнес:
    – Как дети, ёптыть! Мужики, вы как?
    – Ничётак, мля, – раздался усталый голос Савелия. – А что это было, мне кто-нибудь скажет?
    – Это эти были… – заговорил Иннокентий. – Как их там, блять… Всадники Апокалипсиса, вот.
    – Что ты городишь, Кеша? – сказал Анатолий. – Какие к чертям собачьим всадники?
    – Самые обыкновенные. Это нам сигнал. Типа, Коробочку пора сжигать.
    – Ась?
    – Сжигать пора Коробочку, говорю, – Иннокентий встал, посмотрел на трупы гостей и покачал головой. – Убрать надо этих куда-нибудь… Некрасиво.
    – Возьми да убери, эстет, влоптигвоздь, – бросил ему Анатолий и поднялся. Посмотрел на пятно на стене. Тоже покачал головой. – Так, мужики, – провозгласил он, – вы уберите эту падаль, а я постараюсь пятно как-нибудь замаскировать.
    – Хорошо, – согласился Савелий и, встав с пола, двинулся по направлению к мертвецам.
    Началась работа. Савелий и Иннокентий по одному выносили покойных, а тем временем Анатолий разглядывал стену и пятно от собственных мозгов на ней.
    – Как вы думаете, – спросил он, – мертвая девушка на стене будет пистата смотреться?
    – Ты что – сафсем епс? – спросил навстречу Иннокентий.
    – Нет, просто я подумал… Вот взять красивую бабу, и повесить на стену – нехай пятно загораживает.
    – Ага, ты ей еще руку отрежь для пущей экстравагантности, маньяк чертов! – сказал Савелий.
    – А что? Это мысль… Ладно, друзья, я сейчас к соседке схожу…
    – К этой, что ли, к рыжей? – захотел уточнить Иннокентий.
    – Ага! – Анатолий скрылся за дверью.

5.
    Четверо высоких мужчин, в костюмах с галстуками, аккуратно причесанных, вооруженных блестящими в свете электрической лампы пистолетами, стояли около двери.
    – Ну что, господа, – сказал один из них, – vamos?
    – Я не знаю… – замялся другой.
    – Что ты не знаешь?
    – Это же что-то типа бунта, получается…
    – Послушай, друг. Эти трое собрались уничтожить Землю и все ее население, понимаешь? Если их сейчас не остановить, то человечеству конец.
    – Они ведь это человечество сами создали, и уничтожить его – их, в принципе, воля.
    – Слушай, ты чего вообще с нами пошел, богобоязненный ты наш? Сидел бы дома…
    – Ладно, пошли. Но это дурная идея. Ничего хорошего из нее не выйдет.
    – Там видно будет.
    Дверь открылась от мощного удара ногой, четверо ворвались в комнату и принялись стрелять… Ну, а дальше вы знаете.


6.
    – Слушай, я конечно знал, что ты out of свой ум, но что настолько… – ошарашено проговорил Савелий, переводя взгляд с рыжей девушки, висящей на стене, на ее руку, лежащую на стуле и шевелящую пальцами.
    – Да, Толик… – покачал головой Иннокентий. – Ты реальный муравьед. Беспесды.
    – А что такого? – пожал плечами Анатолий.
    – И пол кровью испачкается… Где там у нас тазик?
    Иннокентий вынул из под кровати большой медный таз и подставил его под истекавшую кровью девушку.
    – А пойдемте погуляем? – предложил Савелий.
    – Пойдемте, – отозвались остальные.
    Иннокентий подошел к Коробочке и поднес к ней высокое пламя зажигалки. Коробочка загорелась. Ярко-ярко.
    – Вот вам и конец света, – буркнул он себе од нос.
    – Чего? – не расслышал Анатолий.
    – Да так, мысли вслух…
    – Пошли, хера стал аки хер?
    – Пошли.