Лиза залезла в автобус, по маршруту которого не ездила уже больше чем три года. Пройдя в конец салона и не найдя свободного места, она встала рядом с отвратительной старушкой - желтоватой, шамкающей беззубыми дёснами, везущую целый мешок укропа. Укроп вонял своими эфирными маслами на весь салон и бил Лизу в нос. Девочки из приходской школы, сидевшие прямо рядом с бабкой-дачницей, морщили свои носы, но стиснув зубы молчали, не смея выгнать старушку из автобуса нахуй со своим ёбаным укропом, - воспитание не позволяло.
Лиза задумалась о том, что вот опять судьба привела её в этот район, который она давно забыла, и дом, в котором так часто бывала, уже не найдёт сама. Пока она думала эту нехитрую мысль, взгляд её блуждал, прорываясь сквозь запахи пота и гари, укропа и кошиной мочи.. Взгляд этот был настолько пуст, насколько может быть пуст взгляд малолетнего дауна, смотрящего пятый час подряд рекламу на украинском языке с переводом-бегущей строкой. Взгляд Лизы упирался в мужика, которого она, собственна не видела и вообще ей было ни разу не до него.
Сергей же, заметив на себе пренебрежительный взгляд, дёрнулся, отпустил поручень, прижал загорелую руку к туловищу и поспешно сбежал из автобуса, хотя это была вовсе не его остановка.
"Подмышки! Подмышки!", - билась и пульсировала в серёгеной башке мысль, пока он, прижимая обе руки к телу, бежал дворами домой, - "Говорила же мне Люська, что подмышки надо брить... А то вон как та фифочка взглядом в меня впёрлась.. Как будто не волосы у меня там, а медузы-горгоны".
Люська считалась продвинутой бабой - съездив на месяц в Москву на какую-то там производственную практику и понабравшись там всяких штучек, она не упускала момента поделится ими со всеми мужиками, да и бабами заодно. Так, увидев раз в московском метро пидораса с выбритыми подмышками, она сочла потом своим долгом вставить это в разговор с нашим Серёгой, в перерыве между рюмкой водки и минетом. Но вставила она это нравоучительно, в своей привычной манере, примерно так: "Вот всем ты, Серёга, хорош, да только в Москве принято подмышки брить.. эх..провинция".
- Света блядь! Светлана!, - заорал он, врываясь в квартиру, кидая ключи и авоську в сторону кошки, - Иди сюда!
Пришедшая домой на обед жена Света, продавщица в соседнем полуподвальном магазине, не спеша выплыла в коридор на крики Серёги.
-Жена! Скажи, чем ты ноги бреешь?
Света задумалась. На 14й год совместной жизни, она уже вовсе забыла что такое депиляция, как это и бывает в основном в семейной жизни.
Вспомнив рекламу воска "Вит", увиденную ею недавно, она легко спиздела:
-Воском.
Не говоря не слова, Серёга выбежал из дома и кинулся вниз по лестнице, потом через арку, потом налево и уже минуты через три влетел в хозяйственный магазин. Там встала дилемма (нет это не хуй такой, а вопрос): какой выбрать?
Провинциальный магазинчик, как ни странно, блистал ассортиментом – тут были воска разных фирм, марок, для разных типов кожи и вообще. Подумав пару минут, Серёга справедливо рассудил, что подмышку свою он считает местом весьма нежным,на красоте не экономят, хуй-моё. И купил сааамый дорогой для сааамой нежной кожи.
На 15й минуте приклеивания полосок, Серёга заскулил. Серёга почти плакал – его нежнейшая подмышка покраснела, покрылась пятнами, а волосков на отклеенной полоске с воском было раз-два и обчёлся. Не желая больше терпеть эту боль, Серёга вышел в магазин, но, для конспирации, не в магазин жены, а в тот, который чуть дальше. Взял он водки и своего боевого товарища – Филиппа Илларионовича, местного побирушку, халявщика и вообще пьянь. Филипп был усажен за стол, к которому прилагалась разлитая в богемского стекла рюмки водка. А Сергей, приняв для храбрости рюмашку-другую, уединившись в ванной, продолжал дёргать волосы вощёной бумагой.
Скажу сразу: хуй. Хуй чего у него получилось по неопытности. Когда, удивлённый пропажей хозяина, Филя заглянул в ванную, увидел он Серёгу, сидящего на полу и поглаживающего клочок бумажки тряпочкой вниз – по росту волос. Вкратце расспросив его в чём дело и что тут вообще происходит, Илларионыч в проблему вник, так как люськиному авторитетному мнению тоже склонен был доверять.
- А дай я те дёрну, -предложил поддатый гость.
- А давай, - согласился Сергей.
Поплевав на руки и обтерев их об полотенце, предназначенное для вытирания хозяйских ног Светланы, Филя крякнул и ухватил кончик полоски чёрными, корявыми пальцами с растрескавшимися ногтями.
- И рраз…и дваааа, - вместо «и трии» Филипп дёрнул. Волос на бумажке не осталось, зато Серёгина подмышка стала гореть ещё сильней, густые волосы её пропитались воском и слиплись.
Серёга взвыл. Проклиная Люську, Светку, Илларионыча даже, он вполз в кухню, где допил залпом остатки белой и повалился на пол, суча ногами и стеная.
Подоспел Филипп, который ловким движением голосовых связок развёл отчаевшегося Серёгу на «повторить попытку после того как за добавкой сбегаю». И убежал.
Через три, а может и четыре часа, кухня напоминала цирюльню, где празднуют новый год старые парикмахеры-алкоголики.
Пол, стол, плита и даже холодильник усеяны были витовскими бумажками с выдранными волосинками. Пол, стол и даже плита завалены были пустой разнокалиберной стеклотарой. Пол и даже стол были завалены двумя пьяными телами, у одного из которых была подозрительно красная кожа в районе подмышек. Пол же был засыпан ещё и бычками.
Открыв дверь своим ключом, Света увидела тело мужа, сопящего, пускающего ротом и носом пузыри и в принципе довольного жизнью. Получив удар с ноги под рёбра, тот радоваться жизни не перестал, но перевернулся на другой бок и продолжил выводить какофонию органами дыхания и отчасти пищеварения. Постояв над ним минут ещё пять, Светка прошла в комнату, собрала свои немногочисленные вещи и уехала жить к грузчику, навсегда.
А Лиза тем временем, отработав заказ, снова села в тот же автобус того же маршрута, и поехала назад. Не знала она, что взгляд её, пустой и всегда-всегда пренебрежительный, сделал счастливым одного грузчика и несчастным одного Серёгу из дома 24 по улице Смешной Октябрьской Революции.