У меня на пальцах до сих пор следы от твоих зубов. Ты помнишь, как тебя я тебя пытался спасти? Как засовывал тебе пальцы в глотку, когда ты сожрала кучу каких-то таблеток – все, которые нашла в аптечке? Нет. Ты этого не помнишь, тварь. Не помнишь, как усталый врач скорой сказал мне: «Папаша, держите ей голову» чтобы ты не дергалась, когда тебе с помощью толстого шланга промывали желудок. Я не твой папаша, но я держал твою голову на своих коленях, пока тебя выворачивало наизнанку. Ты не помнишь, как пыталась открыть железную дверь вилкой, когда тебя не пускали к дружкам-наркоманам, которых я заколебался спускать с лестницы, а они, как тараканы, все размножались и лезли, лезли… Я оставил эту выгнутую вилку на память… Я помню.

Ты не помнишь, наверное, как я тебя вез в Москву, в клинику Маршака. Как люди косились на дуру под кайфом, которым тебя накачали в частной психиатрической клинике, чтобы ты не куролесила в самолете. Мне было стыдно. А ты все забываешь, ты забываешь даже то, что с тобой было вчера. Сейчас тебе просто жить – мир стал простым и понятным. Когда тебе не плохо – тебе хорошо. Хорошо, когда есть чем, плохо – когда нечем и не на что.

А мне-то за что? Боже, мне-то за что? Только за то, что я все еще люблю твою мать? Ту несчастную женщину, которая еще верит, что ты человек, подмывает тебя, меняет повязки, когда ты с открытыми переломами ног попадаешь в Склиф после полета с третьего этажа, выкупает тебя у ментов, когда тебя в очередной раз отловят в супермаркете на воровстве какого-нибудь барахла, которое ты собиралась обменять на героин.

Но я говорю тебе спасибо! Я знаю, что моя дочь, насмотревшись на тебя, никогда не попробует наркотиков по собственной воле. Спасибо, что научила плевать на предрассудки – я теперь уверен в себе, я не думаю, «кто что скажет» и «как бы чего не вышло». Отдельное спасибо тебе за мой животный страх за ребенка. Это единственный страх, который у меня остался. Спасибо тебе, тварь.