С местными связана и самая яркая страничка нашей жизни в колхозе. Был у нас один Травоядный, не вегитарианец, траву он употреблял исключительно в газообразном виде, так имел он глупость повздорить с аборигенами старшего школьного возраста. Шел он ночью, были на нем крутые кроссовки, куртка кожаная и набрел по дороге на всех своих недругов сразу. Те народ были простой, помяли болезного, сняли вышеозначенные части одежды и кинули его в канаву, откуда тот и приполз в бараки в крови и грязи, босой и злой. Как раз в тот момент, Шура вышел по нужде и упав в канаву, разбил губу. Чтоб не было синяка, снял он армейский ремень и приложил холодную пряжку к губе, да в таком виде и вошел в свою комнату. Крови из губы натекло много, залило весь ремень и руки, поэтому Шура был похож на матроса Железняка после драки с Лернейской гидрой. На вопрос будущих студентов: «кто это тебя?», Шура небрежно ответил: «да местных тут попинал». Тут же распространился слух по уже бурлившим баракам, что местные не так уж неуязвимы: Травоядного раздели, но Шура одержал сокрушительную победу. Народное вече, стихийно образовавшееся вокруг героического Шуры и раненного Травоядного, стонущего на руках товарищей, постановило большинством голосов, найти местных и пинать до утра. Вдохновленные рассказом Шуры как он гнал по пересеченной местности десятки врагов, сотни полторы еле держащихся на ногах будущих студентов, направились на праведный бой. В поход пошли даже до этого момента сугубо мирные отличники, с каменными лицами маршировали мамины любимые дочки. По пути встретилось несколько заборов, их безжалостно разобрали на колья, некоторые вооружились оружием пролетариата, то есть булыжниками. Дома по пути следования отряда запирались на все засовы, собаки привязывались, жители сидели по погребам. После получаса бесцельных поисков местных, прошел слух, что их видели в Загорицах, поэтому марш стал проходить в том направлении. Пройдя километра два, отряд попал в засаду, умело устроенную и спланированную по доносу стукачей из Каложиц. Засада состояла из полуроты ОМОНовцев, охранявших картофельные поля. Вооруженные не в пример лучше, они преградили путь прогрессивно настроенной молодежи и взяли калашниковы и дубинки наизготовку. Казалось конец подкрался незаметно, но тут словно ангел-хранитель, на своем оранжевом микроавтобусе между ними вклинился главный куратор. Четким командирским голосом он призвал стороны к примирению, обещая в противном случае тотальное отчисление, как из института, так и из рядов правоохранительных органов. После продолжительных дебатов, высокие договаривающиеся стороны обложив друг друга дружескими прощальными словами, постановили разойтись. Куратор стал штабелями грузить в микроавтобус пылающих праведным гневом будущих студентов, ОМОНовцы ринулись предупреждать местных об окончании боевых действий. После столь грозного похода, местные перестали даже близко подходить к нашим баракам, друг Юры больше не ездил на мопэде по коридорам. Они гадили в Ущевицах и Загорицах, но по мелочи и растворялись во мгле как только мы приходили туда проведать скорбных желудком товарищей или посещали тамошние дискотеки.

На фоне беспримерных подвигов Сигала и Валуева, тема восточных единоборств, да и просто рукоприкладства в нашем колхозе была актуальной. Началось все с паренька, он сам себя кликал Чаком, в честь некого Норриса. Однако на поверку оказалось, что звали его со школы Чаки, но не в честь того самого каратиста, а в честь безобразной куклы. Чтобы положить конец такому дуализму, его окрестили Борманом, чем бывший Чаки остался неудовлетворен. Закорешившись с давешним демоническим охранником, подобрав в свою компанию ушуиста со стажем и нетрезвого Солдата, они направились к ржавому турнику. Перед этим героическим походом Борман и ушуист решили испытать свое мастерство во владении ударами ногами. Борман встал вместо мешка, ушуист размахнулся своей ногой и вместо того, чтобы махнуть пяткой в миллиметре от носа Бормана, засандалил ему со всей силы в репу. Борман постоял немного, в это время ушуист помирал со страха, так как грозный вид и репутация бывшего Чаки нагнетали ситуацию. Все обошлось вполне мирно, Борман постоял, ничего не сказал и ушел, оставив всех в смущении. Вскоре они пошли показывать ката, а может даже тоби-ушира-гири. Борман принес популярные тогда нунчаки, однако для откоса у милиции сделаны они были из швабры, вместо цепочки использовался кусок ремня. На турнике в тот момент болтался Жлоб, он, увидав диковинку, стал ее крутить на манер старика Брюса, засветив всем сразу по лбу. Нунчаки от него отобрали, свое мастерство стали показывать охранник, когда живых мест на нем не осталось, тогда за дело взялся ушуист, а после сам Борман показал класс. Сперва он почти снес стальной турник, затем дерево, после чего на возврате попал себе в репу и надолго выключился из восприятия окружающего мира.

Солдат, находясь в состоянии измененного сознания, внезапно вспомнил как их учили в армаде ловить и использовать в мирных целях космическую энергию. Армейский цигун происходил наиболее драматичным образом, на фоне заходящего солнца и открытых ртов досужных зевак. Встав в не имеющую мировых аналогов позу, Солдат стал выделывать руками такое, что даже Борман вышел из коматоза, жадно следя глазами за перемещениями энергии по главному энергетическому столбу Солдата, открытием верхних чакр и канала селезенки. В то время Солдат все дальше уходил к вершинам медитации, многие потом утверждали, что его силуэт на фоне заходящего солнца двоился и дрожал. Говорили, он даже троился, но принятые напитки не позволяют доверять этим свидетелям. Затем, поймав космическую энергию, Солдат, не смог совладать с ней, потеряв. Не в силах простить себе того, что не удалось вспомнить всех наставлений гвардии старшего прапорщика Никоненко, Солдат схватил нунчаки и стал их крутить ногами. Завороженно наблюдая за мастерством, многие забыли отойти на безопасную дистанцию, поэтому смертельный бросок Солдата, когда нунчаки со свистом рассекли воздух застал их врасплох. Главный удар принял за всех Борман, снаряд попал ему в лоб, надолго лишив остатков мыслительной активности. Кто-то потом божился, на нунчаках обнаружилась глубокая вмятина и многочисленные трещины.

Много сплетней посвящено было суперпоединку охранника и Бормана, проведенному в живописной местности у родника. За неделю до события лагерь только и говорил о грядущем побоище, многие делали ставку на Бормана. Судить единоборство собирались поручить бывалым местным, но накануне у охранника с ними вышли разногласия, после них о справедливом арбитре пришлось забыть. Зрителей набралось немало, однако, сделав мрачные лица, поединщики заявили о своем несогласии, даже раздали пару пинков. Мотивировали они это невозможностью выдавать простым смертным доступные одним им секреты мастерства, мол, силы противников столь велики, неподготовленные зрители могут повредиться разумом от исходящих ударных эманаций. Как в хорошем фильме они плечом к плечу ушли по мостику в сторону источника, заходящее солнце золотило воду, предвещая победу разума над справедливостью. Однако победила дружба, поединок не состоялся из-за мадам Стрекозиной, выгнавшей обоих с лужка перед родником, дескать: «ее козлам и так травы не хватает, еще из города понаехали мять».

Недели через четыре, надоело нам трудиться и коллективно симулируя высокую температуру, мы получили по справке на три дня, освобождающую от работ в поле. Симуляция происходила незатейливо, путем натирания чувствительной части термометра об джинсы, средняя по госпиталю температура доходила до 38 градусов. Кураторы, прознав об этом, затаили злобу и отослали нас на кухню, чистить картошку. Картошки было мешков десять, но народ бывалый, мы расселись кружком не торопясь до обеда начистили всю картошку, чем несказанно удивили повариху. Кроме того Солдат развлекался фигурной резней по картошке, вырезая разные диковинные фигурки из корнеплодов. Но самым сильным впечатлением было появление котенка, как оказавшегося спавшего между полутушами говядины. Вылезший из-под полутуши, он забрался наверх, потянулся, умылся, отгрыз неплохой кусок сверху на завтрак и улегся там же. Ласково согнав котенка, раздельщик потащил тушу на рубку, откуда она попала прямиком в кастрюли на обед. Мало соображая в санитарии, мы решили, что так наверное и надо.

Кураторы оказались заядлыми охотниками, вернее так они всем представлялись. Каложицы край богатый зверьем, но кураторам не везло катастрофически. Наибольшим охотничьим их успехом можно считать добычу кабана. Ну, не совсем добычу – справный охотник пристрелил кабана, но впотьмах не нашел, кураторы на кабана наткнулись уже закоченевшего. С помпой внесенный в лагерь, он до небес поднял престиж кураторов в глазах будущих студенток, ежевечерне посещавших домик кураторов на предмет просмотра «Санта-Барбары». Кабан оказался немного подтухшим, поэтому кураторы его пожертвовали в общий котел и многие этого варева отведали. Варево готовил наш главный куратор, так как он имел глупость переругаться с поварихой и она психанув ушла. Кабанятину варили почему-то с макаронами, причем и макароны и кабанятину примерно равное время, отчего мясо не проварилось, макароны раскисли. Тогда случился первый случай потравы будущих студентов, но все обошлось.

Естественно молодая жизнь не могла обойтись без шуток над своими товарищами по несчастью. Начнем с того, что был у нас Маленький Мук, среди мармедонов, да и грузчиков ходили легенды, дескать лет Муку двенадцать, а сам он вундеркинд, школу закончил экстерном и к нам без экзаменов принят. Как впоследствии доподлинно выяснили, он был постарше многих, но общественное мнение упорно придерживалось сказочной версии. Спал Маленький Мук как ни удивительно в очках, видимо в надежде лучше рассмотреть сны, за это и поплатился. Испорченные нравы пионерских лагерей, где подростки в меру возможностей издевались над товарищами, возобладали и тут. Взяв естественно зубную пасту, будущие студенты вымазали очки Мука и издавая громкие нечленораздельные звуки, вырвали его из объятий глубокого и здорового как у младенца сна. Естественно открыв глаза и не увидев привычных красок мира, Мук стал моргать, трясти головой, потешая народ на славу. Апофеозом стал его вопль: «ребята, я кажется ослеп!». Но страдания Мука не шли ни в какое сравнение с ужасом Спартака, когда тот проснулся по утру. Грузчики недаром задирали нос – даже в шутках они были всегда техничны и безжалостны. Спартак спал по неясным причинам в одежде, даже не снимая ватника, что его и погубило. Спящего, его суровыми нитками пришили за одежду к матрасу, причем к утру совершенно об этом позабыв. Даже сами пришивавшие не на шутку испугались, увидев восставшего с матрасом за спиной Спартака. Не соображая, почему так тяжело двигаться сутра, он метался по палате, пришитая к матрасу панама застилала глаза.

Я тоже однажды проснулся в некотором недоумении – вокруг меня расстилались райские кущи. Мне было мягко и удобно, но перед глазами я видел покрытый шершавой корой ствол дерева, шелестела листва, покачивались спелые сливы. Постепенно просыпаясь, я понял, что нахожусь не в раю, даже не на дереве, а в своей койке. Дерево, якобы приютившее меня, это всего лишь огромная ветка сливы брошенная поверх спящего меня. Отбросив ветку, я обнаружил себя засыпанного сливой, косточками и спящим на мне же котенком – любимце барака. Любимец барака нагадил мне на подушку и во всем этом сладко спал. Однако, это было не самым интересным событием прошедшего вечера как я помнил. Не считая дискотеки, проведенной в заброшенной операционной под музыку, доносившуюся из маленькой китайской мыльницы при романтичном свете одинокой свечки, доставка аспирина была главной новостью лагерной жизни. Полвторого ночи, когда женское крыло организованно заснуло, группа товарищей направилась к дверям ближайшей палаты. Постучавшись, мы услышали звуки отпираемых затворов, убираемых ведер и отодвигаемых кроватей. Посветив нам в лица фонариком, дверь открыла самая смелая и боевая дама, разрядница по дзюдо, готовая отстаивать девичью честь своих подруг, а главное свою. Однако их честь, особенно разрядницы нас интересовала мало, поэтому невзирая на вставшую в боевую стойку мадмуазель мы спросили с присущей полвторого ночи непосредственностью: «у вас аспирина нет?». Разочаровавшись в нас как в особях сильного пола, дамы презрительно скривились, недвусмысленно дав понять в доступных им выражениях, что аспирина у них нет. Отобразив сообразное сожаление, мы покинули порог палаты, провожаемые стуком ведер, запираемых замков и прочих преград на пути маньяков. Подождав, когда все оборонительные сооружения были восстановлены и борец дзюдо даже слегка начала храпеть, мы вновь постучали в дверь. Преодолев сковавший при повторном нападении их ужас, дамы выставили против нас тройной комплект бойцов, присовокупив к дзюдоистке разрядницу по фигурному катанию и одну просто бывалую девчонку. Они, вновь отперев замки и убрав сигнальные ведра, сжимая ракетки от бадминтона, встали неприступной стеной пред нами. На их хмурый взгляд, недвусмысленно намекающий на решимость погибнуть, но не быть обесчещенными, мы протянули пачку, заявив: «Мы вам аспирин принесли». Уста благовоспитанных дам разомкнулись и мы удалились, сопровождаемые потоками цветастых выражений, не дававших уснуть еще дня три наиболее впечатлительным в лагере.

Миша-панк имел репутацию человека бывалого. Еще бы, его грандиозная платформа с бакенбардами, двумя хвостами спереди и сзади вводили в ступор не только работников райвоенкомата и правоохранительных органов в лице участкового, но и многих других. Однажды у наших травоядных закончились все реактивы, сушеные растения и жидкости, отчего в организмах приключился некоторый дисбаланс. Миша неоднократно подтверждавший свою репутацию в разного рода переделках, был призван в спасители с целью указать места произрастания поганок. Как потом признавался наш герой, о препаратах расширяющих сознание он и по сей день имеет самое поверхностное представление. Тем не менее, даже под страхом накормить народ ядовитыми мухоморами, признать это он не мог и согласился вести экспедицию на поиски грибов. Собрав огромные мешки, они вышли поутру в места, по мнению Михи наиболее пригодные для произрастания искомого продукта. Места эти пролегали по его мнению вдоль шоссе от поселка Каложицы к железнодорожной станции Молосковицы. Поставив членов экспедиции в позы наиболее удобные для поиска небольшого роста грибочков, Панк, выломав себе указку и помахивая ей, стал наставлять всех присутствующих грибников. Все попавшиеся грибы и похожие на них растения отправлялись вначале в рот, а потом когда наступило чувство сытости, то и в мешок. Местные жители, собравшиеся в выходные посетить город, проходя к станции, видели деловито собирающих поганки группы людей и помахивающего указкой Миху, бросающего силы сборщиков на наиболее перспективные направления поиска. Вначале набралась толпа зрителей, затем некоторые стали даже спрашивать, что дают, иногда присоединяясь к охоте за грибами. Наибольший интерес к продукту у хозяек вызывало то, что его можно употреблять даже без обжарки в масле. Конечно же многие в тот день в город не попали, а возглавляемые Панком сборщики, унося наполненные мешки вполне были счастливы. В тот вечер, невзирая на отсутствие в этих грибах галюциногенов, видения у травоядных приключились самые яркие за всю их жизнь. Миха-панк имел после этого сбора непререкаемый авторитет.