Лежим.  Я соплю ему в плечо. Он в потолок смотрит. Как в светлое будущее.

― Ты точно решил уйти?
― Да. Через полтора года.
― А как же я?
― Приемник уже подобран. Будешь с ним жить, как в Португалии. Но пока ― это государственная тайна.

«Да нахуй мне сдалась та Португалия! Только жить начала, и такой облом».

Молчу. Делаю вид, что сейчас заплачу. Знаю, он не любит бабских слез. И скандалов не переносит. В смысле, закатывать их бесполезно. Такой вот у меня муж.

Пока слезы собираются под веками, вспоминаю прежних мужей. Картавый, потом  грузин с сухой рукой, потом хохол с кукурузой, потом бровастый орденоносец, потом чекист с искусственной почкой, потом дед какой-то, Черненко, кажется, фамилия, потом это лысый мелиоратор,  бля, пиздабол с пятном на лбу. Ни и медвед-алкоголик, само собой. Ебтвоюмать, с кем жить пришлось!

А этот… Какой бы ни был, знаю, лучше у меня уже не будет.

О себе он мало рассказывал. Знаю только, что раньше был на секретной работе и многому там научился. Прежде всего никому не верить, мыть руки с мылом, иметь трезвую голову и горячее сердце. С сердцем у него все в порядке. Он очень сентиментальный, только прячет это от всех. Боится слабым показаться.

Помню, пришел один раз, сел на кухне и молчит. Чувствую, что-то стряслось у него на работе. Старый, в смысле, медвед-алкоголик, в таких случаях стаканами водку хлестал, ломал табуретки и грозился ебальники всем перекроить. А новый, он нет, тихий. Только желваками страшно играет.

Я его спрашиваю, что случилось? А он ―  она утонула. И улыбается так, что тупой поймет, еще вопрос ― и по ебалу с носка. Чтобы самому не заплакать.

В доме порядок навел, между прочим, не стыдно гостей приглашать. Говорит, на черный день стабильно отложено, внукам хватит. С долгами разобрался. С ним я опять себя  по-настоящему замужней бабой почувствовала. Это когда, хоть ты дура-дурой и в Мухосранске родилась, ноги уже никаким шейпингом не исправить, а с рожи воду только в пустыне пить рискнешь, но мужик твой себя так поставил, что все тебе улыбаются. И ни один хачек в след тебе ничего сказать не рискнет.

Как с сексом у нас? У него все нормально. Следит за собой мужик, не пьет, спортом занимается. Это у меня с сексом непонятки вечные. То со мной Азия жила. В смысле, входит в меня мужик, а мне видится, что конница монгольская в меня врывается. Но Азия  ― это же женское имя, правильно? Типа Алсу. Непонятки… Может, я немного лесбиянка, хотя и мать-героиня?

Вот и с ним у меня та же история. Вроде бы все, как у людей. В смысле, без особых извращений. Чистая классика. Но чувствую, что Европа в меня входит. Стройными колоннам вермахта. Порядок, дисциплина, верность долгу и прочая не свойственная моему распиздяйскому характеру хуйня.  Йобнуться можно! Европа ― это же тоже женщина. Ее бык, правда, ибал, но это не существенно.

Ладно, нехуй, на этом заморочиваться. Все равно он уходит.

Чувствую, слезы уже по щекам ползут. Все-таки заплакала по-настоящему. Себя жалко, дуру. Но его еще жальче. «Пацан сказал, пацан сделал». Отступать некуда. Он у меня такой, слово дал, сдержит, чего бы, бля, ему и другим не стоило. Значит, кончено все между нами.

И ведь любит он  меня. Сердцем чувствую. По-своему, но любит.

― Я-то, ладно, притерплюсь. А как ты без меня жить будешь?
― За меня не беспокойся. Я свою место в строю найду.

«Бля, кто бы сомневался! Только где тот строй и куда он марширует?»

― Хорошо, если ты так решил, я согласна. Только выполни одну мою просьбу. Обещай, что новый будет, как ты часы на правой руке носить. Я буду на них смотреть и вспоминать тебя. Прикажи ему, что тебе стоит?
― Глупая ты… ― Улыбается, как мальчишка.
― Да. И ты это знал, когда на мне женился!
― Ничего я не знал. Я выполнял приказ. ― Желваки на скулах сразу же вспухли. ―  А теперь я чувствую себя Джеймсом Бондом, который в первый раз влюбился.

Я молчу и тихо плачу от счастья. Знаю, он больше не выдавит из себя ни слова. И я ни словечка не скажу. Иначе сразу с носка по ебалу получу. Чтобы он не заплакал.

Господи, ну зачем он уходит?!!