Маруся, ты права, как обычно. Всё абсолютно точно. Справедливо. Правильно. Я тебя нисколько не осуждаю, милая. Ты сделала свой выбор. Ведь это такое время... Кажется, все куда-то катится со страшной силой, улетучивается, распадается. И в природе полный бардак. Зима, Рождество. А снегу нету ни грамма, одна грязь на улице. Говорят, будет затмение.

Как быстро темнеет в этом году, Маруся, уже в три часа дня хоть глаз коли. А если тебя ограбят или вставят пику в бок, то ничего удивительного. Обычнее явление нашей непростой жизни, нельзя теперь выходить на улицу в хорошей одежде, лучше в фуфайке и кирзе, так надёжней.

Сообщения же по радио и теленовости напоминают сводки боевых действий. Повсюду вокруг нас идут сражения, а жертв так много, что не хватает никакого даже самого больного воображения. Отключиться от всего хочется. Как никогда ты права, Маруся.
 
Какие у тебя холодные, однако, руки.

В гостях у одного тут знакомого бизнесмена как-то вечером я почувствовал себя, знаешь, прямо как в бункере Гитлера накануне последнего штурма Рейхстага. Помнишь знаменитую картину Кукриниксов? По полу валяются пустые коньячные бутылки, на столе остатки заграничных консервов, начатые пачки американских сигарет... Полумрак, чёрные шторы, спертый воздух, бледные испуганный лица. Это была ещё приличная компания, ты не подумай плохого, Маруся. Один только из них, поэтическая, видимо, натура, нажрался каких-то, то крутых колес, выбежал во двор голый и стал орать что-то дикое про конец света. Пока не приехала шестая бригада, из дурдома, значит.

Да вот ещё хозяин квартиры, к моему удивлению, оказался пидором. А не подумаешь. Мужик вроде нормальный. Хотя это теперь не редкость. Расплодилось их как тараканов. Даже в газеты дают объявления на предмет знакомств, открыто призывают друг друга к сожительству. Раньше-то их сажали, петухов, а теперь власти почему-то терпят, вот в итоге и приревновал хозяина его сожитель к флейтисту из филармонии. Такому женственному, длинноволосому, манерному. Набил ему морду, разбил очки дорогие с английской диоптрией.

Хозяин, понятно, очень расстроился, всех гостей прогнал, Маруся, кроме почему-то меня. Налил нам по стакану вермута. Хорошего, ты не подумай, итальянского. Мы выпили и поехали.  Он в полной тоске повез меня к писателям, по его словам, лучшим из лучших. Лечить душу. Это под Рождество, я напоминаю тебе, и по радио обещали затмение,

Долго-долго ехали на тачке через весь город. Плевать, не мне платить и ладно.

0, что за грудь, дорогая, какие нежные сосочки. Разреши потрогать, раз я уже все равно расстегнул кофточку и снял твой лифчик. Ты так любила нашу родину, Маруся, Советский союз, я имею в виду, которого теперь нету, расчленили его, сволочи.

Короче, там, у писателей, из которых. я никого не знал точно, в центре комнаты стоял большой стол, накрытый для праздника. В углу скромная ёлочка, по телевизору показывали рождественское богослужение. Теперь любят у нас, Маруся, эту церковную канитель. Попы у нас вишь нынче в моде. Такой, мы народ переменчивый. Начни тут  ислам пропагандировать, так многие в мусульмане подадутся, я уверен. А эти священники, между прочим, только наживаются на нашей беде. Кроме того, среди них немало пидоров.

Ладно, за столом, что самое главное сидело человек двадцать писателей и все, как выяснилось чуть позже, были пидарасами. Вот тебе картинка из Русского музея. На вид вполне приличны люди, не броско одетые. Пили "Пшеничную", закусывали по-простому: салом с отварной картошкой, консервами томатными. Скорее всего, реалисты, я прикинул. Общались между собой по-хорошему, потом пошли танцевать парами, кто с кем сидел рядом. 0бнимались, ласкались, целовались, любезничали. Тут я все и понял, дорогая моя. И сделал оттуда ноги, прихватив бутылку водки

  Я снимаю твою юбку. Лады? Какие у тебя гладкие ножки и прохладные тоже! А что за животик, прямо прелесть! Такой беленький, как первый снежок. Жирноват, правда, чуток, да ничего, я это люблю, для меня такое просто сахар. Целую тебя, милая, в твой пупок. Так бы и захавал всю тебя, так ты мне нравишься.


Я целую твои ножки, можно? Начиная и пальчиков и все выше и выше. Ух, хорошо! Аж мороз по коже.

Я долго сидел, дорогая, потом в шоке на трамвайноё остановке в час ночи. Ехать-то надо, как ты считаешь? Никак не мог отойти после этих пидарских раскладов. Вот же, блять, как ссучились деятели искусства и бизнеса. Просто засада. Кому ж верить. Пидорасы ведь теперь кругом нас, Маруся, - и на телевидении и в прессе, и в шоу-бизнесе их особенно, как грязи. Бред какой-то. Затмение.

Между прочим, снимаю твои трусики, обнажаю... не будем спешить, однако.

На остановке той сидели вместе со мной еще два плохо одетых вонючих типа и во всю материли правительство, жидов, буржуев, заграницу, дерьмократов, прибывая, как и я, в шоке. К тому же, представь, прямо у наших ног имелась нехилая куча свежего говна, что вызвало, наконец, мое недоразумение: при теперешней дороговизне, плохой скудной пище, отсутствии практически средств к существованию и срать-то, в общем, должно быть нечем. А тут - получите вам, да так много. И учти, в публичном месте.

"Ха, наивный",- спасибо просветили меня братья по несчастью, оба уже пожилые, опытные, не раз битые этой жизнь, перенесшие и немецкую оккупацию.--"Запомни,- говорят,-"молодежь сейчас нигде не работает, спекулирует только, да пьет-жрет вволю. Хулиганит и озорничает. Распустились все дальше некуда. Порядка нет потому что. Вот немцы, те умели заставить нас работать. Только, бывало, остановишься передохнуть, как дадут палкой по спине, сразу начинаешь обратно, как миленький, вкалывать. Видно, нужен нам новый Гитлер, без него нельзя тут, балуемся мы, портимся".

 
Я вспомнил тогда, милая, почему-то разговор свой последний со своим старым знакомым, Кандалом Колей, когда распивали с ним с ним поллитру у него дома . Он рассказывал мне про конфликт один свой.

"Вот как с тобой",- говорит,- "я с этим идиотом здесь сидел, выпивали литруху
  и он мне, волк противный, вдруг заявляет, что я козел и на ментов пашу, сука, да за такие вещи убивают сразу. Ведь я ж людей никогда не сдавал, гадом буду. Клянусь могилой матери. И пидарасом тоже не был, ты знаешь. Ну и двинул ему в ебло сразу, чтоб не пиздел лишку. Он - брык с копыт моментально, лежит, падла, отдыхает. Я вижу, топор валяется рядом, хватаю его и начинаю шинковать этого черта..."
  "Что ты с ним стал делать?" - не сразу понял я товарища.
"Ну, членить начал придурка. –
"А как ты его, слушай?" " "А как бог на душу положил, так и разделал негодяя.

  Ладно, все, Маруся! Теперь ты передо мной вся как есть обнаженная. Я ложусь рядом. Ты такая вся холодная, просто прелесть.

Что за жизнь у нас, в самом деле? Какое-то затмение. Взять хотя бы наших соседей этажем ниже. Кобашей этих. Ты отлично их знала. Ну, как же, простые ведь русские люди. Она толстая, как бочка, красноносая, вечно зимой и летом в фуфайке носит постоянно жратву своим свиньям в ведерке. Он - тощий такой, быстрый, резкий. Постоянно в керзе и рваном ватнике, притом всю дорогу, сколько я его помню, поддатый. И ничего. Жили же нормально до последнего времени. А тут слышу, Маруся, сидя в туалете, как Кабашиха орет, что лично подожжет Белый дом и взорвет на хуй Кремль. Кабаш сам бубнит что-то непонятное, но явно страшное. Потом они начинают ругаться. Я вставал, родная, и в три часа ночи, чтобы поссать, понимаешь, и слышал их дикие крики. Достали просто своим идиотизмом.

Наконец Кабашиха вылетела полуодетая на лестничную площадку и заорала благим матом, что Кабаш ее сжег всю свою одежду и выбросил в окно все запасы еды - муку, соль, сахар, макароны. Основную жратву, то есть. Якобы в знак протеста против антинародной политики правительства. А ее саму хочет зарезать, изверг. Призывала соседей спасти невинную душу. Только всем сейчас, ты знаешь, дорогая, абсолютно по херу, если кого и убьют, тем лучше даже, другим больше жрачки достанется.

А тут еще у Кабашей случилось несчастье. .Большое горе. У них украли всех курей в сарае, а из  подвала одновременно в тот же день вынесли варенье, маринованные грибы, консервированные овощи. Разоренье, короче полное. Как зимовать?
Неизвестно. Тут они совсем ошалели. Кто кого спровоцировал, я не знаю, врать не буду, факт только, что случилось это в момент затмения. Уже и по радио объявили. Я сам чуть живой ходил, какой-то ужас меня преследовал. В общем, Кабаш просто одурел от всех этих дел. Исколол свою толстую бабу ножиком, ран сто ей нанес, наверное. Она орала страшно, только никто не обращал никакого внимания само собой. После того, как сдохла окончательно, он сварил ее в баке, в котором они много лет совместно готовили пищу своим свиньям, и захавал в принципе родного человечка. Наевшись от пуза, сам пошел в милицию и во всем повинился.

Такие дела, Маруся. Хорошо хоть ты отравилась, родная, умерла вовремя и ничего больше не видишь. Права ты как всегда, дорогая моя.
  КОНЕЦ