Марк наслаждался расслабляющими запахами весеннего Парижа: шоколадные эклеры из «Шарль-Безансон», приторная затхлость прачечной напротив, мусор, лошадиный навоз. Мокрые от лёгкого дождика камни мостовой поблескивали на полуденном солнце, словно пытаясь привлечь к себе больше внимания. Марк сощурился, поморщил нос и чихнул. Сзади он услышал сдавленный стон и, скрипнув каблуками, вальяжно обернулся.

От связанных за спиной рук её великолепная грудь казалась ещё выше, разорванная рубашка стыдливо пряталась в складки сбитого в кучу платья, размазанный макияж придавал лицу потусторонности. Она держалась спокойно и даже слегка вызывающе, но Марк видел, как её колотит.

Вертлявый хозяин скобяной лавки сказал, что она была девушкой лёгкого поведения и её застукали с пекарем из «Лядюре». В результате пекарь потерял постоянное рабочее место, а

«Она потеряла голову», - невольно скаламбурил Марк, разглядывая её. – «Потеряла голову от любви». Непослушные вьющиеся каштановые волосы рассыпаны по голым плечам, белоснежный стан, достойный образа лучших скульпторов по оба берега Сены, плавные линии груди – нет, нет, нет – чуть вздёрнутый кверху носик, аккуратные тоненькие брови, чувственные половые – нет, нет, нет – полные, полные губы. Чёрт возьми, лишняя минута жизни может стоить вымышленного извращения! Интересно, следит ли она за своей «киской» - бритый лобок стал для Марка самым необыкновенным откровением последнего визита в публичный дом Беатрисы, после которого даже проколотые китайскими иглами соски перестали выглядеть убедительно.

Он внимательно посмотрел в её влажные, бездонные глаза. От его буравящего взгляда на её щеках скозь потёкший грим проступил лёгкий румянец, и одновременно с ним – страх. Марк не слышал её предсмертных слов, он готов был насладится ею прямо здесь, на мокрой и блестящей мостовой, аккуратно обнажая её великолепные ягодицы, впиваться в них поцелуями, добраться до влагалища и КУСАТЬ, жадно и остервенело КУСАТЬ, раздвинь шире, ШИРЕ, это совсем не больно, БОЛЬНО, а затем резко войти в окровавленную щель на всю глубину, ДОЛБИТЬ её жёванную промежность, РВАТЬ внутри нежные ткани и

- Je vais expédier ton âme à l’ENFER!

Скрип эшафота привёл Марка в чувство: он вдруг понял, что его член стоит, как палка, натягивая пурпурно-красную тогу, немедленно нажал на спуск, и сорокакилограммовое лезвие ухнуло вниз. Красная вспышка озарила лебединую шею девушки. Тело забилось в конвульсиях, из рассеченных артерий струями фонтанировала кровь. Двое подручных суетливо поволокли труп к усыпанному опилками гробу. Один из помощников метнулся к гильотине за слетевшим с дёргающейся ноги стоптаным деревянным башмаком.

- Monsieur le Procureur, l’arrêt est exécuté*, – пробормотал Марк, неловко подхватывая плетеный кузов,
потяжелевший ровно на одну кудрявую голову с влажными, бездонными глазами.


* - Господин прокурор, приговор приведён в исполнение (франц.)