Много воды уже утекло с тех пор, как я окончил школу. Но нет-нет, да и сверкнут в моей памяти своими нарядными крыльями, словно бабочки, выпорхнувшие из сачка на волю, те былые деньки.

Вот  помню, носился я как-то по школьному коридору на большой перемене. А дежурный старшеклассник Тимофеев подставил мне ножку. После чего потная, вихрастая моя голова врезалась в живот идущей навстречу училки, Светланы Юрьевны. Училка медленно осела на пол. А я, смущённо буркнув ей - извините,- убежал в класс и сел за парту в ожидании нагоняя.

Я и не подозревал, между тем, что Светлане Юрьевне становилось всё хуже. Что она прилегла на бок, на потемневший паркет коридора и, побледнев как мел, прикрыла рукой от нестерпимой боли глаза. К ней прибежала наша пожилая медсестра. Потом к школе приехала скорая, и её увезли в больницу. 

Вскоре учителя попытались произвести дознание - кто этот мальчик, из-за которого Светлану Юрьевну увезли на скорой помощи? Но все отвечали, что не видели, не знают. В этом  плане у нас был дружный и сплочённый коллектив.

После школы мы зашли с Калганом ко мне домой. Я взял молоток, зубило и целлофановый пакет. И мы отправились к рощице возле стройки, где был припрятан нами артиллерийский снаряд времён Второй мировой войны. С отколотым днищем и без взрывателя. На днях мы выменяли этот снаряд у старшеклассников. На банку пороха Сокол и коробку капсюлей для охотничьих патронов. Это добро я похитил у своего отца, охотника и рыболова.

Из снаряда мы намеревались нарубить тротила, чтобы подвергнуть это серовато-желтое, горькое не только на вкус, но даже и запах, загадочное вещество, различным физико-химическим испытаниям. К примеру, набить им кусок медной трубки, заплющить её с обоих концов, бросить в костёр. Потом отбежать и, затаив дыхание, наивно дожидаться умопомрачительного, как в фильмах про войну, грозно сотрясающего стёкла домов взрыва.

Мы подошли к стройке и увидели военный Зилок и солдат, волокущих к машине носилки с песком. На песке лежал наш драгоценный ржавый снаряд. Наверное, кто-то видел, как мы что-то прятали в кустах, обнаружил наш тайник и сообщил о находке куда следует.
Мы развернулись и, расстроенные, пошли по домам.

На следующий день к нам подошли старшеклассники во главе с Тимофеевым, школьным активистом молодёжно-патриотической организации Поисковик, и нагло объявили, что сделка была неравноценной. Они предложили нам, пока по-хорошему, вернуть снаряд обратно. А порох забирают себе, в качестве моральной компенсации.

Я ответил, что снаряда у нас уже нет. И отказался от предложения выплатить им за снаряд дополнительно энную сумму. Пообещав в скором времени создать нам в школе уют, Тимофей и его команда оставили нас на некоторое время в покое.

Через несколько дней в школе отменили занятия. Наша классная Лидия, стоя у доски, торжественно объявила о том, что сегодня все идут прощаться с умершей скоропостижно в больнице Светланой Юрьевной. И мы шумной толпой потащились через весь город к дому, где она проживала до последнего времени.

По дороге я подслушал разговор старшеклассниц. -Да поймите, девки, внематочная беременность. Разрыв трубы. Кровотечение…Неудачная операция. Умерла от трубоебалии. Так врачи в больнице нашей директрисе сказали. -Бабы, вы меня только не смешите! Трубоебалия...-От кого залетела, интересно знать. -От физрука, вот от кого. -Да нужна была Анатолию эта кикимора…-А что, сама видела, примерно месяц назад, как она из спортзала выходила. Юбку одёргивает, сама красная и улыбается, как ненормальная…

Мы подошли к дому и встали каре, возле подъезда. На рукавах многих старшеклассников виднелись траурные повязки. Некоторые держали в руках большие, перевитые алыми лентами венки. Асфальт вокруг был усыпан празднично и одновременно с этим, тошнотворно пахнущими еловыми ветками. Неподалёку стояло в ожидании несколько автобусов с ритуальными чёрными полосами.

Наконец, у подъезда возникло какое-то движение. Раздались женские приглушенные вскрики, плач, и я увидел красный гроб, который несли четверо мужчин. На белой подушке покоилась неподвижно голова и торчал кверху нос серовато-желтого, неживого тротилового цвета.

Гроб занесли в один из автобусов. В них начали рассаживаться родственники, учителя и старшеклассники с венками. Мы с Калганом решили не плестись обратно через весь городок, а доехать до нашей улицы на автобусе, благо по пути. Залезли в него и уселись на сиденье. -Это ещё что такое! - услышали мы раздражённый голос нашей классной. Сверкая очками, Лидия указывала нам пальцем на выход.

С соседнего места поднялась средних лет женщина в траурной одежде и ласково погладила меня по голове. -Сидите, мальчики. Светочка так любила детей…И, закрыв своё бледное, осунувшееся от горя и слёз лицо руками, зашлась в беззвучных рыданиях.

Вечером я сидел за столом вместе с родителями и старшей сестрой Еленой и ужинал. Отец, отставив от себя тарелку, сидел ко мне вполоборота, и, раздраженно барабаня пальцами по столу, молча смотрел телевизор. Я знал, что ничего хорошего это для меня не предвещало.

-Как у тебя дела в школе, Мишенька? - спросила меня матушка. Я отвечал, что сегодня занятий не было. Мы прощались с училкой, которая умерла от какой-то трубоебалии. Отец поднялся с места и закатил мне крепкого подзатыльника. Я встал со стула, поблагодарил родителей за ужин и поплёлся в свою комнату. -От тромбоэмболии! -крикнула мне вдогонку сестра. Она училась в мед. училище, была там отличницей и знала обо всём на свете.

Я закрыл за собой дверь и лёг, не раздеваясь, на свою тахту. Отцовский подзатыльник дал правильное направление ходу моих мрачных мыслей. Я придумал, как отомстить Тимофею, который лично для меня давно уже стал ходячим воплощением вселенского Зла. Но это уже совсем другая история.