Любовь первая. Порядок.



Макс критически оглядел квартиру, он не любил беспорядка, ненужных вещей и лишних предметов. Все основные следы вчерашней оргии были убраны, кроме одного. Этот «след» носил имя Роза и безмятежно спал в данный момент на кровати.



Он остановился над ней и впился взглядом в завораживающую красоту ее лица, обрамленными золотистыми прядями волнистых волос. Густые ресницы закрывали глаза, которые так поразили его ночью своей огненной страстью. Ее улыбающиеся чувственные губы дразнили и звали, воспламеняя кровь. А тело,… боже… какое у нее было тело. Бархатистая кожа и безупречная фигура богини. Он вспомнил ночь и почти услышал ее негромкие стоны, почти почувствовал ее объятия, почти ощутил ее упругую грудь. В паху защемило. Как же она хороша. Как прекрасно это создание бога, принесшее ему столько сладострастных минут блаженства.



Полюбовавшись красотой своей ночной нимфы, соблазнительной даже во сне, он вздохнул. Потом осторожно, стараясь не потревожить ее сон, поднял ее на руки. Практически не ощущая ее веса, он пронес ее через всю комнату и, одарив ее нежнейшей из своих улыбок, выбросил в окно.



Макс любил спать на свежем белье, и поэтому, выбрасывая, спустя час, сверток в мусорный бак он не будет испытывать никаких чувств, кроме тихой радости, что избавился от мусора.



Любовь вторая. Тишина.



Войдя в ресторан, Макс не ища свободного столика, прошел к барной стойке. Без тени улыбки на лице заказал по 200 грамм текилы, водки и рому, 100 грамм коньяка, 150 грамм шампанского, пол-литра пива и 4 коктейля с понравившимся названием «Черный русский». Расплатившись, он аккуратно и четко выпил весь набор напитков, и подмигнул изумленному бармену. Он был готов.



- Сколько стоит разбить тарелку? - спросил Макс официантку, прижав ее к барной стойке и не давая вырваться.

- Пустите! Я не знаю… Пустите же! - умоляла официантка, делая тщетные попытки отпихнуть нависшего Макса.

- Сейчас узнаем, - по-простецки произнес Макс и, взяв у нее из рук тарелку с овощной нарезкой, запустил ею в зал.



Раздался женский визг, матерная ругань и через минуту, перед счастливо улыбающимся Максом и остолбеневшей официанткой, с лицом, по тону совпадающим с белоснежным накрахмаленным фартучком, возникла упитанная фигура респектабельного мужчины с веточкой петрушки на голове.



- Мужик, не нервничай, с кем не бывает, сейчас официантка к вам подойдет, все уберет и повторит заказ. Правда, девушка?



Официантка была не в силах произнести ни слова или моргнуть. Она то мотала, то кивала головой и, казалось, вот-вот рухнет в обморок. Обморок в планы Макса не входил, поэтому он одним движение отстранил пострадавшего возмущенца в сторону и рывком посадил девушку на ближайший к бару столик, при этом со словами «Извините, девушке плохо», содрал со стола скатерть. Из-за шума разбившейся посуды, он не расслышал, что именно не понравилось немолодой парочке чинно обедавшими до сего момента за неблагополучным столиком.



- Девушке плохо! – как можно серьезнее повторил Макс изумленным старичкам и одним рывком обнажил маленькую грудь девушки, порвав при этом не только блузку, но и бюстгальтер несчастной.



Мгновенье спустя, он вылил ей на голову томатного сока из графина, позаимствованного на соседнем столике. Пустой графин, за ненадобностью Макс зашвырнул в бар, разбив при этом не большое количество бутылок. А еще мгновение спустя, его вырвало прямо на обнаженную девушку.



- Мне что-то тоже не хорошо, в ушах постоянно звенит, - виновато сказал он окружившей его публике, и, вытерев свой чуть запачканный подбородок накрахмаленным фартучком официантки, добавил – пойду воздухом подышу, может быть там потише и поспокойнее, а вы не толпитесь, помогите девушке и вызовите, наконец, скорую!



Макс беспрепятственно вышел из ресторана и сев в такси, попросил отвезти его к морю.



Любовь третья. Море.



Кроме женщин, тишины и порядка Макс любил море и пустынный пляж. Он мог часами лежать на теплом песке и любоваться романтическими пейзажами. Он кайфовал от ласковых дуновений ветра и жмурился от мельчайших капелек воды, долетавших до него с каждой волной прибоя. В такие минуты его душа обретала покой, а тело погружалось в негу. Это была самая настоящая нирвана. Ему мечталось раствориться в природе и тем самым остаться в этом состоянии навечно.



Сегодняшнее его посещение берега, оставили прибою ласково облизывать и неторопливо поглощать четыре тела. Это были тела людей, которые не смогли оценить и уважить стремление Макса к уединению с морем. Он знал, что море и сотни тысяч его жителей не оставят разбухших обезображенных водой трупов, что приятный запах свежести не будет обезображен трупной вонью и что ему не будет противно входить в воду, столь умело скрывающую следы его преступлений, потому что он не умеет плавать.