Не буду шутки шутить – разговор серьезный. Я недавно понял – телевидение – не хуй собачий.
Поэтому – ни слова о ебле, тссс… – только о влиянии телевидения на наши неокрепшие с утра умы. Кто-то даже неумело, я бы даже сказал, – всё-таки не к месту, пошутит, наебал, мол, аффтыр, – опять о ебле… Хуй вам. О телевидении.
Почему о влиянии ТВ с утра? – да я утром его увидел. В субботу.
Кто-то скажет – нихуя себе – он, бля, видите ли, на телевизор не накопил!!! В субботу он его увидел!… Пусть телик в кредит возьмет! На пять лет, например. Ну, для начала, для экономии, черно-белый.
Не буду обсуждать это предложение.
Телевизор дома у меня стоит в ногах постели – смотрю его – ну, если честно, только канал дискавери. Включаю – сразу ставлю таймер отключения на 30 минут - и под нудные слова диктора про лужи рвоты у убиенных, или, например, о причинах смерти ФХУЙ з.н. АИД-кого, засыпаю сном младенца. Да и щчас с экрана слышу- «трупные пятна приобретают ярко-розовый цвет. Четкие трупные пятна говорили о том, …» Короче нормальное такое ТВ для спокойного, здорового сна.
Да, для подрочить – другие каналы – бабеночки иногда говорят, – включи. Любят они порники, сучки ебливые. Или для себя включу – подрочить чутка. Но я – не о ебле, блядь.
Хотя… У меня мало каналов ТВ про еблю. Ну, только после полуночи они все работать начинают. TV1000 –эротика, нах, хоть песду инокда и показывают; Spice – моя женщина без удовольствия под него кончает – говорит, ничего не видно, одни стоны; ну ХХL – там ибуццо. Вяленько только как-то ибуццо. Без фанатизма, прямо скажу. На Fashion TV всегда приятно подрочить – ну такие красотки инокда… Прям любовницу ту или иную напомнят… Но на Fashion не ибуццо.
Лучшее порно на дивидюхах. Особенно – если сам сделаешш. (Херурк – превед!) Но я же – про ТВ.
Да я же вообще не об этом, бля! Я ж про умы, нах. И про телевидение, которое влияет на них с утра. Видимо, отвлекаюсь.
А ума-то с утра – нихуйа и нет.
Просыпаюсь тут утром. Ну, присунул вялового, не буду лукавить. В мокренькую.
Отметился. Уж очень она пикантно заднецей об хуй мой натиралась. Спали на боку, обнявшись. Не спала она давно, как оказалось. Сон мой берегла. Жопой к хуйу, прогнувшись в пояснице, прижимаясь.
Завтрак женщина умело стряпает. Шампанское охлажденное. Фруктики. Форель. Лимон.
Я спрашиваю – сало в яишницу есть? Отвечает – нет сала.
Мне это сало – похуй. Но хотелось почему-то. А, я ж не об этом. Я о ТВ.
Пришлось, короче, отбивной догоняться, мужские силы после ночи с пятницы на, блядь, субботу,- праздник-то какой!, – восстанавливать. Ну, и, пожрамши, со своей длинноногой красавицей, слава богу, утро, – полпервого только, пошли ещё вздремнуть. В кроватку.
Да, деффка попалась нехуйовая. У неё дома ведь проснулся. Впервые. Руководитель подразделения какого-то она – железная баба, короче. При этом – высокая, красивая. За собой следит – яибу. И – результат – мужики, кто в состоянии с ней быть, ну, хотя бы, на равных – все уже женаты, ясен хуй.
Неёбанная она сто лет – если коротко.
Как в постель положил, у неё дома,– отдельная тема.
Я не об этом – про телевидение вещаю.
А, всё-таки, как она кончала, судорожно, рыдая, когда я засунул ей в душе…. Как, уже кончив один раз, а мы стояли лицом к друг другу, – и она направляла энергичный душ на хуй и песду – содрогалась, и направляла хуй нежной ручкой, с золотой изящной цепочкой на тонком запястье, себе внутрь, в песденку… А потом повернулась задницей – я направил в зад, случайно, чуть поправила рукой, сказала – это в постели, здесь неудобно будет, – но, если хочешь… Бэйби Джонс стоял на полочке, над зеркалом… С сорванной этикеткой, и почти не початый..
Не об этом же, йопт. Отвлекся, нах. Просто бабам кончать - только давай. Хоть их хлебом не корми, блядей ебливеньких.
Ну да, легли в постель. Постель такая удобная – я и не знал, что такие есть, только догадывался – удобная, короче. Ахуенно удобная. Многое я ещё про постели не знаю, йопт.
Да. У неё тоже в ногах телик. Как и у меня дома. Телик тот, что щас в рекламе показывают. Типа дезайнн, самые жидкие кристаллы у него куда ни плюнь, дюймофф дахуйа, мол. Но телик, ясен хуй, мы с ней и не думали включать.
Легли в постель. Вздремнуть, – позавтракали всё-таки, устали, – отбивные, шампусик, форель. Лимон чуть не забыл. Да, я же поссать сходил, – это к завтраку относится?
Взяла меня за хуй. Подрачивать так изящно длинными пальчиками стала. Я валяюсь на спине. Ну, думаю, вот уж хер хуй поднимется. Я же в процессе утреннего душа, натирая толстенький хуило ароматичными маслами, слегка вздрочнул. Хорошо спустил, обильно так. Вспомнил, как жену давеча отъебал. Умеет жына сексуальный праздник устроить… Не забудешь, нах.
Для меня два раза за утро спустить – достаточно. Обычно – днём после этого спокойно без секса обхожусь. Ведь у всех так, да?
Хуй там – встал. А я её за разбухшие губки лениво и нежно трогаю – а тут ещё и клиторок нагло так выпирать стал. Пальчики мои уже все мокрые – течёт девушка. Садись, говорю, – сверху. Да мне, отвечает, и не хочется вроде… Наглянка.
Не выёбывайся. Сказал ей. Смолкла. Села сверху. Стала заправлять.
Ввела. Чуть охнув. И сразу попала на какую-то свою там внутри точку, уже продолбленную мною, - ещё со вчерашнего вечера…
Резко застонала… Начала её, эту точку проёбанную, натирать… Моим твёрдым хуем… Я, лёжа снизу, двигал хуилой в неё, она иногда, конвульсируя, запрещала мне, на пару секунд, двигаться.. Кончила очень судорожно, хрипя, со спазмами… Я держал её за бёдра – судорожно бились связки, мышцы внутренней поверхности бедер в моих руках.. Я ещё не кончил, и,– чуть двинулся, – она уже билась в судорогах, пока я совершил свои три-четыре последних энергичных тыка… Просто упала в конце мне на грудь - и её трясло…
Держал её за то место, где ягодицы, их интимная выпуклость отчетливо переходит в промежность, касался половых губ… Каждое моё прикосновение к ним – судороги, буря всхлипываний…
Я кончил в неё. Скинул её нах, рядом.
Прижалась, обняла – Любимый…
Я, лёжа на спине, вытирал хуй о её ногу. Которую она прижала ко мне. Конечно, я – Любимый. До следующего ёбаря.
Вытер хуй.
Захотелось вискаря. А не купил, блядь. Расстроился. До тошноты. До желудочных спазмов.
Заснула мгновенно. Нежно и доверчиво прижавшись ко мне – всем телом. Начиная от бритого лобка и заканчивая кончиками русых волос, разметавшимися у меня по плечу…
Да. Я же про телевидение. Включил я это чудо. Она, полностью расслабленная, спала на моем плече. Я пялюсь в охуенных размеров, суперплоский экран. На меня оттуда смотрит громадного размера какое-то уёбище. Юмористическая программа, я так понял. У меня на плече – достойнешая обкончавшаяся женщина. Спит, счастливая. А я слышу – борадатые анеки – от друга лещенки. Про бандософф. Анеки начала 90-х. Много. И все старые. С общественного ТВ – то есть за мои деньги. За мои деньги дешёвый урод юродствует.
И я сблеванул. Струёй. На новый пододеяльник. Я старался отвернуться от дамы. И сблевал на пол рядом с кроватью. На наши тапочки и халатики. Она спросила, приподнявшись, – что случилось, Янсончик?, - просыпаясь. Я повернулся к ней – Ничего! И сблевал. Обильным потоком. На женщину. На её небольшие груди, на выразительное, скуластое лицо.
Отвернулся от неё и продвинулся в ноги постели, чтобы уйти. И блеванул прямо в громадную харю блююмориста. Кусочки пережеванной и полупереваренной форели висели на экране. Жыдко-кристаллическом. Надеюсь, он программно защищён от блевоты.
Наверное, эта дама не захочет от меня детей.
Какое телевидение – такая, блядь, и рождаемость.
Я так думаю.