Костик не смог бы объяснить, что привлекло его в этой смугленькой бойкой девчушке. Если бы его спросили, он и сейчас, после нескольких месяцев общения с ней, ответил бы «Хуй его знает». И был бы абсолютно прав. Только хуй знал, что толкнуло его хозяина в тот вечер к девушке по имени Наташа.  

Наташа была большеглазой и общительной. Симпатичное личико освещалось блеском живых черных глаз, а огромные, как крылья бабочки, ресницы, отбрасывали интригующие тени, загадочные полутона. Окинув взглядом невысокую Наташу, Костя пристально осмотрел все подобающие выпуклости, причмокнул, когда девушка круто развернулась в танце и взметнувшаяся юбка обнажила на миг точеные ножки, и шагнул навстречу своей судьбе. Даже хуй не знал, насколько горькой окажется эта судьба, но шаг был сделан. Просто очень хотелось нежности, гладкого женского тела под рукой, жаркого дыхания и аромата духов на коже после свидания.

Коряво подергавшись рядом, Костя встретил наконец-то встречный взгляд. Надо сказать, что от этого взгляда яйца у него поджались, так много в нем было жизни и страсти. Потом было распитие коктейлей в баре, прогулка до дому прелестницы и... вежливый отказ. Назавтра Костя (благо было воскресенье) с утра пораньше уже поджидал Наташу у подъезда. Парк и прохладный весенний воздух в отдаленных аллеях, много разговоров и кофе с пирожными в шумной кафешке. Потом выяснилось, что во вторник вечером Наташа будет дома одна – в понедельник на работе Костя полдня провел в туалете, разглядывал в зеркале лицо, прикидывал, не подстричься ли, вслух проигрывал диалог завтрашнего вечера.

Работа, недоумение начальника, цветы, троллейбус, лифт – все это вихрем пронеслось, и вот Костя уже на чужой, богато обставленной кухне, вот они с Наташей перемещаются в комнату (там, сказала хозяйка, музыку лучше слышно, а сейчас ее любимая песня заиграет).

Медленный танец, не успев начаться, переходит в страстное тискание друг друга, влажные поцелуи оставляют следы на Наташиной белой блузке в районе груди, оторванная пуговица катится под диван, на который брякаются наши герои. Джинсы, юбка, трусы большие семейные, трусики почти невидимые белые, носки и лифчик еще летают в воздухе, а Наташа уже сидит верхом на Костике и заправляет его в себя, покусывая губы от нетерпения. Следует ускоряющаяся скачка, потом борьба переходит в партер и Костик наверху. Пятки Наташи взлетают выше и выше... Яростный стон, переходящий в крик, глухое рычание и несколько качков по инерции. Все. Два потных тела на скомканной простыне. Она - хочет прижаться к нему и лежать так, вздрагивая, долго-долго. Он – отворачивает лицо, хочет помыться под душем и курить.

Около месяца секс был веселым, общение свободным и ненатянутым. Минет в подъезде, яростная случка в туалете кинотеатра, взаимная мастурбация за столиком бара – все это не смогло спасти положения. Косте катастрофически становилось скучно с Наташей, он все чаще позволял себе пообещать и не позвонить. Опоздания на встречу стали нормой, цветы оставались в цветочных магазинах,  разговоры становились суше, потом и вовсе огрубели до быстровыговариваемых «бля», «данунахуй» или наоборот распевных «пизде-е-ецов».
Наташа все чаще плакала, сначала на плече у Кости, потом у мамы, спрашивала «почему» с разными интонациями. Костя устало вздыхал, мама глупо молчала и тоже плакала.
Наташа стала худеть, здоровье ее слабло на глазах, врач сказал встревоженной маме, что у ее девочки будет двойня. Костя в тот вечер вусмерть напился водки, а на следующий день уволился с работы, с похмелья послав шефа и коллегу Славика нахуй. Еще через неделю он уехал к тетке в Питер. На вокзале у него тряслись коленки от стыда и еще какого-то непонятного, но гадкого чувства. Всю дорогу в поезде он не спал ни минуты, а, приехав, был сам не свой. Ему показали его комнату и оставили отдыхать. Через полчаса он выбежал из дома и понесся к почтамту. В отправленном письме она просил у Наташи прощения, обещал вернуться и любить ее всю жизнь. Но через полгода после этого он был уже вполне оформленным алкашом, из теткиного дома ушел и пропал из нашей истории.
Его письмо лежит в ящике стола в спальне Наташи. На столе стоит фотография девушки. Даже на ней видно, как она была красива в свои девятнадцать лет. Черные, как смоль волосы, черные доверчивые глаза.

Родители нашли ее в ванной, рядом со стиральной машинкой. Кафель вокруг ее бледного лица был залит кровавой рвотой, а в полушаге от Наташи стояла пластиковая бутылка с белизной. Огромные ресницы усталыми бабочками присели на опавшее лицо.