Ында расскажу я вам, люди добрыя, как в стародавние времена жил да правил землей рассейской великий царь Пётр I по отчеству Лексеич, - тоись папаша у ево был Лексей, Лёша по-нонешнему. Про папашу-то я ничаво не знаю,  а дедушка был, кажись, сам Иван Грозный. И был  у того Петра Лексеича преагромаднейший  елдак, коим он в пылу кампаний и баталий маринажных об карту по столу бывало стучал,  а иной раз во гневе и по лбу енералам своим нерадивым, а в светских рандеву, бывало, немало им плезира фройлянам доставлял. Носил же он свой елдак скромно, окрутив трижды вкруг ноги и в правый ботфорт засунувши, и только при викториях, андреевский штандарт к нему привязавши, напоказ  выставлял, но уж ежели тот хер вставал, то получался ни много ни мало сорока вершков с гаком, или же 36 свейских спичек, коими император каждодневно самолично его обмерял. Апосля своей смерти завещал Петр I свой чудесный хер в куншткамеру положить на самое видное место,  да только камрад иво, Меньшиков-денщик-мать-иво-ети, тому воспрепятствовал - себе забрал, дабы дочки иво могли беспрепятственно царским-то хуем пользоваться, а уж апосля того, как сей прохвост вконец проворовался и в Березово был сослан, так и хер иво знаит куда пропал - должно быть, младшенькая припрятала.

  И была у Петра I дочь- государыня Екатерина II, потому что мамаша ейная тож Екатерина была, токмо Екатерина I, так это штоп не перепутать.  Екатерина эта Великая была распутница, видная девка, сисястая, жопастая, цельными днями тока и делала, что секель ласкала с солдатней из Преображенского полка, да так задорно в казармах стонала, что кавалеры князья Юсупов с Голицыным обдрочились аж. Однако ж, сколько они к Петру I ни приступали - выдай да выдай дочку за нас, тот непреклонен был. "Я, говорит, Пётр, и муж у моей дочери тоже должон быть токмо Пётр, а иначе никак ему зваться не можно - петроекатерининскую династию, говорит, основать хочу.  Жену я себе взял из немок, ее сначала тоже солдаты мои верные ебли-проверяли, и зять у меня тоже будет из немцев - из самой Ермании выпишу, есть там у меня один на примете, галантерейный франт, авантажный, хотя и придурошный малость, но я немцев всякими уважаю." Такой вот кавалерам офронт вышел.

   Вот однажды, когда государь на пару с Меньшиковым-денщиком-мать-иво-ети  в адмиралтейской коллегии на бомсель-брамселе к новой мортире шерхебелем астролябию прилаживали, вбежали к нему без стука Юсупов с Голицыным да оба как заголосят:
-  Не гневайся, государь император, на все воля твоя,  и дочь твоя красавица тоже царских кровей, сама вольна выбирать, с кем еться - хоть с солдатом, хоть с конюхом, но виданное ли дело, чтоб девица на выданье с животиной бессловесной амуры уготовляла? Понеже молим мы той конфузии предел положить!
-  Да что вы врёте, черти! - вскричал Пётр Лексеич, глазами сверкнул и хуем  по столу грохнул. - Быть тому не можно!
-   Herr Piter, сам изволь посмотреть, какие государыня Екатерина II на конюшне вашему племенному скакуну, чеченскому жеребцу Аслану комплименты учиняет!

-  Ох, шельмы, ежели врёте... оба голов лишитесь! - схватил Петр Лексеич со стола фузею заряжоную, да как закричит, - А позвать ко мне мутер!

   Сей же час прибежала Екатерина I, спрашивает:
-   Васисдас, мин херц? - сколько жила в России, а по-русски так толком и не научилась.
-   А пошли на твою дочку-блядь смотреть! Ты пошто мне семерых дочек родила - и все бляди оказались? А два сына твоих так вовсе померли - теперь Рассеей одни бляди будут править! А самая блядь Екатерина II твоя любимая - с конём ебатца пошла!
-  Дасистфантастиш! - вскричала государыня, - конь не сметь ебать мой доч!
-  А вот ужо мы посмотрим!
    
   Побежали они на конюшни, пред самыми воротами потихоньку подкрались и стали смотреть в щелочку. Видят, а Екатерина-то II уж голая пред конём стоит и такие ему реверансы делает, так нежно целует, что кучер Евсей аж уздцы бросил и обеими руками дрочит. А конь молодой, горячий, гарцует, на месте не стоит, а уж как стала она ему сосать, да как встала конская елда, так подвела она его к стогу сена, легла, да елду в манду и засунула. Заржал конь, встал на дыбы, передними ногами на огородку оперся, и давай ее еть, так что только брызги по всей конюшне полетели, а уж крику-то было! А Пётр Лексеич, не долго думая, распахнул камзол, снял панталоны, задрал Екатерине I юбки, да и всадил по самые померанцы! А Меньшиков-денщик-мать-иво-ети - кучеру присунул, а Голицын - Юсупову, а солдаты, видя, что пошла такая потеха, тоже стали друг дружке вставлять, даром что фельдфебели кричали кругом: "Ахтунг! Ахтунг!" А потом перестали кричать, понеже и им вставили. А когда все кончилось, и выползла Екатерина II с конюшен царских, сияя как солнышко ясное, вся в конской кончине, положил Пётр I  руку на жопу Екатерины I, снял треуголку и сказал, торжествуя:

-  Вижу, матушка, дочь наша вполне Россией править годна! И другие дочери твои, которые самые бляди есть - Анна да Елизавета  - тоже. А мы с тобой теперь и на покой уйти можем. Быть по сему. Виват будующей императрице Екатерине II! Виват! Виват! Виват!

   По сему и вышло. Знатоки исторических хроник идут на хуй победным маршем.