Свет в окне заколебался, стал ярче, приблизился, затем занавеска отдернулась и в окошке показалось слеповато прищуревшееся полное лицо закутанной в черный платок старухи и её рука, держащая свечу.
- Кто там? – голос у неё оказался не по возрасту молодой и сильный.
- Ваш внук из Чепурги, Василий, просил передать вам гостинец.
- А, сейчас, сейчас, открою – ответила она и исчезла из окошка. Прошла минута, другая. Собака успокоилась и залезла обратно в будку. Стояла мертвая тишина, нарушаемая только тихим звоном комаров, шелестом прибрежного ивняка да лёгким стрекотанием ночных насекомых.
Что-то холодное неожиданно коснулось моей руки, затем легонько ухватило и слегка дернуло.
От неожиданности я аж подпрыгнул на месте. Раздался тихий мелодичный смех.
- Чего дергаешься? Испугался что ли?
Я повернул голову и увидел, что за руку меня держит невысокая пухленькая девчонка лет шестнадцати-семнадцати.
- Бабушка сказала, что вы привезли гостинец от дядьки из Чепурги. Где он?
Я залез в машину, вытащил оттуда свёрток и протянул ей. – Вот.
- Спасибо. А вы к нам сюда зачем пожаловали?
Я объяснил ей ситуацию и добавил, что, так как время уже очень позднее, нам бы хотелось остановиться здесь на ночлег, тем более, что её дядька именно так и советовал сделать.
- Хорошо. Пойдёмте в избу.
Мы разулись в сенях и зашли в комнату. Почти половину её занимала большая русская печь с завалинкой, у стены стояла металлическая кровать и высокий резной шкаф тёмного дерева. У окошек, занавешенных простыми белыми занавесками без рисунков – широкий деревянный стол и несколько табуретов.
В противоположном конце комнаты в углу стоял старообрядческий иконостас – деревянная тумбочка, на которой стояли три подсвечника и лежали несколько толстых книг перетянутых в кожу. Над тумбой висели штук семь или восемь потемневших от времени икон в простой медной оправе с суровыми лицами святых и небольшое масляное кадило.
Рядом с иконостасом была дверь. Видимо, за ней находилась еще одна небольшая комнатушка. В воздухе присутствовал лёгкий сладковатый запах ладана и свежего воска.
- Садитесь. Кушать будете?
- Нет, спасибо. Мы уже перекусили в дороге.
- Как там Василий поживает?
- Да нормально. Трактор у него точно в полном порядке, а ближе у нас с ним познакомиться не получилось – очень спешили, да, как видите, всё равно опоздали.
Теперь придется завтра работать.
- Ну, ладно. Бабушка сегодня очень устала, поэтому она уже легла спать. – девушка посмотрела в сторону двери рядом с иконостасом. - Вот, есть одно место на печи, да одно на кровати. Люди вы, вроде, приличные, так что думайте, что да как.
- Пацаны! Будьте людьми – я вторые сутки за баранкой, вчера ночевал в машине, пока главного инженера из кабака дожидался! – взмолился Дмитрий. – Переночуйте кто-нибудь в Газеле на заднем сиденье, а я хочу по-человечески поспать на кровати. Мне еще завтра с вами целый день колесить!
- Мих, ты печку в случае чего в машине включить сумеешь? – спросил я.
- Нет.
- Ладно. – сказал я. Диман, ложись на кровати, Миха ляжет на печке, а я пойду в машину. Давай ключи. Кстати, забыл спросить, как звать-то тебя, красавица?
- Алёна. А вас?
- Я – Сергей, это – Дима, это - Михаил.
- Ну, вот и познакомились. Пора спать ложиться. И не балуйте тут ночью.
- Ух ты, какие мы строгие.
Алёна сверкнула глазами, улыбнулась, и ушла в бабушкину комнату. Мы услышали, как на двери с той стороны задвинулся засов.
- Не находишь, Серёг, странная семейка – сказал Миха. – Живут на самом отшибе, как в сказке, бабка и внучка, ни одного мужика, здоровенное хозяйство, и на ночь хрен пойми кого к себе пускают.
- Действительно, необычно. – ответил я. – Особенно учитывая то, что они, похоже, староверы, судя по иконам в углу. А староверы - народ суровый. Они днём-то не больно в гости пригласят, а уж вечером да трёх мужиков – и подавно.
К тому же, внучка мне показалась русской. А дядька её – типичный мордвин. Хотя, хуй знает, может, народ тут в глуши не пуганый, а по части родни – вообще чёрт ногу сломит, где тут русские, а где мордва. Вон, бывает, что у белых родителей дети неграми рождаются, оттого, что какая-нибудь прабабушка любила сходить налево. А тут, когда вперемешку живут…
Ладно, давайте на боковую. Лично я сегодня заебался, Димон, твой пепелац толкать и рассекать по окрестностям за подмогой. К тому же завтра – день тяжёлый. Всем удачи, спокойной ночи.
И я вышел на улицу.
Высокая полная луна серебристым светом поливала густой речной ивняк, окрестные деревья и черную сплошную полосу недалёкого леса. Я снял машину с сигнализации и залез вовнутрь.
Почему-то захотелось жрать. Порывшись в своей сумке, я извлёк оттуда термос с кофе, кусок жареной курицы и пол-батона хлеба…
Я только собирался доесть последний шмат курицы, как вдруг на улице раздался громкий вой. Я знаю, как воют собаки, когда им взгрустнётся. И знаю, как они воют, если умер их хозяин. Этот долгий собачий вопль, в котором слышится первобытная, дикая собачья смертная тоска, ни с чем не спутаешь.
Я выключил свет в машине и выглянул сквозь стекло на улицу. На небольшом пригорке перед домом был явственно виден силуэт крупной собаки с задранной к луне мордой. На шее у неё болтался обрывок цепи.
- Этого только не хватало! – подумал я. - Хозяйский барбос сбежал. Теперь из машины не выйдешь. Придется ждать до утра.
Мучительно захотелось поссать с выпитого кофе. Знаю, знаю, что это закон подлости, но ссать от этого меньше не хотелось. Придется открывать дверь. Авось увлеченной песнопениями зверюге до меня будет фиолетово.
Но не тут-то было. Стоило только слегка щелкнуть замку, как силуэт собаки быстро метнулся по направлению к автомобилю. Я захлопнул дверь. С другой стороны раздался яростный свирепый рык, и по корпусу машины заскользили собачьи когти. В окно салона Газели заглянула оскаленная псиная морда и раздался захлёбывающийся гулкий лай.
Тут я приметил одну деталь – нижняя часть окна, соприкоснувшаяся с мордой собаки, оказалась сильно измазана пенной, густой и слегка желтоватой в лунном свете слюной.
Я снова выглянул наружу. Точно. Собака меня караулила рядом с машиной, а из её пасти на землю стекала длинная вязкая слюнявая струйка.
Бешеная. И эта тварь на свободе. Этого только мне и не хватало!
Один укус – и гарантированная госпитализация, если я, конечно, до неё доживу.
Ссать хотелось всё сильнее, но выхода не было.
Хотя, почему же не было? Я перебрался на место водителя, вставил ключ зажигания в замок и попытался завести машину. Хуй там. Стартер заверещал, но двигатель остался к этому равнодушен. Я еще раз повернул ключ и чуть-чуть поддал газку. Опять хуй.
В окно кабины постучали. Я оглянулся. Сбоку стояла Алёна. Она что-то пыталась сказать, но я её не слышал.
Я быстро открыл дверь – Алёна, залазь. У вас пёс с цепи сорвался. И он, похоже, бешеный.
- А, Волчок. Я его уже снова на цепь посадила. Не бойся. Он только меня слушает. Даже бабушка его боится. Знаешь, взяли его ещё приблудным щенком. Добрый был, игривый, ласковый до года. А потом его собаки сильно покусали. С тех пор – сам видел. Никого кроме меня не признаёт. А можно мне сесть за руль?
- Да, да, конечно. Только мне надо на секундочку выйти на улицу. Залазь.
Господи, кайф-то какой! Забежав за ближайшее перед домом дерево, я пустил струю. Думать решительно ни о чём не хотелось. Спать тоже – по-видимому, действовал недавно выпитый кофе. Хорошо!
Газель натужно заверещала стартёром, чихнула и завелась.