Тверская - самая близкая мне улица в Москве. Раньше я часто приезжал в столицу и всегда, покинув Белорусский вокзал, шел по ней прогуляться.

Обычно это происходило ранним утром. Закуривал сигарету и начинал, какговорил Маяковский, фланировать. Прохладный воздух бодрит.  Вообще, если идти по Горького до конца, вы выходите к Манежу, который недавно сгорел и находится на реконструкции. Именно здесь оХрущёв кричал на московских авангардистов: "Пидорасы!" Он, конечно, был мудак. Книг не читал. Жена рассказывала ему на ночь сказки. Но здравый смысл у мужика присутствовал. Ведь он сделал в манеже то, что недавно делал Бренер. Облажал авангардизм. Пусть тогда он только начинался. Задним числом это один хуй видится как крутой хэппенинг.

На месте Макдоналдса раньше находилось классное кафе «Лира». Здесь тусовались московские бляди, фарца, всякие интеллектуалы и маргиналы. Мы всегда заседали там, но уже после бара Яма в Столешниковым  переулке. Сначала надо постоять в очереди даже с раннего утра, зато как отлично потом идёт пиво с креветками. С кем я только там не был. Однажды с Колей Харрисом и Светкой Герой вышел такой случай.  Выпивали там с одним москвичом и в итоге, узнав, что мы приезжие, чувак даёт нам ключи от квартиры. Вот как пиво сближает людей! Ну, мы посидели ещё, как положено в «Лире», сняли с Колей пару девчонок и туда, в Текстильщики, кажется. Приезжаем – никого нет. И квартира приличная. Всякие ценные вещи стоят. Хозяин, правда, пришёл всё-таки, уже ночью. А вот девки наши оказались лесбиянками. Мы то с Харрисом ничего, даже интересно, а вот чувак этот оказался мужик правильный. Как въебёт активной двумя руками сверху по черепу. Как молотом прямо.  Долго плакала девочка, стоя у окна. Вторая её утешала. Потом они опять начали…

Дальше по Тверской по левую сторону, если брать от Телеграфа с глобусом, находилось кафе «Московское». Тоже классное заведение. Очень я любил там поседеть и сдёрнуть, не заплатив. Официантки в кафе были пожилые и какие-то лоховки. Удрать ничего не стоило. ( Мы говорили: опрокинуть кабак). Потом они меня уже приметили, но я один хуй сдёргивал по привычке. А они продолжали хорошо ко мне относиться. Ну, идиотки московские. Там, кстати, имелось классное мороженное, тоже называлось «Московское». Всякие хорошие вина, типа Токая, болгарские сухие, даже французские красные. Мы  с Лёхой Давыдом неслабо отметились в этом блядском заведение. Просто не вылезали. Со всеми местными центровыми  перезнакомились. Один там солидняк был, погоняло Мастер. Здоровый такой и с большим серебряным крестом на широкой волосатой груди. Есть чего вспомнить. Он жил в том же доме, где и кафе. Когда оно закрывалось, шли в его двор пить винишко из магазина «Русские вина». Тем более у нас было до хуя морфина. Его Лёха у Ирки зацепил. Эта была моя чувиха в Москве. Мы  к ней приехали уже на маке (у моей тётке в подъезде прямо двинулись на Дмитровском шоссе), и Давыд сразу аптечку проверил. Мол, простыл в дороге, нет ли таблеток от простуды. И надыбал наркотики. Ну, ширялись, в основном, в туалете кафе «Московского». Потом поднимались наверх, брали сухач и тащились, пока дозняк действовал. Иногда шли прогуляться по Горького. Сушняк только доставал. Пили пепси, курили. Всякие истории случались. Раз знакомого встретили на тачке, катались всю ночь по Москве. Однажды возле Большого театра познакомились с девушкой. Страшная была на морду, но оказалась полезной. Мы её французским вином угостили, и она приютила нас у себя на Динамо. Это её бабки была квартира однокомнатная. Дверь интересная: две палки крест на крест, разнимаешь их и входишь в дырку. А в комнате всё прилично, как старые люди живут. Прокантовались там неделю или даже больше. Ширево всё не кончалось. Лёха двигался уже в пальцы ног. Чувиха рассказывала всякие интересные истории, как её за Можай высылали и всё такое прочее. Болтала без умолку, пизда страшная. Мы её даже не выебали. Но фигура, помнится, была ничего. Я вырубался – Лёха с ней пиздел, потом он отключался – просыпался я. Так и несли дежурство. Клёво было.

Почему-то мы с ней расстались и направились в Тёплый стан, где жила моя вторая тётка. (Первая, что на Дмитровке, нас даже на порог не пустила пьяных и заширенных. Там вообще строгое семейство: дядя Саша служил в генштабе, тётя Маруся работала в кремлёвской больнице). У второй  тоже недолго прожили. Она курящая была, тётя Тоня. Начала курить в войну, когда потеряла маленькую дочку. Утром видит у нашего с Лёхой дивана на стуле лежит пачка сигарет «Столичные». Ну, она хвать закурить, а там ампалухи. Конечно, прогнала со двора. Наркоманов приличные люди боятся. Мы не унывали. Ни хуя подобного. Цепанули по ходу двух тёлок, какое-то время жили в общаге где-то в центре. Давыд нашёл у них в аптечке очень левую «беду», ширнулся в пятку и его так закалбасило, что пару дней в себя придти не мог. Шатало и бросало братана в разные стороны. Я заебался с ним ходить. У меня глюк был: сижу на остановке и вижу ко мне приближаются американские копы (кругом, блядь, ёбаные небоскрёбы). Только хочу вступить с ними в бой, глядь – два наших мента. Короче, забрали. На углу Горького и Проезда художественного театра находилось знаменитое 50е отделение, которое попросту называли «полтинник». Менты меня отпиздили и велели дёргать из Москвы, как можно скорее. У Давыда в ментовке нашли шприц, но он закасил на трипак. Слава богу, ширево к тому времени уже кончилось.

А вот ещё однажды в КМ на Горького, недалеко от «маяковки», снял шкуру из Питера. Выебал её где-то в подворотне возле «пушки» встояка. Такая худая попалась тварь. Всё звала в гости и оставила телефон. Приезжаю, эта худая белобрыса бледная чухонская рожа, конечно, без башлей сидит. Пришлось мне пошустрить. Крутанул сначала одного шведа, а после голландку. Высокая такая дылда. Поила меня и эту питерскую сучку в кабаке  «Кавказский», где шеф-повар был Казбек Омарыч. Дальше не помню, врать не буду.

Ну, и всё. Что ещё можно сказать про ёбаную Тверскую? А, ну как мы с Тенью её всю облазили. У Толика две штуки на кармане, по тем временам большие деньги. Очень. Прошли все кабаки, начиная от Белорусского: Якорь, в гостинице Минск, в Центральной, София, Пекин, КМ, Лира, Националь.  Заканчивали в «Праге», на Арбате. Там такой швейц стоял в униформе, с большой бородой, прямо картинка. У нас  с собой «Камю» был. Тень как швейцара увидел, кричит: будешь коньяк, батя? То сразу: наливайте, мальцы. И раз, достаёт из тумбочки гранёный стакан. Ебанул полную стаканюгу залпом и усы свои швейцарские вытер. А мы с Тенью в говно нажрались в одном из залов. Кажется, это был Венский, где, по словам, халдея Толстой писал «Анну Каренину». В оконцовке чувствую, что не могу больше пить и вообще сейчас сдохну, кину кони, крякну, откинусь, склею ласты… и так далее. Как-то дошёл до телефона-автомат и позвонил Ирке. Она быстро примчалась на тачке и увезла меня оттуда.

Больше о Тверской и сказать нечего.