(из цикла
"к Поднебесной")
Надо было срочно что-то делать, есть то хочется. Китайцы говорят, что хорошее железо не отдают на гвозди, а хороший человек не идет в солдаты. Неожиданно мне предложили поработать в спецназе одной силовой структуры – физическая подготовка в ту пору была отличная, а романтика все еще играла в заднем месте. Нет, конечно, вначале я взъерепенился: «Как? В менты?! Да ну его нафиг!» На собеседование пошел чисто номинально, для очистки совести, мол, я ведь просто так не сижу, что-то делаю… Кабинет с зашторенными окнами, слепящая лампа, зловеще-таинственная обстановка.
- Скажи, а троих завалить сразу сможешь?
Я теряюсь: «Ну… В смысле – троих? Смотря каких… Всякое бывает… Я – нормальный, кое – что могу… Дерусь неплохо, стреляю… Спортсмен… А людей я не убивал, не доводилось…» Сказал, и осекся. «Куда пришел? – думаю, - Здесь же настоящие киллеры-альфовцы работают! А я – со свиным рылом да в калашный ряд!» Начальник подразделения смягчился: «Ну, ладно! Мои мальчики тебя всему научат!» И я повелся… «Тварь я дрожащая, или право имею?!»
В первый же день, в спортзале, меня ждало настоящее потрясение. Пришел, надел кимоно. Смотрю – все стоят, никакой защиты (ни масок, ничего). Говорят: «Щас биться будем!» Я охренел немножко, но виду не подаю. Разминаюсь, и думаю: «Ну вот тебе и проверочка на вшивость! Главное – первый раунд продержаться, а потом пусть «вырубают» - не стыдно, я же новенький. Всему можно научиться». Дали гонг. Я в глухую защиту ушел, нервы до предела обострились, дыхание противника кожей чувствую. А он нападать не спешит, да и стоечка какая-то кособокая, открытая, перемещается плохо… «Заманивает, гад! Играет, как кошка с мышью! Хер меня подловишь на такое» - думаю. Кружим, вяло все как-то, смотрю – инициативы от меня ждут. Ну что же, «погибать – так с музыкой!». Ударил – и попал. Хорошо так попал, вижу, что не притворяется. Я себе не поверил. Еще пару раз – а он как лапоть. Подсечку крутанул – ноги выше головы, лежит! Оборачиваюсь – разыгрывают, что ли? Нет, все серьезные стоят, «долго занимался?» спрашивают. Я просто охуел. А где же «убийцы-профессионалы», вашу мать?!!
Оказалось, отряд укомплектован бывшими военными, были еще люди из ВВ и ФСБ. Никаких «бойцов с большой буквы». Инструктор – нет, тот действительно мастер оказался. Хороший пацан. Я вначале с ним поспорил – все раздражало, шел в когорту асов военного искусства, а попал хрен пойми куда… «Что сильнее, киокушин, или шотокан, из области кто победит, ежик или кролик» Степа просто предложил поединок. Я выбил ему колено, он пробил мне в голову, а потом, когда я упал – добил. Потом мы подружились. Мы и сейчас периодически созваниваемся – хороших людей в ментовке работает мало, их вообще немного вокруг. Игоренко оказался одним из них. Еще с Доктором до сих пор общаюсь – он тоже «из бывших», сейчас – в администрации. А тот, кто проводил со мною собеседование, вообще зарекомендовал себя тормозом, его перевели на КПП – ворота открывать.
Народ подобрался разношерстный. Был физик-ядерщик, в прошлом – «борец-вольник», он позже уехал за границу. Потом пришел летчик, его звали Злым. Сашка действительно какой-то озлобленный по жизни ходил. В конце концов его посадили. Хачей с базара стал давит на бабки. У Андрюхи через три года «потекла крыша», он сказал, что не может держать в руках оружие, ушел к свидетелям Иеговы. Пытались его вразумить – почитай, мол, послание «К Римлянам», типа, «и благословляю меч твой…», но он нас не слушал. Был Юрка, которого убили по нелепой случайности – да и бывает ли вообще смерть «умная»? Память о нем – книжка «Римское право», которую Алеков дал почитать незадолго до того случая. Она и сейчас стоит на полочке – учились заочно в институте, который я закончил, а он – нет. В организации я проработал целых шесть лет. Вначале «шла масть», было интересно. Начальство меня ценило, это выражалось в денежном эквиваленте, светила квартира. Потом, в ходе очередного политического переворота, ко власти пришли другие люди. «Новая метла по-новому метет», руководство сместили, на места командиров сели тихие жопы. Жизнь круто изменилась. Зарплату задерживали месяцами, руководство ездило «в служебные командировки» в Японию, покупало на казенные деньги тачки, летало в отпуск за бугор. Официально цель существования нашей службы определялась так: «Охрана и защита жизни и здоровья сотрудников Управления и членов их семей, проведение спец. операций…» А в общем, и те, кто бедствовал, и те, кто жировал, нихрена не делали. Если бы у меня кто-нибудь догадался спросить: «Какую пользу ты принес людям в этот период?», я бы честно ответил – «никакую!»
О пользе: как-то я задержал мокрушника, один на один – здорового мужика, потом оказалось, что он еще и мастер по самбо. Мы с ним не боролись, и оружия у меня не было. Все это произошло почти случайно, и к работе отношения не имело. У знакомых случилось несчастье – погибла родственница. Я прикинул – не несчастный случай не похоже. Немного пофантазировал: «что было бы, если бы». Получалось, что если это – мокруха, человек должен появиться в одном месте, «светанется». Все было зыбко и маловероятно – так, интуиция, но я поехал на всякий случай. Столкнулись мы на пороге. Я понял, что это ОН сразу, как в глаза посмотрел. Только, вот, на голову ниже этого товарища представлял, неприятная ошибочка. Стали разговаривать. Я как бы случайно с полки в коридоре молоток взял – в руках верчу, играю, а в голове мысли: «Рыпнется – проломлю голову, рисковать не буду. Блин, а потом буду доказывать, что это необходимая оборона». На меня пару раз телеги приходили – типа, «стариков, женщин и детей избиваю», приходилось доказывать, что не верблюд. Но все закончилось хорошо – он поколебался, и не стал сопротивляться, пока группа не приехала, на кровати сидел.
Некоторые ребята магазины сторожили с голодухи, крышевали. Жизнь заставила. Я картины одно время рисовал. Втюхивал их буржуям по сто – двести баксов. Безбожно воровал темы у Кандинского и Малевича, они, наверное, в гробах переворачивались. Постеров тогда не было. Однажды продал работу, нарисованную моей кошкой. Акварель, эмульсия, картон. Маруська пришла с улицы – лапы грязные. Запрыгнула на стол, банку с грязной водой опрокинула прямо на лист, да еще прошла сверху. Повертел в руках – не исправить! Скомкал, и в камин бросил, на растопку. Через пару дней вытащил случайно, смотрю – интересная тема получилась! Немного копоти, сажи, прогладил утюгом, чуть кистью подправил… Триста баксов! Ушло, аж свистнуло! Еще отпечатывал голых девок на листах, предварительно вымазав их гуашью. Как-то, в общем, перебивался. Если что, в канадской гостинице и на бирже до сих пор несколько моих картин висят!
…В Управлении шли серые будни. «Тебе бы в УГРО, особо тяжкими заниматься! Такой нюх пропадает!» - сетовала бабушка-ментовка из оперативного отдела. Всего два раза я попадал в ситуации, когда риск был действительно велик – пули ложились рядом. Причем, в обоих случаях стреляли не бандиты-уголовники, а пьяные милиционеры. Об этом даже рапорта не писали – все равно ничем не закончится, а командир еще нервы вымотает.
К слову, о командире: уникальный кадр был, он и сейчас работает, занимает один из руководящих постов. Его дряблая фигура и жирное брюхо никак не вязались с хорошо набитыми кулаками. «Неужели он отжимается?» - спросил я как-то у сослуживцев, а те стали смеяться. Ребята его давно «вычислили»: когда Алексей Вадимович шел по коридору, он тер тыльные стороны ладоней о стену, специально. Коридоры в управлении были длинные. Еще он любил поговорить об офицерской чести и достоинстве. Сядет бывало, в кабинете, и заведет: «Господа, ремешки придется подтянуть! Пайковые опять задерживают. Не впервой, пробьемся - мы ведь с вами белая кость, государевы люди…»
Сталкиваюсь с Игоренко на лестнице.
- Чего такой довольный?
- Тридцать рублей долга отдали! Пойду, куплю хлебушка, полакомлюсь!
И ржем, как идиоты. Вот так и жили…
Наверное, Попневич считал, что «с людьми надо разговаривать на их языке». Иногда он вставлял в свою речь слова: «…заскочил домой, пизденку жене взлохматил…», или «…эти гребаные жиды…» Парни морщились: Попа был типичным семитом, и, по слухам, импотентом. Не наделенный ни острым умом, ни какими-либо выдающимися физическими данными, он сумел приспособиться в мути и круговерти государственных структур, даже получил полковника.
Знаете ли вы, как бухают менты? Менты бухают страшно. В первый раз я увидел все это одним прекрасным августовским вечером. Мне подогнали косяк – хорошая травка, никакой химии. Я вообще ацетон не уважаю. Выдул в одно рыло, а тут – звонок, срочно в РУВД надо ехать, с человеком встретиться. Что делать? Надел очки – хоть и вечер, а все не такое палево. Сели в кабинете. Смотрю, начальник розыска какой-то не такой. Стали говорить. А он – «на кочерге» конкретно. Достал бутылочку из шкафа, я – из портфеля (как чуял). Говорит: «Я уже грамм семьсот пятьдесят пропустил, еще пару стаканчиков, и домой – ночь на дворе, засиделся!»
- Будешь?
- Буду!
- Снимай очки!
Все прекрасно «порешали». Может быть, иначе и нельзя – при такой зарплате, и такой работе. Кто-то ссученный, кто-то честный, но пьют все.
А из нашей конторы я уволился в тысяча девятьсот девяносто восьмом. Невыносимо стало. Обмывали капитана, поздравляли, тост про «майора» толкнули. Я говорю: «Не, братцы, майором я уже не буду! Нервов моих не хватит!» И написал рапорт. Начальство какое-то время козлило, пытались подставить, но я припугнул, что подам в суд, и журналисты, мол, знакомые есть… Рапорт подписали, и его отправили в Москву. Пока документы ходили туда-сюда, я ушел на больничный, и три месяца работал в центре психологической помощи. Тренинги вел, за деньги, разумеется. С одной стороны общественно-полезный труд, с другой - помогает мозгами пораскинуть. О жизни, обо всем…