Всё-таки судьба закладывается в детстве. Мише Голованову не повезло именно тогда – суждено ему было родиться с этой фамилией. И всё бы ничего, много в столице таких головановых, но Миша на свет умудрился появиться с непропорционально увеличенными лобными долями.

Мальчик рос умненьким, здоровеньким, в школу пошёл, как и все с 6 лет, первые два года учился отлично, что не мудрено, потом тоже не был худшим, да только вот рос мальчик, мужал, а вместе с ним росла его чёртова голова. В 12 лет его озарила замечательная идея, стягивать её бинтами на ночь. Каждый вечер, закрываясь от матери в детской, он усердно перебинтовывал себя марлей. В 13 он понял, что это бесполезно, а дети росли… В классе начинали раздаваться приглушённые смешки, смешки становились громче, слова злее…

Что такое два перегона от Новослободской до Киевской в час пик, знает, наверное, каждый москвич, хоть раз оказавшийся в это время в метро. Потные тела, завёрнутые в дублёнки, перевязанные шарфами, тугие нервы, напряжённые до ощутимого звона, запах усталости, истерики и разного рода фобий. Среди этого студенистого месива ярким рыжим пятном разлеталась во все стороны мелкими искорками рыжая копна волос. Состав дёрнуло на очередной станции, волосы соскользнули со лба, как театральные портьеры, обнажая два ярко-зелёных блестящих глаза. Взгляд пробежался по головам набитых впритык пассажиров, брезгливо сужаясь от прикосновения к взмокшим залысинам и удивлённо расширяясь при виде причудливых стрижек московских модниц, потом вдруг неожиданно застыл на необычайно странном предмете. Тонкие пальчики резво оттеснили остатки рыжих ручейков за уши, давая свободу зелёным круглым глазам, что устремились вперёд к месиву у стекла с казённой надписью «Не  …слон….я».

Вжатый в самую резину амортизатора, придавленный десятком тел, безысходно ожидая следующей станции, стоял молодой мужчина и крепко сжимал в руках немодный чемоданчик. Меховой воротник чёрной шубки, одетой на юную прелестницу рядом, отчаянно щекотал ноздри. Молодой человек сдавленно чихнул, тела отстранились от потенциального источника гриппа, но тут же были возвращены на место стоявшими позади. Мужчина покривился. Ехать было весьма и весьма некомфортно. Его странного вида внешность привлекала к себе внимание. Взгляды уставшей и раздражённой публики были тяжёлыми. Чтобы выдержать их, не уронить, не дай бог, себе на ноги, приходилось вжимать голову в самые плечи, опровергая все законы анатомии. Это не помогало. Он опускал голову ниже, прятал её за воротником куртки, но облегчение не приходило. Миша привык к некоторому вниманию к своей персоне, но очень его не любил…

Двери открылись, чудного человека сначала вынесло потоком на платформу, потом ещё более бурным снова втеснило в вагон. Миша затравленно огляделся. Никто на него не смотрел, попытался было облегчённо вздохнуть, но набрать воздуха в лёгкие в такой давке оказалась сложнее, чем выдохнуть. Никто не смотрит, никто не видит, никто не глумиться про себя, а только почему же так противно, по-скипидарному жжёт затылок…

Голованов не сразу понял, откуда этот цепкий, вязкий взгляд… Зёлёные отчаянно круглые любопытные глазища в ореоле рыжих искр. Он втянул голову в куртку – не отступало, бессовестные лучики щекотали лоб, проникали прямо в мозг, просачивались под кость, увязали в желеистой массе и разбегались по всему телу. Поезд встал, диспетчеры не справлялись с потоком, вагон напряжённо замер, в ушах зазвенело, Голованова теснее прижали к стеклу, и всё пытался стряхнуть с себя этот бесстыдный, любопытный до неприличия, по сути невинный взгляд, так мучавший его… Потом затошнило от спёртого воздуха, в глаза сначала ударил прямой луч яркого света, а потом кто-то громким ударом разбил его на тысячи мелких светлячков, больно жалящих затылок…

В себя Миша пришёл уже на улице под мелкой пылью, которую принято называть снегом. Не стесняясь окруживших вход в метро бомжей, интеллигентного вида, большеголовый молодой человек схватил рассыпающуюся пудру снега и провёл им по лицу. Тошнило, к горлу подступал кислый комок.  Уже у самого подъезда стало совсем плохо, резко стянув шарф, Миша судорожно склонился у низкого заборчика, желудок сжался выбрасывая горькую жижу… Ещё одна судорога и Голованов тяжело осел рядом. Льдистый тротуар у дома оттягивал, а из дырки в подвал, привлечённый вознёй, выбежал котёнок. Он заинтересованно повертел ушами и стараясь не касаться мягкими лапами холодного жгучего льда побежал к человеку. Голованова мутило. Краем глаза он заметил движение, осторожно повернул голову, чтобы увидеть маленький рыжий свалявшийся комок тёплого меха с круглыми зелёными и  любопытными глазами…

В прихожей пробурлил звонок. Голованов отодвинув щеколду, открыл дверь.
- Мишенька, а ты уже дома? А я к Ларисе ходила, постриглась, а она чертовка уговорила ещё и покраситься. Правда мне рыжий идёт? Миша? Миш, ну не молчи… - женщина встревожено шагнула в прихожую, - Мишка, сынок, ты что такой бледный? Ты тоже видел, котёнка, которого собаки у нас  у подъезда порвали? Миша…