Аднажды фстретил я сваево старова приятеля и розговорились мы а том а сём.  Вечерело. А погоды стояли ахуенные. Лето, блять. Решиле мы на лавочке во дворе на Миллионной присесть и сильно не напиваться. У Вовы с карманами что-то было не в порядке и он значит мне в пиджак сгрузил сваю какую-то блять свайу санитарную книжку, бумажки какие-то, ключи и фсякую йебату Я был за пиво, а Вова водки взял. Но паскольку ему адному казалось скучна водку пить и много, то в результате мы нармально за разгавором эту водку прибиле. А запивали её пивом. Патом есчё ходили. И ясное дело нам абоссаццо захотелось. Двинулись мы в направлении дома маево приятеля, каторый жил вообще один в камуналке в начале Невского. По дороге остановились мы у одного двора и я говорю ему:
- Видишь, Вова, двор-то пожалуй подходящий чтобы абосаццо.
- Это прахадной двор. Тут ненада ссать. Надо ф следующий зайти.
- Нихуйя он не прахадной.
- Йобтвайумать, я тут вырос.
- Ну и хуле. Я нипомню штоли.
Тут нашу тихую беспесды беседу прерывают два мусорга ППС-ника, возникшие прямо как «двое из ларца». – Песдец, думайу, сейчас начнётся мозгойобка, документы или что. Мы накушалесь-то уже нихуйово.
- Вы чево, парни, поссать штоли? – спрашивает один ласково.
Хуясе. Вапрос.
- Панимете, - начинайу песдеть я, - мы паспореле с другом: праходной это двор или нет. И я говорю, что нет, а он видите ли спорит.
- Хуяссе, я родился тут, -паддерживает меня Вова и стремиццо уже ретироваццо медленно задом, покачиваясь при этом и дёргая миня за рукав.
Защитние абщественного парядка как-то мягко и па доброму заулыбалесь и говорят:
- Кароче, ссыте быстрей, мы вас прикроем.
А в палнейшем ахуе поворачиваюсь в неглубокую нишу под аркой и молча ссу за мусорный бак в кучу какого-то тряпья. За мной и приятель мой тоже рассупониватццо и начинает звенящей струёй лить из себя свои пол ведра лишней жидкости. Ссали мы очень долго. И боковым зрением я видел тех двух мусоров, каторые реально закрывале нас, стоя в арке. Они быле в накидках и мне вся картина напомнила сказочку Андерсена Свенопас, где фрэйлены закрывале принцесу со свенопасом йубкаме, пока свенопас её там пердолел патихаму.
Выходим, пращаемся с мусораме, как с радныме, они нам чють не честь отдайут и мы уходим.
- Что это сиводня, за день такой, -говорю я, - я бы знал паспорел с кем-нибудь, что мусора меня будут польтаме свими закрывать в падворотне, когда я буду ссать.
- День сурка, - хмыкает мой приятель без связи, кивая.
- Аха. День мусоркА.
Дойдя до ево двора мы, качась, препираемсо. Я гаварю, что пора и честь знать, а он мне, что мол зайдём, ещё па рюмке накатем. Я фсё таке атгавариваюсь и выхожу на Невский.
На Невском весьма пустынно. Машин нету. Барясь с креном, я двинулся к дому, намереваясь гуляя, преодолеть весь Невский. Близко же, хуле, километров 5 фсево. Это потом я узнал, что какая-то блядь, ценная Индира Ганди приезжала в тот день. Аттаво и Невский перекрыли. И мусаров было везде немерено. А я был без каких-либо дакументов в тот вечер. И паписдовал. Ф первом же переходе меня остановили. В качестве документов я предъявил Вовкину санкнижку, каторую нашарел в кармане. Другого-то всё равно ничево не было.
- А вы значит барменом работаете? – слышу.
- Ну, вот. Да. – сказал я разводя рукаме.
- С работы идёте? - слышу.
- Ну так блять что не видно чтоле? – гаварю.
- Ну да, понимаем, -говорят, - может до дому Вас подкинуть?
Я представил себе как они сейчас меня атвозят в лучшем случае к назад к Вовкиному дому, ибо адрес был в санкнижке указан.
- Нет уж, -говорю, -благодарю васс, я лучше самм.
И удаляюс. Но суть-то не в том. Меня таким макаром астановили в тот вечер на Невском ещё ровно 7 раз с приблизительно теми же вапросаме и предложенияме. И семь же раз благополучно атпустиле. А патом Невский кончился. И я домой пришол.
Только утром я понял, что Вовке без ключей в сваю камуналку было попасть наверное  проблематично и стал ему названивать, чтобы ключи вернуть.
Чем была абусловлена мусорская доброта той летней ночью мне до сих пор невдомёк. Восемь же разных людей сматрели на фотографию в санкнижке и не видели, что там софсем и не я. Или я кагда напьюсь становлюсь бландином или поставые думале, что я от долгого пьянства в баре паседел.