Слесарь 4-го разряда Сидорчук был эстет. Дело даже не в том, что он мыл руки до и после еды, а вытирать задницу предпочитал только свежей газетой. Эстетсво перло из всех его щелей. У него, единственного в бригаде был личный раздвижной пластмассовый стаканчик из которого он пил водку в перерыв. За это в бригаде его не любили.
С другой стороны, бригада всегда знала, что сразу после звонка, в кустах за углом цеха их будет ждать аккуратно накрытый газетой «Труд» деревянный ящик с разложенной закуской. Остальные бригады им завидовали, потому что в перерыв они пили водку где придется, стоя в тех же кустах и с завистью поглядывая на бригаду Сидорчука, чинно сидевшую за импровизированным столиком.
Приходя домой Сидорчук плескался под душем и садился обедать. Первым делом он придирчиво осматривал трелку борща и поправлял ложку так, чтобы она лежала параллельно линиям на клеенке. Густо приправив борщ перцем, он двумя пальцами брался за рюмку водки и, отставив мизинец, залпом ее выпивал. Глядя строго перед собой, ел борщ и садился в кресло перед телевизором.
По телевизору он любил смотреть сериалы из великосветской жизни. Он пропускал перепитиии сюжета. Его больше занимало, как люди в телевизоре ходят, едят, как они спят. Высмотрев в одном из сериалов привычку главного героя поддергивать манжеты наружу, в воскресные дни Сидорчук выводил свое семейство на прогулку в парк и, чинно прогуливаясь по алее, дергал рукава рубашки.
Присаживаясь на скамейку в том же парке, он всегда закидывал ногу за ногу и слегка наклонял корпус вперед, потому что так делал другой герой из сериала. Он даже пытался есть ножом и вилкой, но поскольку сцены еды в сериалах показывали редко, у него это плохо получалось.
Между двумя сериалами Сидорчук расспрашивал своего сына о делах в школе. Раз в неделю, по четвергам, он смотрел в его дневник и увидив там цыфру «2» брал сына за руку и вел в туалет. Там он его профилактически порол ремнем, висевшем на специально прибитом для этого гвоздике.
Жена не могла нарадоваться на Сидорчука, таким спокойным и рассудительным он был. Разговаривая с соседками, она не забывала упомянуть, как ее муж любит аккуратность и порядок во всем. «Если, мол, клеенка криво на столе лежит - может и от обеда отказаться, а если в подпитии, то и по морде съездить. Но зато в доме все его руками сделано, ни одна дверца не скрипит, краны не текут, холодильник всегда исправен. А что выпивает по субботам – так это все выпивают, зато в воскресенье в парк всей семьей ходим».
Шло время. Заканчивался СССР. Из продажи исчезла водка, все кто мог перешли на самогон. Самогон Сидорчук пить брезговал – это было неэстетично, поэтому довольствовался наблюдением за тем как пьет его бригада. Через некоторое время исчез и самогон поэтому бригада грустно закусывала мутный технический спирт в некогда любимых ими кустах.
Времена перестройки были, несомненно, самыми счастливыми для Сидорчука. Сериалы стали крутить по всем каналам. Денег было мало, но Сидорчук достал-таки второй маленький телевизор и умудрялся смотреть по два сериала одновременно. Звук двух телевизоров ему не мешал. Ему неважно было, что говорят герои. Он только наблюдал за ними.
Потом его завод продали. Новый хозяин запретил употреблять на работе и вся бригада у станков громко ругала матом правительство, хозяина и изредка коммунистов. Услышав матерное слово, Сидорчук брезгливо морщился. Это было неэстетично.
Прошло еще несколько лет. Старого хозяина посадили, новые хозяева обитали в Москве, всем заправлял старый директор из местных. Ему было все равно, пьют ли его работяги или нет, поэтому бригадные посиделки возобновились. Да и платить вроде стали неплохо.
Сидорчук купил новый цветной телевизор и был счастлив. Фильмов стали показывать много, и Сидорчук приобрел еще пару полезных привычек. В одном из фильмов он увидел, как герой готовится встречать свою возлюбленную. Как тот наполнял ванну, высыпал туда лепестки роз, взбивал пену, зажигал маленькие свечи вокруг ванной, после чего брал томик стихов и ожидал свою возлюбленную.
В ближайшее воскресенье, отправив жену с сыном к теще, Сидорчук закрыл входную дверь и тщательно повернул ключ дважды. Включив газовую колонку, он набрал в ванную горячей воды. Засохший букетик роз стоял в вазе еще со дня рождения жены, а свечи пришлось брать длинные и выставлять их вокруг ванны в обычных граненых стаканах.
Вылив полбутылочки шампуня жены в ванну Сидорчук взбил пену. Подойдя к книжным полкам сына – снял один из томиков «Школьной литературы» с Пушкиным на обложке. Зайдя в ванну тщательно закрыл дверь на защелку и, оглянувшись, стянул с себя семейные трусы. После этого он погрузился в воду.
Два часа спустя соседи увидели льющуюся с потолка воду. Вызвали сантехников и милицию взломали дверь и обнаружили в ванной рыдающего Сидорчука. Мокрый открытый томик Пушкина он держал в одной руке, а второй пытался вытирать слезы...
Нет, он рыдал не оттого, что его задело письмо Татьяны из «Евгения Онегина», и не судьба Германа из «Пиковой дамы» вызвала его слезы.
Мокрый Сидорчук лежал в остывшей воде и рыдал, не оттого, что был эстетом, а оттого, что читать нихуя не умел...
p.s. Данный крео написан по просьбе Осетра.