Кто не в теме, а хочет в ней аказаца четает первую часть тут - http://udaff.com/authors/hreni/51241.html
Для тех кому западло читать многа буков излагаю краткое садержание предыдущей серии: Я встретил знакомаво по прозвищу Свин и мы с ним паехали к Кастяну с цэлью накурица.

ЧАСТЬ 2

Мы тусовались на кухне. Я разгадывал крассворт, Кастян варил пильмени, а Свин уныло курил в патолок.

- Первая буква эстонскаво алфавита, тринацать букв? - спросил я.
- Пашол в песду!
- Че то не патходит... - я задумчево пачесал за ухом.
- Бля, ну где этот урод? - Свин докурил сигарету и выкинул бычок в фортачку.

Пачти сразу жэ в дверь пазвонили.

- Здарова, Сашка.
- Здарова, байцы.

САШКА

Аликсандер всекда атличался от нас умом и саобразительностью. До дивятова класса он дастойно учился, делал дамашние задания, хадил в кружок по шашкам и пабеждал ва всероссийских алимпиадах. Но патом пазнакомился с выпевкой, сигаретами, пазнал прелести сэкса и сделал правельный выбор. В инстетуте Сашка раскрылся полнастью, хатя и учился только на питерки. Он бухал как слон, ебал все движэца, а тех, каторые не двигались, он напаивал воткой и все равно ебал.

Александир первым придумал пить в душе. Смысл в том, што у нас запивка пастаянно заканчивалась раньшэ, чем вотка. Денек, ясен хуй, хватало тока на спички и тетради в клетачку. Мы не знали уже што и делать, но Сашка нашол выхад. Я жэ гаварил, он был самым умным из нас. Решение аказалось простым и изящным. Мы бухале в душевой. Кагда наставала очиредь запивать, то чилавек орал - "врубите запивку", - и атвецтвенный дежурный вырубал гарячую воду и включал халодную. Таким образом мы убивали двух зайцэв и бухале и чистыми аставались.

В опщежытии мы жили с ним в адной комнате. Кроме нас, там прожывали еще два алигофрена. Кагда наступало время атходить ко сну, нужно было падарваца к двери и выключить свет. Так как делать это было очинь западло, то существовал парядок, сагласно каторому мы делали это поочереди. В дни дежурства Александра все праисходило следующим образом:

- Санек, иди свет выключай, спать пора!
молчание...
- Саня, давай песдуй свет вырубать
малчание...
- Слы, сука, заебал ужэ выебываца, твая очиреть севодня.
- Да мне похуй я и при свете спать могу, вам надо, вы и выключайте.
- Ты че ахуел, гандон? Иди и выруби!
- Пашли нахуй, мне и так заебись.
- Ну не мудак ли!!!

В итоге после часа ругани тот кого первово заебывало, вставал и выключал свет.



- Вотки взял? - делавито спросил Кастян.
- А то!

И тут я понял, што они все - сектанты. И щас могут запросто встать на колени и петь хвалебные малитвы во славу валшэбным шышкам. А можэт еще и жэртвы начнут приносить. К маей радости этова не праизошло.

- Свин, у тибя новый адеколон штоле? - даставая вотку, паинтересовался Александер.
- Схуяли?
- А нет, это просто тваи носки не ваняют.
- Суки, да вы сгаворились штоле?
- Канчайте базар, пашли въебем уже, - из кухни паказался Кастян.

Мы выпили по стопарику. Кастян достал откуда то сбоку каробочку и выложыл на стол нескалько штакетов. "Вот они, радимые" - Свин ласково пагладил их руками. Мы некатарое время молча сматрели на адиноко лежащие беламорины, внезапно Кастян встал и закричал: "Панеслась песда по шпалам!!!" Сашка схватил касяк и, раскурив ево, пиредал мне. Я сделал глубокую тяжку и дал Свину, прилажыца. Он - Кастяну, Кастян - Сашке, Сашка - мне, я - Свину, Свин - Кастяну, Кастян - Сашке...........

В галаве стало типло, а в ногах похалодало. Кровь запульсировала в висках, мысли стали роица в маем мазгу как трудалюбивые пчолки, а пальцы нервно забегали по столу.

- Это называеца - адыкватно правиденные выхадные, - тщатильно выгаваривая каждую букву, сказал Сашка и внематильно пасматрел мне в глаз.
- Можыт еще по водачке? - придложил Свин, и не дажыдаясь атвета, разлил.

Мы выпили... памолчали. Кастян тихо снял с плиты пильмени и паставил на стол. В апсолютной тишыне, нарушаемой мерным патрескиванием шышек, была убита следующая штакетина. Пильмени СамСамыч приказали долго жыть. Они праваливались в бездонные глубины жэлутков, не успевая праизнести паследнее жэлание. Кагда к всиопщему сажалению пильмешки закончились, Свин внематильно пасматрел на миня, тихо прашэптал - "Ты норкоман штоле, сцука?" - и засмеялся. Сваим смехом он заразил астальных. Кастян бился в истерике на табуретке, изредко выгаваривая - "норкорман, ахуеть, наркоман - ну этож пиздец". Сашка паложыл голаву на стол, а ево тело сотрясали приступы хохата. Я упал на пол и заливисто смиялся, потом останавливался, выдавливал из сибя штото типа - "ну норкоман, а ково ебет?". Чем вызывал истерику у акружающих.

Еще некатарое время мы паржали над словом "пильмень" и всякой падобнай хуетой. Вопщем вели сибя как апкуренные долдоны и ниебет.

Пасмеявшысь для вернасти еще полчасика над словом утюг, мы резко ваткнули, замолчали и начали думать думки. Свин медленно варочал сваими красными глазищами, раздувал ноздри и сильно пател. Патом он закрыл глаза и вальяжно аткинулся на спинку стула. В то время, пока ево тело сильно ваняло на пракуренной загажэнной кухне хрущовских трущоб, ево душа металась в таких далеких местах, аткуда не вазвращаюца. Оттуда вернулся только Гагарин и то, только патаму, што он был натренированным савецким роботом убийцей, и только патому, што на Земле он задолжал кучу денек адному варонежскому варотиле падпольнова бизнеса.

Кастян свернулся в затейливо - патешной позе эмбриона. Гармонично пакачиваясь на табуретке, он бился носом о коленки. Кастяновская думка была очинь мудрой, очинь глубокай и очинь жэстокай, патому што, изретка нарушая цыкличность сваих движэний, он астанавливался, акидывал всех сваим беспесды очинь мутным взором и праизносил штото типа - "вот жэж суки!" или "ща опиздюлишься".
Сашка плотно уперся сваим взглядом в водачную этикетку. Он гипнатизировал ее с такой настойчевостью и усердием, катораму бы пазавидовали учасснеки телезверинца "Дом2", ужэ втарой год, делающие вид, што они нормальные люди, а не генэтически выращенные во въетнамских лабароториях овощи - мутанты, предназначенные для легализацыи азиацких прастетуток во главе с Сапчак по всему миру. В сваей думке Сашка стал тайным развеччиком - радистом, работающим на кубинцкие спецслужбы, патому што он периадически реско аглядывался назад и внемательно сматрел - не праисходит ли чево. Видемо он палил агентов перехваччиков, ведущих за ним усиленную слежку.

Миня жэ в сваю очиредь сильно нахлобучела глабальная праблема нехватки иллюзорности в мире. Я саставлял планы и схемы, насыщенные умными формулами, сагласно каторым можно распределить иллюзорнасть между каждым атдельно взятым индивидумом, причом в некатарых случаях придеца жэртвовать сваими принцыпами и паступать несправедливо. Ктото палучит меньшэ, ктото большэ. Патому што, если гаварить напрямую и без выебонов, то иллюзорнасти на всех не хватит, так как всех многа, а иллюзорнасти чрезвычайно мало. И дажэ Владимер Путен в маих расчотах палучал иллюзорнасти с кузькин хуй, ибо никово ниебет, што он главный. У миня главный - у ково хуй длиннее, то есть я и Клинтан.

Но все напалеонавские планы по решынию глабальных вапросов мираздания внезапно памеркли на фоне тово што у миня пропал язык. Резко так, хуяк и все. Нету ево на месте. Хоть бошку расшыби, но языка нету и пиздец. Панический ужас пасетил миня. То есть, язык то, наверное, был на месте, тока я хуй ево чувствовал. Дажэ руку засовывал и пытался там ево нашарить, тока не все так элиментарно аказалось. Я решыл, што нужно праизнести вслух какую-нибуть фразу, дабы праверить, не вернулся ли язык. Думаете все так просто? Нихуя. Надо жэ сначала предумать што сказать. Вот с этим возникли риальные напряги. Как безумно быстрая киборг - машына я начал перибирать в галаве всевазможные сачетания слов, пытаясь вычленить из бесканечнова ряда полной акалесицы, хоть штото асмысленное. Какие только деманические варианты не придумывал тогда мой моск. Среди них были примерно такие фразы: "Ежыки мечут икру, всем пиздец!", "Аябадабудудубаду" и дажэ "Ай бля, это жэ стул!". Но я справился с этим беспесды нелехким заданием и придумал таки фразу - "мне нужен воздух".

Самое западло заключалось в том, што к маменту, кагда я нашол падходящий вариант - "мне нужэн воздух", я савершенно забыл зачем мне неабходимо ее сказать. На прапавшый язык мне ужэ там временем стало паложыть. Я падошол к Сашке, заглянул в ево норкоманские нахуй убитые глазья, сверлившые насквозь бутылку вотки и очень тихо, чеканя каждый звук, праизнес:

- Са-нек-мне-ну-жэн-воз-дух....мне-ну-жэн-воз-дух....ты-да-жэ-не-прец-тав-ля-еш-как-мне-ну-жэн-воз-дух...
- А нахуй тибе? - Сашка, атвлекся от бутылки и кубинцкой разветки.
- Я-не-ма-гу-ти-бе-это-ва-сей-час-ска-зать....но-это-о-чинь-важ-но...

Сашка внемательно пасмотрел на миня, пакачал галовой и, приложыв палец к губам, встал и ушол в комнату. Спустя некаторое время он вернулся, держа в руках политиленовый пакетик. Потом, он зачерпнул пакетиком воздух, так, што тот надулся и завязал ево за краешек.

- Держы чувак и не ссы, - он пиредал пакетик мне.
- Што-это?
- Как што? Воздух. Дажэ в пакетике.
- А-на-хуй?
- Ты жэ сам просил.
- Што-про-сил?
- Воздух.
- это-не-тот-воз-дух-это-злой-воз-дух. Мне-на-до-вый-ти-на-у-ли-цу. Там-доб-рый-воз-дух.

Беспомащно взглянув на нахадящихся в трансе таварищей, Сашка понял, што от них в данный мамент помащи не жди и сказал - "Ладно, пашли на улицу."

Улица атрезаляла вечерней прахладой и свежестью. Мы пастаяли в свете фанаря, буравя взглядами керпичную стену дома, и выкурили по сигарете.

(прадолжэние следует...)

(с)ХренЪ