Когда-то я был пиздюком, и все свободное время - а его было много - шарился в компании ровесников по территории небольшого военного гарнизона в поисках, чем бы развлечь глаза и башни.

Однажды мы нашли порванный резиновый мяч. Сама собой сгенерилась шутка, которую никто никогда ни до нас, ни после не придумывал. Мы туда засунули пол-кирпича. Целый не влезал, мяч был маленький.

Класть его просто так, на дороге, мы не стали. Подошли к вопросу системно - двинулись к солдатской казарме.

Время было вечернее. У солдат - как раз ужин. У столовой и у казармы выход один. Крыльцо - бетонная тумба, три широкие ступеньки, плац шириной метров 10, справа от плаца - курилка с квадратными военными кустами по периметру. Прямо перед плацем - спуск чутка вниз, и там всякая спортивная шлаебень - турники, снаряды, козел, опилки, груша из мешковины, справа - футбольное поле с воротами из маскировочной сетки, слева - волейбольная площадка. Дальше вокруг всего этого забор, за ним чужая территория. А именно - поле.

Лето, но не жарко. Над полем - небо ахуительной красоты, дело к закату.

В нашей части кормили солдат хорошо, вкусно. Боец, поужинав, неспешно идёт на воздух. И что он видит, открыв дверь на улицу и выйдя на площадку? Плац, всю эту спортивную хуету, поле - простор, необыкновенный закат. Солдату сытно и охуительно, и ещё он сейчас закурит.

Мы волновались, но зря. Схема исключала ошибку. Нету человека, которой бы смог сдержать соблазн уебать кирзовым сапогом по сраному резиновому мячу, припаркованному на углу крыльца порезом вниз, с целью захуячить его далеко в небесную ширь.

Наша задача, как мы её себе представляли, была достаточно сложна и опасна. А именно, как только первая жертва дьявольского обмана пизданёт по мячу и закружится в ломаном танце, вернуть разлетевшиеся в стороны мяч и кирпич в исходное положение. Даже думали тянуть жребий, кому первому лезть на амбразуру.

Спасти 8-12и летнего опездола от подраненного советского воина могли только быстрые молодые ноги, животный страх и фора в пару десятков метров. Мы уже получали пизды от личного состава, и не по разу, это был не первый наш фокус. Мы-то знали, что игра с открытым пламенем по соотношению удовольствия к риску - для слабых духом, нам не надо было рассказывать, что адреналин можно добывать голыми руками в спартанских условиях. Мы добывали с упорством, как будто от этого зависела жизнь, как древние добывали огонь и корм или как стахановцы добывали ударные количества ископаемых, зачастую с крупными бонусами в виде крепких пиздюлей.

Должен сказать, что часть была маленькая, солдат было чуть более полутора десятков, мы знали их всех по именам, и дружили с ними как с равными, и пиздили вместе яблоки и черешню на вражеской территории, играли в футбол, ходили с ними в клуб смотреть кино, они катали нас казенной технике, мы познавали тонкие лингвистические конструкции много раньше среднестатистических сверстников... Мы могли вынести что-то для них тайком из дома уже с вероятностью получения пиздюлей от собственных родителей. Это была хорошая, добрая дружба, о какой иногда снимают сентиментальные фильмы. Но это лирика.

Проза была следующей. Первый вышедший солдат без промедления ёбнул по мячу с такой дурью, что будь он обычный резиновый, мы бы его никогда не нашли. А так - кирпич пролетел метра полтора, мяч чуть дальше. Боец запрыгал на целой ноге, обложив нас знакомыми уже  метафорами, живые родственники по материнской линии привычно заикали, мертвые закрутились. И тут произошло неожиданное.

На секунду затаившись, боец, зависнув на одной ноге, оглянулся на дверь казармы, на лице его заиграла мимика мультипликационного кота, замышляющего лютую подлость, и вдруг замельтешил, как чесоточный инвалид во время пожара. Доскакав сначала до мяча, потом до кирпича, он собственноручно собрал всё это в кучу и воздвиг адский снаряд на ударной позиции, затем, довольный, что уложился, выжидательно затих в зрительной зоне.

Дальше рассказывать особо нечего. Было их то ли 16, то ли 17, и выходили они по одному. Они действовали как по предварительному тайному сговору, каждый последующий копировал действия предыдущего выступившего. Даже самый последний воин не успел насторожиться, увидев мяч на переднем плане и пару десятков внимательных ёбел вокруг; ему было обиднее всего.

Они обошлись без нашей помощи. Белый силикатный кирпич тоже не подвёл - нихуя с ним не сделалось даже после стольких ударов сильными ногами в тяжелой обуви. А мы, обосратые пиздюки, навсегда запомнили, что такое взаимовыручка и чувство локтя.