Жизнь - это то, что случается с нами пока мы строим планы на будущее.
ЛА МАНС Томас
Мандале: Ученость – еще не гарантия невежества. Полуправда хуже лжи. Бритва Оккама отказывает именно в таких случаях. Она создает иллюзию того, что все объяснимо.
Дорога пыльной лентой уходила вперед, растворяясь в надвигающихся сумерках. Мы с свернули с трассы чтобы, как сказал Лелик срезать путь. Но как известно короткий путь часто оказывается самым долгим. Раскаленный до красна солнечный шар почти полностью скрылся за горизонтом, окрасив часть небосвода красным. Лелик уже не матерился, молча и сосредоточенно смотрел на изрытую колдобинами дорогу. Я понял – мы заблудились. Я вдруг представил нас с Леликом героями фильма про Великую Отечественную Войну (наверное, из-за этой дороги, которая была как после бомбежки).
Лелик вел машину. Я сидел рядом и заканчивал очередную бутылку пива. Лелик никогда не пил за рулем.
Последний раз в этом году мы хотели увидеть море. Это была моя идея, но я не очень нервничал по поводу того, что из-за наших навигационных способностей (вернее из-за полного их отсутствия) все наши планы летели в пизду. «Все что ни происходит, все к лучшему» – для меня это не просто пиздешь. Столько раз в своей жизни я убеждался в справедливости этих слов, что ставить их под сомнение было бы с моей стороны просто глупо. К тому же выпитое пиво не позволяло мне мыслить связно, что было вобщем-то не плохо и в данном случае даже удобно. Флюиды напряжения и агрессивности, посылаемые Леликом, отражались от моего непослушного сознания не оставляя на нем заметных следов и растворялись в эфире. Я открыл окно.
Вдруг на обочине дороги из пыли и последних лучей заходящего солнца материализовалась фигура молодого человека. Фигура махнула рукой. Я отчетливо почувствовал, что нам не следует останавливаться, но так как никаких реальных логических оснований, на которых могло бы быть основано это предчувствие, я не нашел, то постарался не придавать ему значения. Нам нужно было узнать дорогу. Когда машина остановилась возле молодого человека, которому на вид можно было дать лет двадцать пять, я высунулся в открытое окно.
Молодой человек был заметно пьян.
Оказалось, что, свернув налево через несколько минут мы выедем на трассу недалеко от того места, где свернули пару часов назад. Желая сократить время нашего путешествия, мы сделали нихуевый крюк.
– Матацикл блять паламался у нас, дабросьте да паселка, пацаны, – заплетающимся языком обратился ко мне молодой человек, обдав меня перегаром. Я заметил, что пацан как-то уж очень нервничает и возбужден. «С чего бы это?» – пронеслось у меня в голове.
Его маленькие злые глазки, в которых было что-то крысиное беспокойно бегали ни на чем не останавливаясь дольше секунды.
– У вас? А сколько вас? – перегнулся через руль Лелик.
– Двое еще, ребята. Щас, щас, бля падайдут, – суетливо затрещал молодой человек. Он сделал приглашающий жест рукой в сторону лесопосадки, из которой показались еще двое. – Знаете ж как. Люди, думаем, побоятся останавливаться. Вечер уже нахуй, а дарога безлюдная. Оно канешна всякое бывает, ¬– начал объяснять он.
– А мотоцикл где? – неожиданно для самого себя спросил я. Мой вопрос поставил молодого человека в затруднение. Он начал что-то мычать, потом махнул рукой в неопределенном направлении. Хуй его знает толи в пасадку, толи на дорогу вперед. Неприятное предчувствие возникшее у меня несколько минут назад вернулось ко мне с утроенной силой.
– Да ну нахуй! Поехали! – повернулся я к Лелику. Но Лелик тоже видимо почувствовав недоброе, уже и так ударил по газам.
***
Мы проехали пару километров, когда я чуть не влетел в одну из ебучих ям, которых на этой бляцкой дороге было дохуя. Я слишком поздно ее заметил. Притормозил. Вдруг мой товарищ (буду называть его Абзац) толкнул меня:
– Слышишь? – спрашивает. Я прислушался. Непонятный какой-то такой бля звук.
– Животное штоли какое? – я пожал плечами.
Ну да и хуй бы думаю с ним. Нервинчаю блять. Вначале с дороги сбились, а тут еще эти уебаны на дороге. Хуйня какая-то. А теперь еще Абзац… отвлекает нахуй. Лучше бы, думаю, на дорогу смотрел. Я сдал назад, чтобы объехать ебучую яму.
– Нихуя ни животное, – Абзац высунулся чуть ли не на половину в окно. – Слышишь, вроде стонет кто-то?
– Ни еби мозги, – говорю, когда слышу действительно звук, очень напоминающий человеческий стон. Прислушался: вроде как ребенок плачет. Говорю Абзацу: – птицы так могут кричать. Есть птица такая, когда кричит, то на человека очень похоже. Выпь что ли. Абзац плечами пожал. Потом опять стон этот. Абзац орет:
– Да какая нахуй выпь?! Человек это, блять!
Я притормозил. Звук прекратился. Последний раз действительно очень уж на человека было похоже. Мы переглянулись. Что делать хуй его знает? Абзац говорит: – Посмотреть бы надо. Хуй его проссышь, вдруг умирает кто?
– А машину как? – говорю. – Вдруг те в эту сторону пешком пошли, тогда минут через двадцать здесь будут.
– Да кажется рядом где-то, – отвечает, – сам схожу, а ты сиди меня здесь жди.
Сижу жду. Вдруг блять слышу крик. На этот раз кричит уже Абзац:
– Леня! Леня!
Голос взволнованный такой. Во блять, думаю, на море съездили. Из машины выскочил, даже монтировку не захватил. Очки только успел снять. Хуй его думаю знает, может теперь он там умирает. В посадку забегаю. На улице вроде еще не совсем темно, но тут среди деревьев уже как-то хуево все видно. Тем более с моим блять зрением. Смотрю стоит Абзац возле дерева. Вроде живой здоровый.
– Четы орешь, как уебан?! – спрашиваю. Перепугал меня сука своими криками. Когда смотрю: у него возле ног девка какая-то лежит. Куртка спортивная на ней разорвана, по ногам из под юбки кровь течет. Меня увидела задергалась. Испугалась наверно.
Уже потом в машине Абзац, сказал, что ей на вид лет четырнадцать пятнадцать. Я ее плохо тогда разглядел. Она вся грязная в крови, слюни изо рта текут, темно еще к тому же, бля.
– Не кричи! – Абзац говорит. Голос дрожит, – Ты ее напугал. Она умрет сейчас.
– Ну так хули ты стоишь, давай ее в машину нести.
Абзац медленно так на меня посмотрел и тычет пальцем девчонке на живот, который она руками зажимает:
– Я,– говорит, – боюсь к ней и дотрагиваться, она в руках развалится, отвечай потом.
Я нагнулся… Бляяааа, лучше бы я не нагибался. Я даже без очков разглядел – такой у нее порез охуенный на животе, а из него аж кишки вываливаются. Так мне хуево тогда стало, что я даже с непривычки блеванул. Никогда я еще не видел, чтобы у живого человека из живота кишки вываливались. Труп с разрезанным животом видел один раз, но тоже приятного мало. Говорю Абзацу: – Все правильно, нужно рану ей перевязать, так нести нельзя. Хоть бля как-нибудь там перевязать, чтобы все кишки с нее по дороге не вытрусить.
Но перевязать ее оказалось не так-то легко. Она отбивается с силой удивительной для человека в таком состоянии блять. Всю рожу Абзацу расцарапала. Из глаза у него кровь течет. Ужас бля. Я растерялся конечно. Абзац мне кричит: – руки ей держи! На ней Абзац футболку разорвал, но для перевязки она не сгодилась, потому что в грязи вся была. Кое-как вдвоем перевязали мы ей живот абзацевой майкой. Кое-как дотащил ее Абзац до машины потом. После нашей перевязки она уже почти не дергалась. Девка вся в грязи и в крови, мы с Абзацем в грязи и в крови, машина тоже разумеется. Фильм ужасов какой-то. На заднее сидение девчонку положили. Абзац сзади с ней сел. Куда ехать хуй его знает? Не знаем ни где больница ближайшая находится, ни где мы вообще находимся. Еду на трассу, потом до первого поста милиции. А хули еще делать? Абзац сзади сидит причитает: все, типа, нормально, все хорошо, держись бля! Больше конечно себя утешает, девчонка его один хуй не слышит. Вдруг как заорет: – Лелик, она не двигается нах! Наверно умерла! От неожиданности я чуть в кювет не въехал.
***
Я все не мог поверить, в то, что вся эта хуйня на самом деле происходит со мной. Ужас происходящего застывал где-то внутри меня в холодный комок и лежал в душе как что-то постороннее. – Все будет хорошо, держись, бля, – повторял я, и слышал свой голос как бы со стороны, будто бы он принадлежал кому-то другому. Вдруг осознаю, что девочка не двигается, и стонать совсем перестала. – Все, – думаю, – умерла. Потом мне Лелик рассказал, что подумал я это вслух, да еще так громко, что он чуть не перевернул машину к ебеням.
Я нащупал сердце: оно билось слабо, но ровно, и когда нагнулся к самому лицу, то ощутил слабое дыхание. Девочка была в глубоком обмороке, но мне показалось, что она крепко спала. И тут же я почувствовал, что она не умрет, сегодня во всяком случае. Это трудно объяснить – знал и все тут.
Я осторожно погладил ее по грязной щеке и поцеловал вначале в закрытые глаза, потом в искусанные распухшие губы. Почувствовал вкус крови у себя во рту.
***
Все к лучшему, блять! Теперь вот менты протоколы… и хуй знает когда все это закончится. Говорил дураку: нужно было на речку ехать.
– Если бы мы не решили сократить дорогу, она бы точно умерла. Попробуй посмотреть на все это с этой точки зрения, – вдруг говорит Абзац. (Тоже мне сермяжный философ нашелся епт.) – Мы сильно мало знаем о жизни, чтобы судить о том, что хорошо, а что плохо.
***
Как сказал один лама своему ученику: жизнь на самом деле идеальна, включая твое ею недовольство и твои попытки ее изменить.