Вторая колючим гребнем дерет вороные патлы.

У нее разбитные бедра и худенькие лопатки.

Она просыпается в полдень, к полуночи чистит зубы,

Потому что могут быть гости - вампиры, маги, суккубы.



Она постигла науку мотать избранникам нервы.

Она и правда не помнит - кто у нее был первым.

Но о том, как горчит в разлуке мужская верность,

Она узнает мгновенно - по вкусу спермы.



Ее давно ничего не мучит и не морочит.

Она никому не дает, но часто берет, что хочет.

И ей наплевать, чем рознится день от ночи,

Потому что дух ее прочен и взгляд порочен.



Но порой она пишет и ничего не слышит.

Она пашет, неровно дышит и жаром пышет.

И когда, наконец, прольется нездешней влагой,

Я тихонько целую ее слезу на бумаге.



...Я  теперь посещаю редко ее владенья,

Потому что туда не попасть за большие деньги,

Потому что старею и страшно лишиться крова,

Потому что во мне осталось так мало крови.



А еще я боюсь застукать мою Вторую

За каким-нибудь делом помимо строчек и поцелуев -

За шитьем, вязаньем... А может, за годы эти

У моей Второй в подоле заблудились дети.



Лучше ей умереть, ибо хуже тоски и смерти

Эта сытая жизнь, словно взятка в тугом конверте,

Эти глухонемые дни без любви и веры.

Лучше ей умереть, чем стать не Второй, а Первой...